Самодержец - Денис Старый
В проливах уже было пять линкоров и три фрегата, когда…
* * *
Крепость Твердыня (Келитбахир)
21 октября 1762 года. 18:15
Генерал-майор Петр Антонович Девиер командовал обороной крепости Твердыня. Командование некогда опального генерал-аншефа было грамотным и с самоотдачей всех офицеров. Будучи командующим Воронежско-Харьковским военным округом, Петр Антонович был пойман на мздоимстве и откровенных кражах [похожее происходило и в РИ, только на губернаторской должности]. Был суд, который постановил разжаловать барона Девиера до бригадира.
Эти события имели место пять лет назад. А после Петр Антонович попал все же на действительную воинскую службу. Ранее, имея высокий воинский чин, Девиеру удалось избегать непосредственной службы в армии, нынче нет. Сколько стоило сил Петру Антоновичу уговорить Миниха дать ему хоть какое назначение. Лишь кадровый голод в русской армии и позволил бригадиру Девиеру получить назначение, которое никак не затрагивало честь и достоинство барона. Вместе с тем, Петр Антонович проникся службой. Мужское самолюбие, помноженное на аристократизм, мотивировало Девиера учить новые тактики и верой и правдой служить России. Барон искренне желал, чтобы его имя у потомков вызывало гордость, а не отвращение и забвение предка-мздоимца.
Теперь, когда главное сражение, всего противостояния Англии и России, началось и уже не бригадир, но генерал-майор Девиер, находился на острие атаки, Петр Антонович решил, что умереть с четью за Российскую империю, ставшую еще для его отца-немца родиной, лучшее, что может случится.
— Пора, господа, начинаем! — решительно, но негромко сказал генерал-майор Девиер. — Подкиньте угля бесовским махинам! Готовить все батареи к отражению атаки с земли. Резервы в штыки!
С каждым сказанным словом голос Петра Антоновича становился все громче, поэтому, когда он заканчивал свою импровизированную речь, вытекающую из приказов, словами «За императора Петра Федоровича! За Россию!» кричал и генерал-майор, кричали и окружающие его офицеры. Напряжение последнего штурма, вхождение английской эскадры в пролив, все это сказывалось на психике военных. Теперь же, когда их командующий сам входил в некий воинственный транс, офицеры превращались в берсерков. Никто не боялся смерти, план срабатывал. Сложный, многоходовый план реализовывался. Сработали штабные офицеры… нет вся система, имперская система, сработала и выигрывала у заведомо более многочисленного противника. Может империя и не знает слез, куда ей до судеб отдельных людей, но империя умеет быть великой. Много ли это? Много! Но каждый делает свой выбор и пока в империи есть люди, способные положить за нее жизнь, она живет. И рушится, когда таких людей становится мало.
Загудели механизмы. Большая паровая машина стала вытягивать огромную цепь со дна пролива. Звенья, диаметром в почти метр, стали подыматься и перегораживать Дарданеллы. Понадобилось три километра цепи, чтобы протянуть преграду для любого современного судна от крепости Твердыни до Павлополя. Теперь никто не пройдет в пролив. Лишь линкор Сэндвич успел прошмыгнуть за цепью, но и его не минет участь быть сожженным.
— Поджигайте! — скомандовал генерал-майор, предвкушая зловещее зрелище.
Девиер был сейчас сущим маньяком, которому в пору лечиться до скончания своих дней в Доме Терпимости, которые уже открыты в Российской империи. Но никто не станет упрекать Петра Антоновича в том, что он жаждал смерти тех, кто посягнул на земли Российской империи, напротив, он лишь выполнял свой долг. И, если все удастся, то он будет в числе первых героев этой войны.
Одинокая, казалось, непримечательная лодка была вытолкнута в пролив с берега крепости Твердыня. Еще три-четыре минуты и все произойдет.
Наступила тишина. Нет, вокруг громыхало, франко-испано-португальский десант все еще пытался занять вторую линию обороны, все больше отражая уже контратаки гарнизона Твердыни. Все еще громыхал бой на другом берегу пролива, в Павлополе. Но каждый офицер, который был осведомлен о дьявольском оружие, те русские дворяне, которые поступились честью, используя изуверские способы убийства врага, все ждали.
— Отче наш! Иже если на небесах… — начал читать молитву Девиер, не так давно принявший православие. — Гореть нам в аду, господа!
