Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов

– Этим уже занимаются наши коллеги, – сообщил Феликс Эдмундович.

– Хм… – насторожился я. – Не сочтите за наглость, но у меня вопрос, как у начальника ИНО – почему мне об этом неизвестно?

– Да потому что эти товарищи и меня-то ставят в известность лишь по приказанию Владимира Ильича. А чтобы они поставили в известность вас, так это нонсенс. Вы поняли, что я говорю о Коминтерне?

Я кивнул. Еще бы не понять. Коминтерн, в какой-то мере, и государство в государстве, и надгосударственное устройство.

– Вы догадываетесь, что у Коминтерна имеется собственная разведка?

А я не просто догадывался, я знал. Официальной разведки у Коминтерна нет, но ее функции исполняют три отдела: специальный, отдел международных связей и военно-конспиративная комиссия Исполкома. А еще при Коминтерне есть секретные военно-политические курсы, на которых слушатели изучают основы конспирации, шифровальное дело, радиосвязь, общую военную подготовку и иностранные языки. Другой вопрос – а известно ли об этом Дзержинскому? Коминтерн представляет собой внушительную силу, способную поспорить даже с ВЧК, а делиться собственными секретами не желает даже со членами ЦК РКП (б), коим является мой начальник. Да что там – даже в мое время основные документы Коминтерна, касающиеся его разведдеятельности, до сих пор засекречены.

Но если я сейчас раскрою собственное «послезнание», почерпнутое в книгах, то Феликс Эдмундович решит, что меня просветила Наталья, а это не так. Поэтому, я ответил осторожно и обтекаемо:

– Сложно не догадаться. Как проводить в массы идею мировой революции, не изучив эти самые массы и все прочее?

– Кстати, вы тут жаловались на Троцкого и Зиновьева… – начал товарищ Феликс, а я позволил себе его перебить:

– Ну, не то, чтобы жаловался, а констатировал факты. Не очень понятно, за что они на меня взъелись?

– Так все просто. Товарищ Зиновьев считает, что вы с неуважением относитесь к Коминтерну.

– С неуважением? – возмутился я. – Да у меня невеста, почти что жена, сотрудница Коминтерна. Как же это, с неуважением?!

– Так вы еще не оформили отношения с Натальей Андреевной? – заинтересовался Дзержинский.

Ну вот, и этот туда же. И супруга Артузова интересуется, и даже супруга Ленина и сам Владимир Ильич. А теперь еще и Председатель ВЧК. Сговорились, что ли?

– Так я во Франции под чужими документами живу, как оформлять?

Феликс Эдмундович посмотрел на меня с осуждением.

– Владимир Иванович, я редко вмешиваюсь в личную жизнь сотрудников, но на этот раз сделаю исключение. Я знаю, что Наталья Андреевна очень вас любит, а жить с женщиной, не оформив брак, неприлично. Вам следует заключить брак во Франции, а по возвращении в Москву просто переоформите документы.

Ну ничего себе! Феликс Эдмундович стал моралистом? Или, он и был им?

– Слушаюсь, Феликс Эдмундович, – кивнул я, а потом поинтересовался. – Как вы считаете, стоит ли во Франции взять фамилию Комаровский? Отец Натальи очень на этом настаивает.

– Если настаивает, то и берите, – тряхнул товарищ Дзержинский мушкетерской бородкой. – Род Комаровских – старинный и уважаемый польский род, а вам лишняя фамилия и документы вполне могут пригодится.

Чтобы не «запшекать», я лишь кивнул. Что ж, теперь придется стать Вовкой Комаровским. Нет, графом Комаровским, пся крев! Ладно, с графьями потом разберемся. Мне сейчас другое интересно услышать.

– Феликс Эдмундович, вы начали объяснять, отчего меня невзлюбил Коминтерн?

– По мнению товарища Зиновьева, когда вас назначили – пусть даже это и формальность – главой Польчека, вы должны были явиться к нему, или к Бухарину, получить инструкции, но вы этого не сделали.

– А почему я должен был куда-то являться? – удивился я. – Зиновьев не мой начальник, а вы мне такого приказа не отдавали. Если бы приказ исходил от Председателя ВЧК – явился бы по первому требованию товарища Зиновьева.

– Зиновьев считает, что все коммунисты, особенно руководители, задействованные вне территории Советской России, автоматически переходят в его подчинение, – с толикой назидательности в голосе сказал начальник. – И это даже не требуется оговаривать специально, или отдавать кому-то приказы. Коль скоро вы большевик, то получив руководящую должность, просто обязаны явиться в Коминтерн и доложить о своем назначении. Товарищ Зиновьев, кстати, собирался докладывать о вашем поведении на Политбюро, но там решили оставить дело без рассмотрения и не включили в повестку дня. Как я полагаю, Владимир Ильич не посчитал это важным, да и к вам он питает добрые чувства. Григорий Евсеевич не стал настаивать, но обиду затаил. Тем более, что у него еще есть к вам претензии за своего заместителя, товарища Бухарина.

Будь передо мной кто другой, а не товарищ Дзержинский, которого я очень уважаю, сказал бы, где я видел и Зиновьева, и Коминтерн. Но пришлось быть вежливым:

– Так я мысли товарища Зиновьева пока улавливать не научился. В принципе, он мог бы сам позвонить, или поручить кому-то, пригласить меня к себе.

– А вы бы явились по его требованию? – полюбопытствовал Председатель ВЧК.

– Сначала бы доложил вам, или товарищу Ксенофонтову, а там по ситуации. Если начальник дает «добро», то явился, а нет – извините, – покачал я головой. – Я с уважением отношусь к Коминтерну, но это не повод нарушать дисциплину и субординацию.

– Вот здесь, Владимир Иванович, нарушения дисциплины нет. Вы в первую очередь коммунист, а уже во вторую – чекист. Если бы вы пришли к товарищу Зиновьеву без моего ведома, вам это никто не поставил бы в вину. Хотя, – улыбнулся товарищ Феликс, – вы все правильно сделали. Все-таки, у нас с Коммунистическим интернационалом немного разные задачи. У нас – охранительные функции, а они экспортируют революцию. А уж если мы занимаемся охраной нашего государства, вернемся к делам насущным. Как вы считаете, кто может стать лидером белой эмиграции?

– Безусловно, формальным лидером остается Врангель. Но Врангель не сторонник силовых действий. Терроризм не его метод. Как я полагаю, реальным лидером, у которого будут и деньги, и активные боевики станет Кутепов. Есть еще Барбович, но он не пользуется таким