Целитель-11 - Валерий Петрович Большаков
Корабль докручивал третий виток, растопырив две пары солнечных батарей, а громадную тарелку антенны устремив к Земле…
«Куда ж я его заныкал… А!» — подплыв к контейнеру с продуктами, Павел вытащил тубус со свернутым красным флагом, и проверил телескопический штырь. Работает.
Вывернувшись, он поплыл обратно, как ныряльщик. Кубасов и Рюмин в громоздких лунных скафандрах дрейфовали по командному отсеку.
— Валер, держи, — Почтарь сунул флаг бортинженеру, и тот сграбастал его обеими руками. — Всё, объявляется посадка на рейс до Луны!
— Мы как Пончик с Незнайкой… — прокряхтел штурман, тискаясь в переходном отсеке.
— Привет лунным коротышкам! — тут же отозвался Павел.
Хлопнул люк. Вздохнув, Почтарь притянул себя к креслу, и пристегнулся.
— Как слышите? — окликнули с Земли.
— Нормально, готовимся к расстыковке.
— Привет, земляне! — в наушники ворвался возбужденный голос Рюмина.
— Привет, Викторыч! — отозвался ЦУП. Кубасов с Рюминым оба были Валериями, так что различали тезок по отчествам. — А фразу ты заготовил? Что-нибудь этакое, про маленький шаг человечества?
— А как же! Только не при дамах!
На Земле старательно захохотали. Почтарь поддержал ЦУП кривой усмешкой.
— Расстыковку разрешаю, — кисло обронил он.
— Команда «Расстыковка» подана, — бодро отозвался Кубасов. — Начинаем ориентацию…
Павел помахал рукой отвалившему лунному модулю, хотя его экипаж вряд ли мог видеть жест прощания.
— Горит транспарант «Признак 'Спуск», — доложил Рюмин. — Запрет меток СОУД горит. Всё в норме.
— Приготовиться к посадке! Идем на спуск.
— Начали спуск! Высота сто одиннадцать километров…
Почтарь усмехнулся, вспомнив, как тезки спорили вчера. Луна лезла во все иллюминаторы, а эти всё о Марсе толкуют!
Павел им популярно объяснил, что сначала на «Красную планету» отправят тяжелый марсоход «Марс-4НМ», а уже потом наступит очередь пилотируемого ТМК, причем выйдет он вдвое больше «Зари» — под сто пятьдесят тонн! И собирать его придется на орбите, из двух половинок — МОК, орбитальный корабль, состыкуют с МПК, посадочным комплексом.
«Если полечу на Марс, — мрачно подумал Почтарь, — фиг останусь на орбите!»
— Штатно включился двигатель посадочной ступени, — толкнулся в уши напряженный голос Кубасова. — Высота пятнадцать километров, до места посадки четыреста восемьдесят километров. Всё в норме.
Павел замер, думая, что в ЦУПе пульс частит у всех. Он раздраженно вытер потные ладони о скафандр.
— Высота два запятая четыре километра, восемь запятая два километра до места посадки. Горизонтальная скорость сто пятьдесят два метра в секунду, вертикальная — сорок пять запятая семь метров в секунду. Начинаем дальний подход…
«Всё будет хорошо, как Мишка говорит, — успокаивал себя Почтарь, — иначе это не жизнь, а свинство…»
— Высота сто пятьдесят метров, — бормотал Рюмин вполголоса, чтобы не отвлекать тезку. — Расстояние до места посадки пятьсот пятьдесят метров. Горизонтальная скорость шестнадцать запятая восемь метров в секунду, спуск почти вертикальный. Начали ближний подход…
«Еще немного, еще чуть-чуть… Последний бой…»
— Высота сорок шесть метров… вертикальная скорость ноль девять метров в секунду… Высота шесть, скорость ноль пятнадцать… Есть контакт! Мы сели!
— Ур-ра-а! — завопил Павел.
Спустя полторы секунды его торжествующий клич подхватил весь ЦУП.
Суббота, 4 июля. День
Щелково-40, проспект Козырева
Монтаж новой хронокамеры (как хвастливо рассудил Корнеев — «третьего поколения») мы закончили, хоть и вчерне. Сама камера не изменилась — тот же стеклянный куб с наплывами составных магнитов сверху и снизу, плюс пристыкованный сзади техотсек. Удачная конструкция, чего ее перекраивать? А вот тахионный излучатель здорово «усох» — между толстым диском эмиттера и камерой мы вставили раздутый цилиндр УСП — установки совмещенных полей. Сразу большой, жирный плюс — мощность выросла чуть ли не втрое. Да и минус радовал наши души — тонн двадцать веса долой! Ни тяжеленных медных катушек, ни дорогого и капризного охладителя на жидком гелии. Красота!