Последние слова Девиера были сказаны еще до того, как он прочитал молитву. Слезы полились с глаз генерал-майора, который еще только пять минут назад жаждал мучительной смерти для захватчиков. Человечность и с детства вбиваемые понятия милосердия взяли верх над цинизмом и зверством. Не произошло расчеловечивания, но происходило иное — истребление. Не уничтожение, но истребление, поголовного, без возможности спастись для кого-либо из тех матросов и офицеров, которые находились на линкорах и фрегатах противника.
Разлитые тонны горючей жидкости были секретным оружием, которое в тайне разрабатывалось в химических лабораториях России. Жидкость почти не была видна, лишь маслянистые пятна могли сказать, что в воде нечто инородное. Но кто видел такие пятна ранее? Эра нефти еще не пришла, даже уголь использовался крайне мало. При использовании жидкости изучались ее свойства, рассчитывалась сила течения и вязкость. И вот сейчас на маленьком клочке Земли извергся ад.
Шансов спастись не было ни у кого. Лишь одно спасение — застрелиться, чтобы не мучатся от ужасной смерти в огне. И такие выстрелы стали звучать все чаще. Паника на кораблях поглощала даже самых выдержанных и мотивированных офицеров. Цвет английского флота сжигался в подлости русских варваров, истинных преемников Византии. Но это было во благо империи.
* * *
Остров Босджаада (Тенедос)
21 октября 1762 года. 18:15
— Вот, закончится война, напишу прошение императору о смене названий все этих островов да заливов. Это ж как выговорить — Бос-джа-ада, — сказал генерал-адмирал Спиридов, стоящий на палубе флагмана сводного средиземноморского флота Российский империи, только год назад спущенного на воду восьмидесятипушечного линкора «Санкт Петербург».
Название корабля было связано с тем желанием генерал-губернатора Миниха, чтобы в этой части Российской империи не забывали, где именно голова огромного государства. Сравнительно небольшого количества пушек на русском флагмане не должно было вводить в заблуждение о возможностях русского корабля. Да, на Сендвиче 98 орудий, но английский главный корабль в Средиземном море не имеет утяжеленных орудий КП-2, и лишь облегченные аналоги русских груш, а вот Санкт-Петербург имеет. Потому по огневой мощи русский флагман явно превосходил английский.
Спиридов ждал, уходил от прямых боев, старался лишь укусить потерявшийся вражеский корабль, но при приближении основных сил русские корабли моментально уходили. Теперь настало то время, когда русскому флоту пора совершить тот самый подвиг.
— Господа, что думаете? Скажу сразу, я считаю, что бой в условиях в ночной темноты не самое правильное, — сказал Спиридов, устремляя свой взор на собравшихся офицеров.
— Позволите, господин командующий, — первым взял слово контр-адмирал Хметевский, буквально три часа назад присоединившийся к русскому флоту и уже скоро, после пополнения углем на острове Босджаада, собиравшийся отправляться далее, изготавливаться к новому бою.
— Пожалуйте, Степан Петрович, вы уже славно потрудились, прибавив нам шансов на победу.
— Если операция будет проходить по запланированному сценарию, то англичане и их союзники уже никуда от нас не денутся. Посему предлагаю провести разведку, подвести имеющиеся брандеры на паровой тяге и, если позволяет ситуация, то палить неприятеля. Еже ли нет, то пущай те брандеры показывают атаку, отходят, а после атакуют, а после опять отходят. Так мы сможем держать неприятеля всю ночь в напряжении, что, несомненно, скажется поутру, когда с первыми лучами солнца можно атаковать всем флотом. Тем паче, что с пролива должны подойти мониторы, — высказался контр-адмирал Хметевский, впервые назвав бронелодки словом, которое некогда проронил сам император.
— Господа, вы позволите? Я, безусловно, самый младший по чину и стал капитаном первого ранга меньше месяца назад, но имею, господа, свое видение, — начал говорить Сергей Иванович Зейский, тот самый капитан, который не только смог убежать из ловушки англичан на острове Мальта, но и в ходе десятидневной гонки повредил два фрегата Роял Нэви.
— Сергей Петрович, вы не тушуйтесь, ибо лучше мнение сказать, даже, если оно и не состоятельное, чем смолчать. Для того наш Совет и происходит, — с немного снисходительной улыбкой, в рамках приличий, сказал
