Исай Лукодьянов - Очень далекий Тартесс (сборник)
— Виктор! — взревел Андрей.
— Погоди. — Виктор, прищурясь, в упор разглядывал Жан-Жака. — Но с одним условием, Иван Яковлевич. Мы вас оставим там, в одиннадцатом году. А из тех шестнадцати с осьмушкой килограммов, которые вы нам дадите, мы отольем золотую плевательницу с вашим барельефом и установим ее у входа в институт — в назидание, так сказать.
— Позвольте! — У Жан-Жака глаза побелели от злости. — Это уже слишком!
— А грабить музеи — не слишком?
— Почему грабить? Мы возьмем с капа… с капиталистов! И кроме того, этих людей давно уже нет на свете…
— Не понимаю, почему вы упрямитесь, Иван Яковлевич? — спросил Виктор почти ласково. — Вам будет там хорошо. Купите себе это… цилиндр. Станете изобретать телевидение, пенициллин, нейлон — разбогатеете как не знаю кто. Политикой займетесь. В католики запишетесь. Чего доброго, в премьер-министры выбьетесь. А мы вас будем навещать. Не часто, конечно, но будем. Ну?
— Как вы смеете! — закричал Жан-Жак, его белое лицо и желтые волосы были мокры от пота. — Да если бы я хотел украсть, то просто съездил бы лет на сто назад и… м-м… экспроприировал ценности губернского казначейства в нашем же городе…
Я подумал, что это вполне логично. Действительно, губернское казначейство — куда проще. Да и к тому же Рыжов в роли гангстера…
— Слишком просто для вас! — орал Андрей. — Вы человек с размахом!
— Не имеете права! Я вас… Я хотел вас проверить!
В общем, поднялся такой шум, что я чуть не оглох. Они все трое дико кричали друг на друга. Виктор требовал, чтобы Жан-Жака высадили в одиннадцатом году. Андрей хотел привезти его обратно, чтобы предать общественному суду. А Жан-Жак, тоже разъяренный, обвинял их в хулиганстве.
Наконец они угомонились. Некоторое время в рубке было совсем тихо. Мне не хотелось вмешиваться в их дела, я только напомнил о своей просьбе: если можно, слетать ненадолго в Древнюю Грецию, на остров Самофракию. Жан-Жак махнул рукой и устало закрыл глаза.
Виктор принялся перестраивать путевую программу, а Андрей вытащил стопку карт, отыскал нужную и определил координаты Самофракии, или, по-современному, Самотраки.
— 40°3О' северной широты, 25°3О' восточной долготы, — сказал он. — Даю команду на рули.
Все-таки удивительная машина СВП-7! Время со скоростью двухсот миллионов часов в час неслось за бортом, огражденным защитной зоной нуль-времени. Я бы сказал, со скоростью мечты… И ведь никто со стороны не может увидеть машину. Вихрь, дерзкий взлет человеческого гения…
Не знаю почему, в памяти всплыли строки Луговского:
В небе древний клич уходящих стай, Проплывает путь, за верстой верста.
Сердце птичье томит даль безумная, Пелена морей многошумная…
Я не птица, но и я вдруг ощутил, как это удивительно верно: сердце томит даль безумная… Нет, не могу выразить даже приблизительно свое ощущение полета во времени…
— Ребята, — сказал я, — я преклоняюсь перед вами. Вы победили время. Помните древнейшего бога греческих мифов? Хронос — так его звали. Хронос — олицетворение времени. Ужасный, жестокий Хронос пожирал своих детей. Его сестра — жена Рея спасла Зевса, обманув Хроноса и подав ему вместо Зевса камень. А когда Зевс вырос, он восстал против Хроноса, заставил его извергнуть пожранных детей — новых богов и бросил его в Тартар. Время пожирало людей и события, но вы, ребята, победили его. Вы — новые боги, титаноборцы!
Я хотел им еще сказать, что Хроноса изображали с косой и серпом в руках и с ребенком в зубах, что римляне называли его Сатурном, но побоялся, как бы Андрей не поднял на смех мою восторженность. У него способность портить мне настроение.
Но Андрей ничего не ответил. Он и Виктор что-то делали у пульта — очевидно, мы приближались к цели.
— Замедляю, — сказал Виктор. — Андрюша, поднимись на три тысячи метров, уточнимся визуально.
Андрей тронул клавиатуру блока пространства. И вдруг — я чуть не вскрикнул от удивления и восторга — на внезапно вспыхнувшем экране возникла глубокая синь Эгейского моря. Слева показались ярко освещенные солнцем скалистые, изрезанные берега далекого острова.
