Александр Лысёв - «Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Адмирал Макаров перенес свой флаг с израненного «Цесаревича» на броненосец «Ретвизан». Туда же перебрались и чины его штаба. Вскоре единственный уцелевший на четыре головных броненосца Рожественского паровой катер с «Орла» доставил на «Ретвизан» и самого Зиновия Петровича. Рожественский был тяжело ранен в голову и спину, но находился в сознании. Более того, даже пытался с носилок руководить собственным перемещением на «Ретвизан». А когда громко обматерил неловко тряхнувшего носилки матроса уже на палубе «Ретвизана», всем стало ясно – бравый адмирал жить будет еще долго.
Вместо лазарета Рожественский приказал нести себя в адмиральский салон. Пока приходили сообщения с каждого броненосца о полученных повреждениях и состоянии кораблей, там спешно собиралось импровизированное совещание во главе с Макаровым. Утомленного, перебинтованного Зиновия Петровича под руководством судового врача уложили на широкий диван, со всех сторон подоткнув кожаными подушками. Несмотря на возражения, он настоял на своем участии в выработке дальнейшего плана действий.
Общий итог сражения в Желтом море радовал. Было потоплено по крайней мере три японских корабля, из них два – броненосцы. «Микаса» как минимум потерял боеспособность и надолго выведен из строя. Остальному японскому флоту навряд ли нанесен меньший ущерб, чем вышедшим из сражения русским кораблям. По сути, главные силы противника на море оказались разгромлены. Адмиралу Того (если он вообще остался в живых) больше нечего противопоставить нашему Тихоокеанскому флоту. А это автоматически означает разгром морских коммуникаций, по которым снабжается японская армия на материке, и скорое окончание войны. Победное для России окончание…
На русских броненосцах справились с пожарами, и теперь полным ходом шла приборка после жестокого боя. Разбирали завалы, заделывали пробоины, исправляли на скорую руку подлежащие починке орудия, узлы и механизмы. Подошли вызванные по беспроволочному телеграфу госпитальные суда «Орел» и «Кострома». На них передали тяжелораненых. Готовились отдать последние почести погибшим.
Над морем уже начало темнеть, когда на «Ретвизан» к адмиралу Макарову окончательно стеклись все основные сведения. Результаты дневного боя на девяти русских броненосцах – несколько сотен убитых и около полутысячи раненых. Все корабли сохранили процентов семьдесят-восемьдесят своей боеспособности. Наиболее крупные подводные пробоины заделаны, вода исправно откачивается из подвергшихся затоплениям отсеков, большинство машин целы. Главные силы готовы к продолжению похода, способны развить и удерживать ход не менее пятнадцати узлов.
Хуже обстояло дело на «Суворове» и «Цесаревиче». Им досталось во время сражения больше всех. Оба броненосца потеряли свыше половины своей артиллерии каждый. Имелось на них и множество подводных пробоин, заделанных на скорую руку. Несмотря на исправность котлов и механизмов, были серьезные опасения, что корпуса кораблей не выдержат и на высокой скорости через полученные пробоины внутрь вновь начнет поступать вода. Впрочем, на данный момент и «Суворов», и «Цесаревич» доложили о своей готовности выступить дальше.
Макаров распорядился совершить перестроения. Во главу русской колонны переместился «Ретвизан». За ним в кильватерном строю – три броненосца проекта «Бородино». В центре – «Суворов» и «Цесаревич». Замыкающими – «Победа», «Пересвет» и «Ослябя». Было приказано поддерживать в котлах давление пара, потребное для развития хода в десять узлов. Орудийная прислуга противоминной артиллерии дежурила на своих постах. Командам разрешили ужинать повахтенно.
Ключевский покидать броненосец «Цесаревич» не пожелал. Вступив во время боя в командование носовой двенадцатидюймовой башней, он испросил разрешения остаться на этом посту до конца похода. Ввиду большой убыли в офицерах, просьба Сергея Платоновича была удовлетворена. Комендоры под его руководством исправили полученные повреждения. Башня теперь снова находилась в полной боевой готовности. Правда, снарядов к орудиям в ее погребе оставалось всего десять штук. Но расчет горел желанием в случае необходимости снова дать достойный отпор неприятелю.
Покончив с работами, Сергей Платонович вышел на бак. Вечер вступал в свои права. Море было спокойно. На торчащем среди превратившегося в обломки палубного настила завалившемся кнехте сидел мичман Дараган, разглядывая краски заката. Завидев подошедшего Ключевского, поднялся, поздоровался с неизменной вежливостью:
– Добрый вечер, Сергей Платонович.
