Марик Лернер - Другая страна
— Договорились. И для начала пойми, что идти на штурм — это бессмысленно положить половину Тигров. У нас не больше вооруженных людей, чем внутри. А еще надо прикрыть от подхода подкреплений, почти наверняка они договорились или с Фейсалом, или с кем-то в Иерусалиме. Пустить танки в эти кривые узкие улочки — только губить технику. Их элементарно подобьют из гранатомета с любой крыши или из окна. Поэтому, мы сейчас начнем обстрел лагеря артиллерией. Это займет неделю-две, но потом то, что останется, методично сравняем с землей — дом за домом. Ты прав, выжечь их необходимо. Все это время они стояли в стороне и не помогали даже в критический момент.
— Я тебя понял, — сказал он задумчиво. — Я подожду, но ты помни, даже если Саббах завтра сдастся, я ничего не отменю. У общины не может быть две головы. Одну мы отрежем.
Я не знаю точно, но, вроде бы еще не было такого, чтобы осаждающих было меньше, чем осажденных. Мы стали первопроходцами в этом деле. Уже на вторые сутки, ночью, они попытались прорваться, и были легко отбиты. Под звуки методичного обстрела, весь лагерь был окружен окопами, с расчетом круговой обороны. Полностью перекрыть периметр лагеря было невозможно из-за недостатка людей, но мои ветераны 2 мировой хорошо выучили, что такое приготовленная к атаке линия укреплений. Каждая рота прикрывала соседей огнем и имела запасные позиции. Скорее всего, их не пробили бы и немцы без серьезной подготовки. Эта арабская самодеятельность никуда не годилась. Нарвавшись на колючую проволоку и противопехотные мины, они быстро потеряли энтузиазм, а когда открыли огонь пулеметы и минометы отступили, потеряв пару сотен человек. Еще через день из Иерусалима мы были атакованы совместно сирийскими, и местными, мусульманскими отрядами и теми христианами, которые еще не сбежали в Бейт Лехем и смогли договориться с кланом Хусейни. Тут, наконец, дождались своего звездного часа наша бронетехника. Что-то в этом роде мы ожидали с самого начала. Вся техника была собрана у КПП и закопана ночью, так что со стороны рассмотреть ее было невозможно. Оба атаковавших броневика сразу подбили из безоткаток. В боекомплекте танков не было бронебойных, только шрапнельные снаряды. Когда они вылезли из укрытий, арабы обезумев от страха, вместо того, чтобы залечь и укрыться, удирали от танков вверх по пригорку. Картечь, изрыгаемая из стволов орудий, скосила несколько десятков человек. Потом, на глазах всего города, танки демонстративно утюжили не успевших разбежаться.
Утром к нам прибыла делегация Красного Креста в сопровождении взвода англичан. Они просили обеспечить вывод гражданского населения в Иерусалим. Рамиз встал на дыбы, и только с большим трудом удалось убедить его выпустить женщин и детей, и только после проверки. Уж кто есть кто, и чем сосед дышит, прекрасно было известно. Так что с 12 до 2 объявляли перерыв, выпускали очередную порцию женщин и детей, проверяли документы. Потом продолжали сносить дома и укрепления из гаубиц. Несколько раз, особенно вначале, в толпе пытались пробраться мужчины. Таких уводили подальше от глаз Красного Креста и расстреливали, если только они не могли сказать что то интересное.
Мы сидели, обсуждая ситуацию и наши действия. Дерейше сдаваться не собирался, а снарядов для гаубиц, при таком расходе, осталось на пару дней, когда затрещала рация:
— Командир, тут к посту подъехал какой то американец. Тебя видеть хочет.
— Замира, что ли?
— Нет, он говорит, ему нужен офицер, командовавший на Маале Адумим. Там, говорит, не араб сработал.
Так, похоже, дождались. Ну, посмотрим, кто это по наши души заявился.
— Пропусти его, только с сопровождающим, и прямо к нам.
— Понял, — сказала рация и отключилась.
— Может, мы этого любопытного тихо закопаем? — безмятежно спросил Абдул, — проводя ладонь по горлу. — Трупов много, одним больше, одним меньше.
— Не стоит, — ответил я, — если он из разведки, наверняка, сказал куда едет. Послушаем, чего это американцам от нас понадобилось...
