Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
– Неладно, говорю. Немцы какие-то ненастоящие. Видели, хари у них ровно рязанские, особливо у солдат. Да и молчат все, как каменные, хоть бы словечко. Водки, что ли, потребовали – молчат, однако.
– Поговори мне! Не до немцев сейчас, придумывать надо, что в штабе сказать, а то все на правеж попадем за таковое.
* * *Когда Петенька велел ординарцу Шувалова доложить генералу о своем прибытии, тот с недовольным видом (его оторвали от завтрака) нырнул в шатер, но тут же вылетел оттуда, как ошпаренный. Почтительно поклонившись, он пригласил майора войти, а сам поставил у входа двоих гренадер со строгим приказом никого не впускать, пока не прикажет сам командующий.
– Докладывай! – нетерпеливо приказал граф, едва Петенька появился.
– Ваше сиятельство, мне стало известно, что прусские патрули действуют на дорогах восточных, поэтому я почел необходимым с надлежащим отрядом проверить сие. Имела место стычка с конным разъездом, в ходе которого были убиты трое прусских драгунов. У одного из них, командира отряда, наверное, была обнаружена фельдъегерская сумка, каковую я представляю на ваше благоусмотрение.
И Петенька подал сумку, которую граф жадно схватил. Торопливо, но внимательно осмотрел и недоуменно поднял брови, когда увидел целую печать на замке.
– Так ты не смотрел, какие там письма?
– Никак нет, ваше сиятельство. Я уже убедился, что знакомиться с такой почтой себе дороже. Не обязательно читать изменные письма, которые до тебя касательства не имеют. – Петенька позволил себе легонько усмехнуться. – Маленьким людям не след входить в рассуждение великих дел.
– Это верно, – усмехнулся Шувалов, раскрывая сумку, из которой выпал целый ворох пакетов.
Граф начал взламывать печати одну за другой, и по мере того, как он читал письма, лицо его становилось все мрачнее и мрачнее, пока не почернело вовсе. Пару писем он в сердцах даже скомкал и бросил на пол, но потом аккуратно поднял и расправил. Угрюмо посмотрел на майора и произнес:
– Ты был совершенно прав. Если бы ты позволил себе влезть в эти письма, пришлось бы тебя попросту повесить. То, что в них написано, и кто писал, тебе знать нельзя. – Он внезапно оживился: – А как ты полагаешь, эти фельдъегеря знают, что они возят?
– Уверен, что нет, – твердо ответил Петенька. – Они считают, что так все и должно быть. Получают письма у графа Бестужева, якобы вице-президента Конференции, и отвозят генералам русским и австрийским. Их даже не удивляют поручения передать письма офицерам голштинским, которые вполне могут находиться у пруссаков.
– Воистину, простота хуже воровства, – кивнул Шувалов. – Но вообще как интересно получается. То тати ночные очень вовремя появятся, то пруссаки вдруг возникают. И все вовремя. Кстати, сыскал ты их? Раз нет, так и не надо, не нужны они нам. Потом разъезд прусский в нужное время в нужное место попадает. Интересные совпадения.
– Никак нет, ваше сиятельство, – честно ответил Петенька. – Бывают вещи гораздо более удивительные.
Шувалов задумался глубоко, а потом вперил в майора тяжелый свинцовый взгляд и произнес:
– Не было никаких пруссаков. И никаких писем не было. Так своим людям и скажи. Если хоть словечко на сторону – повешу немедля, причем тебя первым, а того, кто проболтается, вторым.
– Так точно, ваше сиятельство.
– Ладно, сейчас ступай. Не серчай на суровость мою, страшные времена наступают, жестокие времена. Измена так высоко угнездилась, что и подумать страшно. И помни, что в моих силах наказать прежестоко, но в моих же силах и вознести превысоко. По чести за такие письма тебе бы кавалерию пожаловать, но чином не вышел. Ордена только генералам дают, однако же у тебя все впереди. Кстати, фельдъегерь все равно под суд пойдет, только не попадись ему на глаза, я постараюсь это устроить, но и ты берегись. Отправлю его за караулом обратно в Петербург незамедлительно, пусть разбираются, а ты неделю в лагере не показывайся.
* * *На следующий день Шувалов снова созвал генералов, только теперь он никакой консилии устраивать не собирался. Когда генералы и бригадиры собрались в его шатре, он, не откладывая дела в долгий ящик, объявил:
– Поскольку ордеров от Конференции мы не имеем, фельдъегерь утратил пакеты по небрежению, за что и будет наказан, я, как главноначальствующий над войсками российскими, принимаю решение самолично. Прусская армия ослаблена больше нашей, перед нами сейчас не более корпуса стоит. Если мы будем действовать решительно, мы этот корпус сможем уничтожить, и тогда столица прусская будет перед нами. К этому нас вынуждают и изменные действия австрийцев. Наша армия скоро будет испытывать недостаток провианта и огневого припаса. И то и другое имеется в Берлине, до которого рукой подать.
