Ведьмина ночь - Екатерина Лесина
Лет пять с виду, может, чуть больше.
— Лета, — сказала она, вытирая ладошкой слезы. В руке девочка держала палочку от мороженого. — Шарик улетел… а я потерялась.
— Чудесно… то есть, плохо, но мы все поправим. Ты приехала или тут живешь?
Если из местных, то адрес скажет, и все.
— Приехала… мы с мамой пошли. А потом… потом… шарик! Улетел!
Я присела и взяла девочку за руки.
— Тише. Мы обязательно найдем твою маму. Ты же знаешь, как её зовут?
Кивок.
— И свою фамилию?
Еще один кивок.
— Вот и отлично. Мы сейчас найдем кого-нибудь…
Должна же в городе полиция быть.
—…Мира, — всплыло в голове имя. — И попросим его найти твою маму. Хорошо?
Я оглянулась и почти сразу выцепила в толпе рыжую макушку. А вот интересно, они когда форму меняют, то масть остается? Если так, то… рыжие волки — это забавно.
— Привет, — парень сразу подошел к нам, будто только того и ждал. — Помочь?
— Помочь, — согласилась я, подталкивая малышку поближе. — Маму потеряли… точнее потерялись.
Он наклонился.
А Лета спешно спряталась за моими юбками, явно не желая знакомиться ближе.
— Эй, я не страшный, — сказал парень. — Сейчас…
Он достал телефон.
— Мне нужно твое фото, — пояснил он. Но девочка только головой замотала.
— Что не так?
— Он не человек! — громким шепотом сказала она, чуть высунувшись из-за юбок. — Он волк!
— Рысь вообще-то, — парень, кажется, ничуть не обиделся.
— Ты мальчик.
— И что?
— Рысь — это девочка, — пояснила Лета.
— А я — рысь-мальчик.
— Так не бывает!
— Хочешь, кисточки покажу?
— Какие?
— На ушах!
Лета высунулась чуть больше.
— У рысей ведь кисточки. А у волков нет. Если у меня кисточки, то я кто?
Девочка задумалась. А потом дозволила:
— Покажи.
Он улыбнулся еще шире, и во рту блеснули клыки. Рысь? В самом деле? Нет, волки… хотя, что я о метаморфах знаю, кроме того, что на луну они не воют и через пни не прыгают.
Парень тряхнул головой и уши его вытянулись, да и лицо чуть поплыло, изменилось. А ведь частичная трансформация — это признак немалой силы.
— Потрогать хочешь? — из-за клыков его речь стала слегка невнятною.
— Хочу!
— Тогда меняемся? Твое фото взамен на погладить?
— Соглашайся, — шепнула я. — Расскажешь потом, что рыся гладила.
А что, если мальчик, то как его назвать. И Лета мечтательно прищурилась.
— Вадька не поверит…
Фото он сделал и отправил кому-то. А потом наклонился, подставляя уши. И тоже зажмурился, когда девочка их погладила…
— А знаешь, — сказал он, глядя на нее желтыми кошачьими глазами, — что на самом деле оборотни не дают себя трогать людям. Неприятно это… а если приятно, значит, это суженая.
— Какая?
— Такая, — он протянул руки, и Лета разом позабывши страхи, пошла к нему. А парень, подхватив её, посадил на плечо. — Суженая — значит та, которая богами определена. Пойдешь за меня замуж?
— Я еще маленькая?
— Так и я не большой. Вот как раз дождусь, пока подрастешь…
Она засмеялась. И опять потрогала уши.
— Я ж не невеста…
— Как сказать? Невестиной дорогой шла, значит невеста… — он держал осторожно и кажется был вполне серьезен. А мне кивнул. — Вы идите. Я за ней пригляжу… и поверьте, хорошо пригляжу.
Только и смогла, что кивнуть.
А он усмехнулся так и добавил:
— Не соврали братья, что невест тут искать надо…
Безумие.
Но… глядя на этих двоих, я вдруг поверила, что так оно и будет. Суженая. И будет он ждать, пока она вырастет. И дождется. И… и кажется, еще немного я сама поверю, что не все так просто с этим фестивалем.
И обычаями.
Ну да ладно.
До конечной точки я добралась. Последней. Свята уже ждала на площади, к которой мы снова вышли, выходит, обежав город по кругу. Может, не весь, но глядя на измятых растрепанных невест, я с трудом сдержала улыбку.
Надеюсь, подарки будут в достаточно мере ценными, чтобы оно того стоило.
— Я рад, — на сцене вновь появился князь, на сей раз с корзиной роз. — Приветствовать тех, кто прошел испытание… к сожалению мы вынуждены будем вычеркнуть имена тех, кто не дошел до конца. Таков обычай. Но мы будем рады видеть вас гостями. И каждая выбывшая участница получит утешительный приз. А теперь прошу на сцену тех, кто…
Дальше я почти и не слушала.