— Вот твоя Самофракия, — сказал Андрей.
— Левее! — скомандовал Виктор. — Держи на этот мысок. Стоп! Дай увеличение.
Машина замерла во Времени-Пространстве над островом. Да, это была Самофракия! Я сразу узнал знакомые по картам очертания. Увидел каменистые склону горы Фенгари, поросшие темно-зеленым кустарником, и разбросанные тут и там стада коз и овец, и рыбачьи лодки у берега… Древняя Эллада, залитая серебристо-голубым светом, мирно лежала у нас под ногами… Можете представить, что творилось у меня в душе!
Мы начали медленно снижаться, чтобы осмотреть остров и разыскать Нику. Андрей тихонько разворачивал изображение на экране, и перед нами возник белый круглый храм; его верхний ярус состоял из множества колонн, увенчанных конической кровлей.
— Арсинойон! — воскликнул я, у меня дух перехватило от счастья.
— Выражайся точнее, Леня, — сказал Андрей. — Что это за кафетерий?
— Я же говорю — Арсинойон. Его построила в 281 году до нашей эры Арсиноя, дочь египетского правителя Птолемея Сотера. Она посвятила его великим богам. Здесь должно быть сорок четыре колонны…
— Верим, верим, не надо пересчитывать. Но где же Ника?
— Ники еще нет. Вернее, уже нет… Ну я расскажу, если хотите… После смерти Александра Македонского его военачальники — их называли диадохами — расхватали завоеванные земли. Птолемей Сотер захватил Египет, а Антигон Одноглазый со своим сыном Деметрием Полиоркетом сделался царем этих мест. Конечно, диадохи передрались друг с другом. Деметрий Полиоркет разгромил в морском сражении флот Птолемея — в память этой победы и воздвигли Нику. А позднее Полиоркет был разбит, разгромлен, и Самофракия попала в руки Птолемея. Тогда-то, вероятно, Нику и сбросили с пьедестала и построили Арсинойон…
Я рассказывал сбивчиво, торопливо, но ребята, кажется, слушали с интересом.
— Понятно, — сказал Андрей. — Раз стоит Арсинойон, значит, Ника сброшена. Виктор, двинь во времени помалу назад.
Щелчок включенного хроноквантового генератора, и время пошло назад. Экран затуманился.
— Потише, Виктор! Дай минимум. Ага, вот!
Над синим-синим морем, на высокой скале, обтесанной в виде крутого корабельного носа, высилась Ника Самофракийская — мраморная богиня Победы. Бурно устремленная вперед, навстречу ветру, она в одной руке, опущенной вниз, держала копье, а в другой — рог, поднесенный к запрокинутой назад голове. Богиня трубила победу! У нее было гордое, прекрасное лицо, и волосы, летящие на ветру…
Как она была хороша! И как на месте!
Мы слова не могли вымолвить — нас охватил восторг прикосновения к великому искусству.
Первым опомнился Андрей. Он оглянулся и ткнул Виктора в бок. Мы тоже оглянулись. Жан-Жак с интересом смотрел на экран.
— А что, если его — туда, к диадохам? — тихо сказал Виктор.
— То-то они обрадуются, — усмехнулся Андрей.
— Ребята, — сказал я, — очень вас прошу, еще немного назад. Надо поймать момент установки Ники. Заснять на пленку, скульптора повидать — ведь он неизвестен, знаем только, что принадлежал к школе Скопаса… Лично я думаю, что Нику изваял сам Скопас — этакая силища. экспрессия… И если мы ее заберем отсюда и переместим в пространстве и времени, Птолемей не сможет сбросить ее с пьедестала и разбить. Спасем Нику!
Жан-Жак усмехнулся и покрутил головой, а ребята снова наклонились к пульту.
— Постойте? — крикнул я, пораженный вдруг странной мыслью. — А как же наша Ника там, в багажнике? Ведь если она…
Ребята покатились со смеху.
— Эх ты, лирик, — мягко сказал Андрей. — Титаноборец. На-ка, посмотри.
Он включил экран грузового отсека. Я увидел разбросанные рогожи и веревки. Безрукая, безголовая статуя исчезла бесследно.