Глава 11
Король был совершенно доволен. Еще совсем недавно он был близок к отчаянию, но судьба переменчива, и сейчас его положение хоть и не блестящее, но все-таки позволяет с некоторым оптимизмом смотреть в будущее. Все-таки русские варвары совершенно не умеют пользоваться плодами собственных побед. Если бы только после Кунерсдорфа они бросили свою кавалерию в погоню, от прусской армии вообще ничего бы не осталось. Хотя и так половина этой сволочи разбежалась – чего еще ждать от всяких там саксонцев, гессенцев или вестфальцев? Но все-таки спустя пару дней королю удалось собрать кое-какие ошметки армии, тысяч пять или шесть, не три, как он сгоряча решил было… Но главное – промедление противника позволило принцу Генриху форсированным маршем прийти на помощь королю, и теперь в распоряжении Фридриха снова имелась армия, пусть не такая сильная, как месяц назад.
Когда шпионы донесли королю, что после некоторой заминки русская армия двинулась на Берлин, он даже обрадовался. Ведь русские сами шли в подготовленную западню – на Зееловских высотах армия короля подготовила прочные позиции, и Фридрих был совершенно уверен, что русские разобьют себе лоб, пытаясь взять их штурмом. Недаром же он приказал вывезти из Берлина почти все пушки и установить их на батареях. Конечно, столица осталась почти беззащитна, но совершенно невозможно предположить, что Шувалов вдруг свернет с прямой дороги и попытается обойти прусские укрепления. Русским генералам не постичь высокого искусства тонких маневров, которое позволяет одними только маршами выиграть всю кампанию. Русские признают только грубую силу, превращая дуэль умов в примитивную драку. Короля даже передернуло, когда он вспомнил, как пришлось спасаться бегством из-под Кунерсдорфа, если бы только не Притвиц, вообще неизвестно, чем бы это все кончилось. Разве это благородно – разгромить королевскую армию артиллерией? Он все подготовил, обманул противника, атаковал слабый фланг – и на тебе, шуваловские единороги. Форменное варварство!
Но ведь не каждый раз им будет сопутствовать удача! Поэтому, когда вечером примчался Ганс (он тоже сумел спастись во время последнего сражения) с сообщением, что пикеты заметили приближение русской армии, король искренне обрадовался. Русские сами пришли в западню, ему не придется гоняться за ними по всему Бранденбургу. Однако ж на всякий случай, ибо береженого бог бережет, Фридрих приказал своему брату принцу Генриху незамедлительно отбыть в Берлин, дабы приготовить столицу ко всяческим возможностям.
Поэтому наутро он не поднялся, нет, буквально вылетел из постели, наскоро перекусил и тут же приказал собрать генералов. Военный совет? Пусть австрийцы этим занимаются, потому он их и бьет регулярно.
Фридрих оглядел собравшихся и лишь с трудом удержал вздох. Слишком многих он потерял за последнее время, особенно тяжелой была потеря верного Зейдлица. Кто теперь будет командовать кавалерией? И все этот проклятый Шувалов, эти его новые пушки, будь они неладны. Как их там называли? Einhörner, кажется. Вспомнить страшно, какие ужасные потери наносили их залпы прусским гренадерам.
– Итак, господа генералы, сегодня армия получит диспозицию оборонительную. Слишком велико неравенство сил, у нас под ружьем имеется не более тридцати тысяч, тогда как наши разведчики определили силы противника не менее чем в сто тысяч. Однако нас это не должно смущать, сила нашей позиции сведет к нулю превосходство русских.
– Но, может, разумнее было бы все-таки отойти? – осторожно спросил Шенкендорф, баюкавший перевязанную руку.
– Генерал, вспомните, как вы разбили себе лоб о Малый Шпиц совсем недавно, – грубо бросил Фридрих, решивший не сдерживаться. – Наши позиции много сильнее, к тому же мы получаем дополнительное преимущество. Господа генералы, вы обратили внимание, что погода портится? Если пойдет дождь, наступающие полки неизбежно увязнут в грязи, попадут под огонь нашей артиллерии и будут уничтожены. Нет, господа, сегодня нас ждет славная победа!
– Но ведь русские могут и не атаковать нас, – неуверенно заметил генерал Шметтау.