– Здравствуйте, Митя.
Тужурка на Дарагане сильно обгорела, левая брючина разошлась по швам до колена, но сам мичман был умыт, а его пробор, как всегда, безупречен.
– Как вы? – теперь уже осведомился Ключевский.
– Слава богу, цел. А вот каюту мою разнесли вдребезги.
Сергей Платонович достал из кармана сюртука смявшуюся коробку папирос, протянул. Мичман кивнул благодарственно. Закурили. Некоторое время оба глядели на закат.
– Больше всего фотографических снимков жаль, – задумчиво произнес Дараган, выпуская в небо длинную струйку дыма. – Представляете, Сергей Платонович, я заснял так много разных экзотических видов! А теперь все сгорело. Дотла.
Ключевскому почему-то вспомнилась его коллекция бабочек. Интересно, как там она в далеком Петербурге? Мысли сами собой перескочили на прошлое, и Сергей Платонович вдруг громко рассмеялся. Дараган повернулся к нему, всем своим видом выражая немой вопрос.
– Вспомнилась прошлогодняя поездка, – пояснил Ключевский. – Как раз в июле месяце. Я со своими товарищами по путешествию уговаривался ровно через год встретиться совсем в другом месте.
– Где же?
– В Баден-Бадене.
Мичман только присвистнул. Сергей Платонович оглядел застывшие впереди громады русских броненосцев. Еще раз усмехнулся и, прищелкнув языком, проговорил:
– Вот такой вот Баден-Баден.
Бездомного мичмана Ключевский пригласил ночевать в свою двойную каюту. Она хоть и была изрядно посечена осколками, залетавшими во время боя сквозь разбившийся при первых выстрелах иллюминатор, но, в общем-то, можно сказать, уцелела. Приглашение было принято Дараганом с благодарностью.
На Желтое море незаметно опустилась летняя ночь. Русский флот, осторожно попыхивая дымом из труб, продолжал оставаться в прежнем квадрате. Кочегарам была дана команда – бросать уголь в топки аккуратно, чтобы в темное небо не взметнулись бы случайно снопы искр. В целях маскировки суда огней не показывали. На корме каждого из них были зажжены только ратьеровские фонари. Полупорты батарейных палуб оставались открыты, вахтенные и прислуга малокалиберных орудий напряженно всматривались в темноту, стараясь не пропустить силуэты неприятельских миноносцев, как только таковые возникнут в зоне видимости. До Порт-Артура оставался один ночной переход средним ходом. Но сигнала выступать все не приходило.
Около полуночи на северо-востоке был замечен огонь. По поданным прожектором позывным определили – к главным силам возвращается из дозора крейсер «Светлана». Выплывая из мглы, она уверенно пошла к головному русскому броненосцу. Пока не вступили в голосовое сообщение между кораблями, шестидюймовки «Ретвизана» держали изящный силуэт крейсера под прицелом. На всякий случай.
Перешедшая со «Светланы» на «Ретвизан» группа офицеров была тут же препровождена в адмиральский салон. Макаров с чинами штаба сидели за столом над картами, свежеперебинтованный Рожественский дремал на своем диване в углу. Унести себя в отдельное помещение до окончательного определения наших дальнейших планов неугомонный Зиновий Петрович так и не дал.
Вошедшие офицеры взяли под козырек. Макаров с едва уловимым удивлением узнал в старшем из прибывших капитана 1-го ранга Родионова. Тот командовал крейсером «Адмирал Нахимов». Сегодня утром по предварительной договоренности с адмиралом Витгефтом «Нахимов» должен был выйти в составе порт-артурского отряда кораблей навстречу главным силам русского Тихоокеанского флота.
Доставленные Родионовым сведения были сколь печальны, столь и важны. Утром 28 июля адмирал Витгефт, подняв флаг на единственном оставшемся в строю броненосце «Севастополь», вышел на внешний рейд Порт-Артура. Остальные броненосцы были окончательно добиты в гавани японской осадной артиллерией. Несмотря на то что только-только отремонтированный усилиями артурских мастеровых крейсер «Олег» опять получил накануне подводную минную пробоину и принять участие в операции не мог, отряд Витгефта представлял собой достаточно внушительную силу и имел, как казалось, немалые шансы на успех. В море удалось вывести крейсера «Рюрик», «Адмирал Нахимов», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской». В составе группы адмирала Энквиста следовали «Аврора» и «Диана». Предполагалось, что всем им будут противостоять устаревшие броненосцы и крейсера отряда адмирала Катаоки. Справиться с таким противником порт-артурскому отряду было вполне по силам.