4. НИКЕЯ
Отрывок из поэмы, записанной на магнитофон Л.Шадричем с голоса аэда:
Память, сограждане, боги даруют нам, смертным, в подарок,В дар драгоценный, дороже железа и меди тягучей,Тонких хитонов дороже и кубков златых двоеручных.Нам же, аэдам-кифаробряцателям, боги велели:Ведать сказанья далеких времен о богах и героях,О чудесах, сотворенных Афиной, о знаменьях Зевса,Песни слагать и тревожить перстами кифарные струны.Люди за то, на пирах услаждаясь звучаньем кифары,Жареным мясом и светлым вином услаждают аэда.Ныне послушность в персты мне вселила Афина Паллада,Памяти силу и мужество голоса мне укрепила,Дабы поведать о чуде недавних времен небывалом:Царь Александр Филиппид македонский, блистающий силой,Богу Арею подобный, мужей-копьеносцев губитель,Некогда мир покорил, овладевши землей и народом.Все же не мог Александр избежать неминуемой Керы:Нет, не копье и не меч, не стрела, заощренная медью,— Тягостный жребий смертельной болезни сразил Александра.Только развеялся дым от костров погребальных, немедляМножество царств меж собой поделили мужи-диадохи,Меднообутые войск предводители, слава Эллады.Были средь них Птолемей, Лисимах и Кассандр богоравный,И Антигон Одноглазый с Деметрием Полиоркетом.Был и Никатор — Селевк, и немало других диадохов.Правил Египтом Сотор Птолемей, предводитель героев,Полиоркет же Деметрий с отцом. Антигоном суровым,Правили Фракией с нашей землей — Самофракой цветущей,Островом вечнозеленым средь моря, обильного рыбой.Боги вселили раздоры и зависть в сердца диадохов.Царь Птолемей, меднобронный Сотер, повелитель Египта,Множество черных собрал кораблей, оснастил парусамиИ на катках повелел их спустить на священное море.Тонких далеколетящих египетских копий собрал он,Луков, мечей медноострых, и масла в амфорах, и мяса.Выйдя в поход, Птолемей с шлемоблещущим войскомВздумал владенья отнять у Деметрия Полиоркета,Дерзко свершив нападенье нежданное с моря.Близ Саламина встретив врагов, корабли АнтигонаВ битву вступили жестокую с войском царя Птолемея.С треском сводя корабли и сцепляясь крюками для боя,Бились мечами ахейцы и копья друг в друга бросали,Кровное братство забыв под кровавой эгидой Арея.Боги решили отдать предпочтенье врагу Птолемея,Полиоркету Деметрию, сыну царя Антигона.Бурно с Олимпа шагнула в сраженье крылатая Ника,Крылья богиню несли над верхушками мачт корабельных.Левой рукою копье поднимала крылатая Ника,Правою, рог прилагая к устам, возвестила победу.Полиоркета избравши корабль, на носу черноостромСтала она, кораблям Птолемея копьем угрожая.…В сердце своем веселяся, Деметрий отдал повеленьеВ жертву богам, как пристойно, свершить на брегу гекатомбу.После же войско всю ночь, до восхода багряный Эос,Пищей героев — поджаренным мясом с вином угощалось,С луком сухим, с чесноком благовонным вприкуску —Так же, как вы угостите аэда за это сказанье.В память победы Деметрий искусного вызвал Скопаса,Дабы воздвиг на утесе, над гаванью СамофракийскойВ память победы морской изваянье крылатыя Ники.Есть меж Кикладами остров, поросший колючкой,Парос, где множество мраморных скал и утесов.Глыбу паросского мрамора выбрал Скопас богоравныйТяжкоогромную, чистую, трещин лишенную черных.Молот тяжелый и острый резец из седого железаВ мощные руки зажав, обрубил он излишества глыбы,Сущность оставив богини Победы, стремительной Ники.После, огладивши статую начисто скобелем острым,Воском пчелиным до ясного блеска натер изваянье —Изображенье богини Победы, крылатыя Ники,На корабельном носу устремленный в бурном порыве.…Гражданам Фракии царь Антигон, победитель Сотера,С сыном Деметрием мирным житьем насладиться не дали:Видно, напрасно им Ника победу дала над врагами.Славы возжаждав, Деметрий с отцом устремились к Афинам,Новые войны начав, угрожая селеньям ахейским.Вечные боги послали тогда предсказанье на остров:Днем, средь сиянья лучей Гелиоса, в глазах у народаСтатуя Ники крылатой исчезла с утеса над морем —Будто и не было здесь сотворенной СкопасомНики крылатой, шагнувшей вперед с корабельного носа.…В битве при Ипсе погиб Антигон, пораженный железом,Сын же, Деметрий, спасаяся бегством, ушел от погони…
5. РАССКАЗЫВАЕТ ЖУРНАЛИСТ Э.Д.МЕЛОУН
