Шофер. Назад в СССР. Том 3 - Артём Март
— А. И этого ты не знаешь? — Улыбнулся недобро Кулым. — Ну, что ж. Может оно и хорошо.
— Умер, что ли? — Не отступал я. — Умер в больнице Матвей Серый?
Никто мне не ответил. Да и что было отвечать? Умер видать… А чему удивляться? Рана у Матвея была тяжелая, времени до нормальной помощи прошло много. Всякое могло случиться. Да только верить этим людям прямо так, на слово. Умно ли? Не знаю… Нужно у кого-то выяснить про дальнейшую Серовскую судьбу.
Кулым причмокнул губами, полез грубой, жесткокожей своей рукою под стол. Достал статуэтку.
— На. Мне пятидесяти рублей не жалко.
— Так и знал, что она стоит дороже двадцати, — кисло проговорил Титок за моей спиной.
Бандиты тотчас же наградили его неприятственными взглядами, и Титок снова затих.
— Вот так просто отдашь? — Недоверчиво спросил я.
— Цену свою ты за нее уже нам отдал, — Кулым искривил губы в некрасивой улыбке.
— М-да… — Внезапно начал лупоглазый старик, — а ты ж не умеешь ни хрена играть в карты-то.
— Не умею, — признался я, забирая статуэтку.
— Ох, я б тебя ободрал как липку, — зло проговорил Комар.
— Может, и ободрал бы, — ответил ему Кулым. — Потому как шулер с тебя что надо. Да только Землицыну смелости не занимать. А вот тебе бы, Комар, не помешало смелости поднабраться. Легко ты под мясуховских прогнулся, когда Матвей тебя припер.
— Да ладно. Ну чего ты, Кулым? — Скуксился Комар.
Передав статуэтку перепуганному все еще Титку, я сказал:
— Раз уж нету между нами никаких недопониманий, пойдем мы.
Никто из бандитов не возразил и не подтвердил. Кулым и Лупатый просто молча смотрели на нас. Комар мешал колоду, делая вид, что нас вообще не существует.
— Пойдемте, — сказал я остальным, и мы пошли вон из хаты.
Во дворе тут же встретились с толстым и его желтомордым дружком. Они вошли во двор, громко грюкнув калиткой. А вот Шурупа с ними уже не было.
— Куда тащите? — Спросил басом Толстый, глядя на статуэтку в руках Титка.
Титок побледнел и открыл рот. Даже его брат, которому удавалось держаться молодцом до этого времени, ссутулился, втянул голову в плечи.
— Кулым отдал, — выступил я вперед.
Толстый зло посмотрел на меня, пожевал губами, потом сплюнул в сторону.
— Ну чего ты, Макар? — Вмешался тут желтомордый, — без Кулымого согласия они б с хаты с видом бы не вышли. Им разрешили барахло это вынесть.
— Разрешили, — холодно подтвердил я.
Толстый промолчал. Желтомордый подкурил очередную папиросу.
— Пора нам, — сказал я и пошел вперед.
Толстый хмыкнул и отступил. Все вместе протопали мы между бандитами на выход. Когда сели в машину, Титок утер лоб.
— Фух, — он прижал статуэтку к себе, как родное дите, — думал я, что мы с этой хаты уже и не выберемся. Страшные они, как черти.
Захар же, Титковский брат, хоть раньше был немногословен, теперь поглядывал на меня как-то странно. Бросал с водительского сидения настороженные взгляды. Видать, после того, как услышал про Матвея Серого и то, что я его убил, стал подозрительным.
— Поехали домой, — глядя на то, как дрожат мои пальцы, проговорил я, — устал я что-то.
Москвич развернулся, и Захар погнал его в обратную сторону, к сенному мосту, чтобы ехать не через весь город, а скорее выйти на трассу до Красной.
В салоне царило, между нами, молчание. Слышно было только как гудит мотор, да хрустят под колесами дорожные камешки.
— А что он такого говорил про Серого-то? — Спросил вдруг Титок с заднего сидения. Слышал я, что ты его ловил вместе с Квадратько. Но вот про смерть егошнюю…
— Про смерть егошнюю, — подхватил я, — я тоже ничего не слышал. Сам сейчас узнал.
— А как же так вышло-то?
— Был у Серого пистолет, — начал я, не видя смысла как-то скрывать все это, — боролись мы с ним, ну и прострелил он себе ногу. Когда милиция подъехала, он уже кровью истекал. Видать, не довезли.
— Так ты его не застрелил? — Я услышал, как Титок нервно пошевелился за моей спиною.
— Нет. Не застрелил.
На этом снова замолчали.
Этот Кулым упомянул каких-то мясуховских. Именно с ними Серые оказались связаны. Возможно, связаны как-то через зампреда Щеглова.
Мясуховские… Слышал я о таких еще с прошлой своей жизни. Старая группировка, которая рассвет свой получила в девяностых годах. А мясуховские они, потому что с мясухи, с местного мясокомбината, значит. В банде той, насколько я знаю, состояли люди живущие в районе комбината. Были в ней преимущественно бывшие рабочие, чьи дома находились вблизи производства.
В девяностые годы, когда комбинат совсем развалили, с него в банду хлынуло немало народу. Молодежь преимущественно. Именно тогда мясуха и стала одной из самых многочисленных банд Армавира. И одной из самых жестоких, если не сказать отмороженных.
Сумерки сменились прохладным летним вечером. Давно уже стемнело, и я наблюдал за тем, как прозрачно-желтые пятна москвичевских фар трясутся перед нами на дороге. Настроение было каким-то мерзковатым. Неприятно чесалась кожа на руке, под повязкой. Я почесал. Поморщился от сопровождающей это движение боли.
Сенной мост черной громадой виднелся впереди. Над ним светилась дорога. Туда-сюда бегали по ней машины.
Привычным делом поехали мы по односторонней дороге, что пролегала между мостовыми опорами. Внезапно увидели, как по обочинам, из-за опор повыскакивали какие-то ребята.
Быстро-быстро выкатили они на проезжую часть большую тракторную шину, перегородили дорогу.
Захар дал по тормозам. Стал сигналить. Увидели мы, как со всех сторон стягиваются к нам человек десять ребят. Были это дети не старше лет семнадцати.
— Захар! Ты чего остановился-то⁈ — Крикнул с заднего сидения Титок.
— Дак там энто… — Он замялся, — детишки. Дорогу перегородили… Или чего мне? По детишкам ехать?
— От зараза!
Я быстро осмотрелся. На свет от дорожных фонарей, что падал под мост с соседней дороги, вышел Шуруп. Топал он в сопровождении двоих парней. Были они, видать, тут старшие.
— Открывай машину, падла! — Подойдя к моей пассажирской двери крикунл Шуруп, — ты думал, я тебя так оставлю? Ты думал, не узнаю я, что вы с Красной? Вон тот хер жирный, — кивнул он
