Александр Михайловский - Время собирать камни

— Наш дорогой кайзер лезет не в свои дела, — хрипло прорычал он, — какое, к чертовой матери, перемирие! Немедленно прикажите открыть по противнику огонь! Пусть все знают, что германская армия не пойдет ни на какие компромиссы. Мы сокрушим эту варварскую страну, и не важно, кто в ней сейчас правит: царь Николай, придурок Керенский, или эти проклятые большевики. Немедленно открывайте огонь, это я вам приказываю как ваш главнокомандующий!

— Господин фельдмаршал, — спокойно сказал генерал Гутьер, когда Гинденбург немного успокоился, — ведь вы приехали чтобы лично повести мою армию в наступление на Петроград?

— Да, Оскар, вы правильно поняли мои намерения, — уже спокойнее ответил Гинденбург. — Три года назад я сумел в Восточной Пруссии разгромить две русские армии и остановить натиск азиатских орд русских на наш Рейх. А теперь я хочу окончательно уничтожить этих варваров, посмевших противостоять нашему победоносному оружию.

Генерал Гутьер немного помолчал, а потом вкрадчиво сказал, — Конечно, вы можете отстранить меня от командования армией. Только сперва я прошу выслушать меня.

— Говорите, генерал, — буркнул Гинденбург, подкручивая свои роскошные усы.

Оскар фон Гутьер прищурился, — Господин фельдмаршал, а зачем нам прямо сей момент нарушать перемирие? Дня за три мы подтянем резервы, подвезем боеприпасы, в которых у нас наблюдается большая нужда из-за налетов русских аэропланов. Ну, а потом, на рассвете 31-го октября или 1-го ноября внезапно для противника начнем. Русские, по своему обыкновению, будут праздновать перемирие, и к началу нашего наступления упьются своим самодельным шнапсом. Нам же лучше, эффект внезапности поможет уменьшить нам потери в людях, и сократить расход боеприпасов. Можно даже в начале наступления устроить ложное братание, приказав нашим солдатам ударить в штыки по не ожидающим этого русским.

Нахмурившийся было, Гинденбург просветлел лицом, когда услышал что речь идет не о соблюдении перемирия, а лишь об идее внезапного наступления путем вероломного нарушения оного.

— Генерал, вы гений, равный гению Мольтке старшего! — воскликнул он, — пусть побежденный плачет, что его победили нечестно, зато победитель получит все. Мы докажем миру, что наши неудачи в войне были временными, и что германская армия еще способна побеждать. Скрипя сердцем вынужден с вами согласиться — немедленное нарушение перемирия было бы не в наших интересах. У вас уже готов конкретный план?

— Да, господин фельдмаршал, он готов, — ответил генерал Гутьер

— Очень хорошо, — произнес Гинденбург, поворачиваясь к своему помощнику, — Слышишь Эрих, у него уже и план есть! Итак, Оскар, где мы с вами сможем поговорить?

Генерал Гутьер показал на припаркованные неподалеку автомобили, — Господа, прошу проследовать в штаб моей армии. Сейчас он располагается в Рижском замке, но скоро мы надеемся переехать в Зимний Дворец.

— Конечно, переедете, — буркнул Гинденбург, направляясь к автомобилю, — только теперь резиденция русских правителей, этих как его, Ленина и Сталина, расположена не в Зимнем дворце, а в так называемом Смольном институте для благородных девиц. — Он хмыкнул, — Это же надо было додуматься до такого!

В штабе армии генерал Гутьер подвел своих гостей е огромной расстеленной на столе карте, на которой была нанесена обстановка на фронте 8-й армии, и синими стрелами были обозначены направления планируемых ударов при прорыве русского фронта, и наступлении на Петроград.

— Господин фельдмаршал, — обратился он к Гинденбургу, — прошу вас ознакомиться с текущей диспозицией. 12-я армия русских практически полностью разложилась, и как военная сила уже не представляет никакой опасности. Русским надоело воевать, дисциплина у них ослабла настолько, что офицеры бояться отдавать солдатам какие-либо приказания. Даже для того, чтобы отправить в тыл обоз за продовольствием и боеприпасами обсуждается у них, так называемым "солдатским комитетом", после чего их решение передается через головы командиров для исполнения непосредственно нижним чинам.

Ежедневно десятки дезертиров покидают свои части, увозя с собой оружие и военное имущество. После нашей неудачи у Эзеля их боевой дух на какое-то время поднялся. Но смена власти в Петрограде и последовавшая за ней неразбериха, слухи о стрельбе в городе и сотнях убитых, а главное, известие о том, что скоро начнется передел земли, окончательно лишили русских солдат желания сражаться.