Разве что отметила, что первой поднялась уже знакомая девица, из тех, кого я в магазине встретила. И получила бархатную коробочку, а с ней — розу. Следующих я не знала, да и особо интересно не было.
— Идем домой, что ли? — предложила я.
И Свята кивнула.
Глава 27
Книга дразнилась. Я раскрывала листы, уверенная, что если и существует способ снять проклятье, то он там, в этой вот книге прячется. Или хотя бы подсказка. Или что-то…
Но со страницы на страницу кочевал один и тот же рецепт.
Зелья от сердечной немочи.
И судя по витиеватому изложению, писан он был лет двести тому. И главное, поди-ка пойми, что именно имелось в виду, то ли тоска сердечная, то ли реальные проблемы с сердцем.
— Ладно, — мрачно произнесла я. — Понятно. Готовлю… что там. Две меры любистока…
Травы имелись. И главное, в лаборатории я-то прибралась, насколько это возможно, но соваться туда все еще было страшновато. Чужое место. И я для него тоже чужая.
И мало ли.
Но сняла ступку.
Банки с травами.
Любисток, он больше для душевных хворей. Как и озерница болотная, которая входит в состав почти всех отворотных средств. Правда, тут уж больно любопытное сочетание… черный перец? Почему бы и нет. Тоже трава, если подумать.
Соль.
Роса утренняя.
Ага, стоило собрать все вместе, как появился следующий кусок текста. Сам заговор. И значит, угадала, не от физической болезни зелье. Но и не отворотное. Скорее уж можно использовать как антидот к приворотному, что, чуется, в нынешних обстоятельствах весьма актуально.
Я взялась за серебряную ложку.
Посолонь.
И трижды прочитать, вкладывая силу. На самом деле слова не так важны, как нам говорили, дело скорее в том, что они помогают силу направить да и конкретизировать действие. Но я читаю, стараясь не сбиться. И зелье меняет цвет.
Синее.
И темное, что вода озерная. А потом прозрачное, как та же вода. Но сила в ней есть, звенит. И теперь во флаконы разлить да запечатать. Ага… хранить не больше трех месяцев.
Спасибо.
Похраню. Мне не сложно. Кстати, надо будет разобраться с теми флаконами, что уже стоят на полке. Чувствуется, большинство из них в мусор пойдет, как бы не все. Надписи есть хорошо, если на каждой пятой, да и то не факт, что правильные. Я же пока не в состоянии оценить, что внутри.
Жаль.
Наина ведь их готовила. Бережно. И для кого-то, наверняка. А теперь вот…
Я поставила три флакона с готовым зельем. Полюбовалась и-таки подписала. Листок. Сунула его под склянки и подошла к книге.
— Дальше что? — поинтересовалась я. А книга зашелестела страницами, раскрываясь на середине. И с картинки на меня глянула рысь.
Или глянул рысь?
По морде и не скажешь. Рысей я видела в зоопарке и, говоря по правде, особого впечатления они не произвели. Ну, по сравнению с теми же львами и тиграми.
Рыси на их фоне казались мелковатыми.
И ленивыми.
Этакие кошки-переростки, но вот сейчас именно в этой, рисованной рыси, было что-то на редкость неправильное.
И пугающее.
Испугаться я не успела, поскольку почувствовала, что кто-то стоит у калитки. У той самой, от которой начиналась тропа к кабинету.
Причем был он дому знаком и, если не одобряем, то всяко считался своим. Наверное, и войти бы смог, но вежливость проявляя, стоял себе.
Ждал.
— Если так, — я поправила флаконы на полке. — Пусть заходит.
И спустилась сама.
Подумала, что надо бы в порядок себя привести. И форму надеть, которую я с собой притащила и даже повесила в шкаф. Но почему-то в Упыревке форма казалась излишнею, что ли.
Да и удобнее в джинсах.
— Доброго дня, — посетитель дождался, пока я открою ему дверь. И поклонился даже. — Госпожа ведьма.
И вежливо произнес, уважительно, без тени насмешки.
— Доброго вечера, — ответила я, разглядывая… да вот рыся, похоже, и разглядывая. Правда, нынешний был постарше тех, что на площади. И если понимаю, то изрядно старше.
Нет, седина еще не тронула рыжих его волос, но сама рыжина уже утратила яркость, сделавшись приглушенной. Черты лица грубоваты, но в этом что-то да есть.
— Мы не были представлены. Мирослав.
— Яна, — сказала я. — Ласточкина. А вы… по поводу девочки?
— И по поводу нее тоже, — он улыбнулся широко-широко. Что сказать, всегда завидовала людям с настолько белыми зубами. Ну и нелюдям в том