Через четверть часа подъехал джип. Из него вылез высокий загорелый блондин, подтянутый, спортивного вида, лет под сорок, в полувоенной одежде со множеством карманов. Демонстрируя ослепительную американскую улыбку, на тридцать два зуба, он энергичным шагом, направился к нам. Взгляд его быстро перебегал с лица на лицо. Мы-то привычные, а постороннего вид рассевшихся на холме, должен был изрядно смутить. Изрядно грязные, небритые, одетые в совершенно не сочетающиеся вещи, с кучей разнообразного оружия. На мне были хорошие американские ботинки, зашитые на заднице брюки от иорданской формы и обычная рубашка, темно-серого цвета. Зато на немецкой кепке скалился тигр. Остальные выглядели не менее живописно. Общим в нашем виде были только значки с тигром. Я жестом предложил ему сесть и ожидающе уставился ему в переносицу. Он улыбнулся еще шире и, протягивая руку, сообщил: — Я Роберт Томсон, американский журналист, пишу статьи про проблемы Ближнего Востока для Вашингтон Пост, сотрудничаю и с другими изданиями, в том числе с Лос Анджелес Таймс и Торонто трибун. Очень известные издания, влияющие на общественное мнение.
— Извини, я плохо говорю по-английски, — ответил я. По-немецки лучше, но тоже не свободно. Может русский или иврит?
— Нет проблем, — сообщил он, и повторил то же самое на иврите.
— И что понадобилась от нас американским читателям? — пожимая ему руку, со скукой в голосе спросил я.
— Я начал писать статьи еще в 30-х годах, до образования Израиля, потом был военным корреспондентом в Северной Африке, освещал события во время высадки наших войск, в Италии и Франции. После войны я вернулся и уже второй год сижу в арабской части Иерусалима. В последнее время, явно прослеживается изменение поведения христианских отрядов. Я достаточно видел и слышал, чтобы понимать, что это действуют не местные партизаны, а профессиональные военные. Вот, я и хочу взять интервью у вас, с целью узнать, почему евреи неожиданно вмешались в арабские разборки.
За спиной у меня явно напряглись, хотя, вроде, никто не двинулся.
А ты не боишься такие вопросы задавать? — с интересом спросил я. — Зачем нам тут всякие американские разведчики? Вот отведем тебя в овраг, стрельнем, и никто не узнает, кому ты под руку попался. Тут, в окрестностях Иерусалима, много разных вооруженных людей бродит.
— Надеюсь, что до этого не дойдет, — серьезно ответил он. — К разведке, я не имею никакого отношения, вы можете проверить, мое имя и статьи достаточно известны.
Я посмотрел на Омера. Он утвердительно кивнул.
— А если наша встреча закончится положительно, простые американские люди получат возможность прочитать вашу точку зрения на происходящее. Вам это должно быть интересно.
— Ты ошибаешься, — сказал я. — Мы не евреи. Смотри!
Я расстегнул рубашку и вытащил наружу подаренный мне Виктором кипарисовый крестик. Он долго поливал мне мозги, из какого священного место это дерево и что для него очень важно оказать мне услугу, осветив его специально, до преподнесения подарка, в Храме Гроба Господня. Чтобы его не обижать, я одел, да так и ходил. Вес не большой — привыкаешь и перестаешь замечать.
— Смотри, — сказал я, обводя вокруг себя рукой. — Это мои офицеры. Вот этот — Абдул, черкес-мусульманин. Этот — наш артиллерист Берт, бур-протестант.
— Кто? — потерянно спросил журналист.
— Из Претории я, — подал голос Берт.
— Вот этот — Ян, поляк. Этот — Зияд, араб-христианин, ты вроде католик?
— Да, — подтвердил он.
— А этот, Омер — ливанец. Я сам русский-православный. Тут, конечно не все, есть и другие. Мы, действительно профессиональные военные. Французский иностранный легион, польская и советская армии, войска доминионов, иорданская... Ни у кого нет меньше двух лет войны, но мы не евреи. Давай, мы с тобой договоримся, я тебе подробно расскажу, чем мы занимаемся и почему, ты можешь задавать вопросы, только никаких имен ты печатать не будешь. Если будет что-то, что мы не хотим видеть в газете, я тебе скажу. Не всем, из нас нужна международная слава. И если я узнаю, что ты нарушил нашу договоренность, не обижайся. Оврагов кругом много...
Томсон весь подобрался, первая растерянность прошла, глаза горели азартом.
— Да, я согласен...
— Ладно, пару минут. Мы, вроде, все решили? Зияд, подожди, потом отведешь нашего гостя к Замиру. Омер, останься, может, потребуется перевод. Остальные свободны...
Ну, и что ты хочешь услышать? Что твориться в Иордании последние два года сам должен прекрасно знать, если журналист хороший. Власти в стране больше нет. Король ничего не контролирует, даже Амман. Мусульмане режут христиан. Черкесов тоже не забывают. Ты про Джифну слышал, как там все население перебили?
Он кивнул. — Да, фотоснимки печатали во многих газетах.
— Это мы снимали, мы стараемся все такие случаи документировать и фотографировать. Если остались живые свидетели, записываем их рассказы и передаем все это газетчикам. Только их это не очень волнует. Как воняют тела, в Айове нос не чувствует. Потом Омер тебе отдаст пару килограммов документов, посмотрим, что ты напишешь...