— Теперь непосредственно о плане нашего наступления, — с указкой в руке генерал Гутьер был похож на университетского профессора, читающего студентам лекцию, — мы намереваемся внезапным ударом прорвать фронт в районе Ратниек, используя химические снаряды. В августе этого года, во время наступления на Ригу, мы уже применяли их. Тогда это вызвало панику в рядах русских войск.

Далее, двигаясь вдоль железной дороги, мы выходим в Вендену, где находятся тылы 12-й русской армии, грузимся в захваченные эшелоны, и полным ходом направляемся в сторону Пскова. Для усиления наступающих вдоль железной дороги войск у нас имеются несколько бронепоездов, как наших, приспособленных под русскую колею, так и трофейных.

Фактически мы будем продвигаться через местность, где отсутствуют регулярные части русской армии. Отряды кое-как вооруженных рабочих — так называемых красногвардейцев — в качестве силы, которая могла бы препятствовать нашему наступлению, я даже не рассматриваю.

Не сбавляя темпа, мы захватываем Псков, потом бросок на Струги Красные, Лугу, Гатчину. Я думаю, что внезапность и натиск, безжалостность и решительность, именно все это позволит нам захватить Петроград, прежде чем новое большевистское правительство сумеет предпринять какие-либо меры по защите своей столицы.

— А вы предусмотрели защиты ваших войск от возможного контрудара, — спросил, до сего молчавший как рыба генерал Людендорф. — К примеру, вот отсюда, — и он, взяв указку из рук Гутьера, ткнул ей в кружок на карте, рядом с которым было написано "Кокенгузен". — Эта железнодорожная станция, куда русские могут подвести подкрепления, и нанести удар по вашему открытому флангу. Надо учитывать все возможные варианты развития событий…

— Я учел такую возможность, — ответил Гутьер, забирая указку у Людендорфа. — у Фридрихштадта я придержу два полка 2-й гвардейской дивизии. В случае угрозы нашему правому флангу, они сумеют его парировать. Да и за счет чего русские могут сформировать ударную группировку? Боеспособных частей на фронте у них просто нет в наличии, а для того чтобы они смогли перебросить что-то из Финляндии или снять с других участков фронта у них просто не будет времени. Надо учитывать этот важный фактор — фактор времени. Пока они будут копаться с перегруппировкой — к этому времени наши победоносные войска будут уже на подступах к Петрограду.

— И еще, господа, — генерал Гутьер вздернул вверх указку, словно тевтонский рыцарь копье. — Кайзер, как бы ему не хотелось поладить миром с большевиками, вынужден будет, чтобы не выглядеть предателем перед германским народом, поддержать наше наступление резервами, и сделать вид, что все произошедшее — это его гениальный замысел.

— Истинно так, — подвел итог обсуждения фельдмаршал Гинденбург. — Действуйте, Оскар, а мы побудем здесь у вас с генералом Людендорфом, окажем вам практическую помощь добрыми советами, и не дадим вас в обиду, если на вас попытаются давить из Ставки кайзера. А пока мы бы хотели немного отдохнуть с дороги…

Поезд из Одессы в Петербург — я называл так его по старой памяти, не признавая этого дурацкого переименования в Петроград, шел почти пять суток. Бардак, начавшийся в Российской Империи после отречения от престола Государя, продолжался. И ему не было видно конца.

Окончательно я понял, что этот бардак уже невозможно победить, когда несколько нижних чинов осмелились арестовать офицера моей 12-й кавалерийской дивизии за то, что им не понравились его "контрреволюционные речи" в офицерском клубе. Офицера от расправы мне спасти удалось, но я понял, что с ЭТОЙ армией — если можно назвать подобным словом толпу вооруженного сброда, мне не по пути. Командир, который не может защитить своих офицеров от насилия, не может оставаться в нынешней российской армии.

Сдав свою дивизию генерал-майору барону Николаю Дистерло, я отправился лечить свой "маньчжурский ревматизм" в Одессу. Именно в Одессе меня и застигло известие о том, что большевики отстранили от власти этого болтуна Керенского, и сформировали свое правительство, главой которого стал некто Сталин. Я тут же навел у здешних социалистов о нем справки. С ума сойти — во главе Великой Империи встал бывший арестант и грабитель, недоучка-семинарист! Бедная Россия!