НИИ Времени я покинул ровно в пять вечера, и гордо уселся в новенькую «Волгу» ГАЗ-25 — всю Ленинскую премию на нее истратил. Но машинка у горьковчан получилась — очень даже ничего. Движок в сто девяносто пять «лошадок», коробка-автомат, как у «Чайки», а уж до чего мягко катится! Так бы и ехал без остановки. Вот, что животворящая конкуренция делает, хоть и социалистическая!
С улыбкой послушав сытое урчание мотора, я нежно отжал рычажок, переводя с «С» на «Д», и машина тронулась, радуя водительское сердце. Судьба, однако, была сегодня горазда на пакости. Зазвонил радиофон.
— Алё? — недовольно буркнул я.
— Ты где? — по салону загулял напряженный голос Киврина. — Можешь подъехать к институту?
— Очень нужно? — вздохнул я, капитулируя.
— Чрезвычайно! И срочно. Марину я уже вызвал…
— Марину? Она же в отпуске, в Багдаде!
— Она в Москве, со всем семейством… — сухо парировал Володька, и закончил на нерве: — Давай, скорее!
Поминая работу, коллектив и аналитический отдел нехорошими словами, я развернулся на площади Френкеля, и вернулся в НИИВ. Правда, дверцей новенькой «Волжанки» не хлопнул — аккуратно прикрыл, до жирного клацанья замка.
«Ну, что у них там еще не слава богу? — растревожился я, шагая по светлому коридору. — Кто и чего учудил? Корнеев? Или Почкин? Да все они такие… Сякие…»
Переступив высокий порог лаборатории, мне пришлось остановиться, раздираемому целым набором шекспировских страстей.
В сторонке мялись нахмуренный Киврин и растерянный Корнеев. К Витьку жалась Ядвига, снедаемая любопытством, а на диван изящно присела Марина в стильном платье, непривычном для наших широт. Прислонясь к хронокамере и сложив руки на груди, стоял Ромуальдыч, задумчивый и рассеянный.
А в кругу зрителей топтался Миша Браилов, оглядываясь тревожно, даже, по-моему, подавленно. Как и все, кроме меня, он был затянут в белый халат, а его ногу в джинсовой штанине обнимала маленькая девочка, светленькая и большеглазая. Два огромных пышных банта придавали ей сходство с Чебурашкой.
— Мишка!
— Ленка!
Лишь сейчас я разглядел Браилову — из-под ее расстегнутого халата выглядывал симпатичный обтягивающий костюмчик цвета кофе с молоком.
— Погоди, Дениска, мне надо с дядей поцеловаться! — звонко объявила Лена, пересаживая с колен на диван годовалого малыша, и упруго вскочила: — Мишечка! Как же я по тебе соскучилась!
Марина с Ядзей улыбнулись одинаково — многозначительно, а Лена подбежала ко мне, и повисла, обнимая за шею и болтая ногами.
— И-и-и! — пищала она между крепкими поцелуями. — И-и-и!
Я не без труда удерживал бывшую помощницу, поневоле тиская за попу. Приятные, такие, «нижние девяносто» — круглые, упругие…
Хорошо, хоть «брат-близнец» не видел, куда дотянулись мои пытливые ручонки.
— Где ж вы были так долго? — пропыхтел я. Лена цокнула каблучками, утверждаясь на полу, и мой голос зазвучал вольнее: — Где пропадали?
Радостная улыбка Браиловой попригасла.
— А вот, пусть он и расскажет, — сердито сказала мама Дениски.
Мишка тоскливо вздохнул.
— Давай, лучше ты… — вымученно улыбнулся он.
— Как хочешь, — затянула Елена прохладным голосом, и повернула свое лицо ко мне. — Миша не случайно появился в нашем пространстве. И вовсе не для того, чтобы помочь тебе отбиться от «суперагентов». Его заслали сюда, как шпиона!
Вид у Браилова, и без того понурого, стал и вовсе разнесчастным.
— Етта… — спокойно завел Вайткус, взглядывая на сотрудников. — Кое-кому лучше удалиться, чтобы потом не подписывать суровые, такие, бумаженции о неразглашении.
— Ни за что! — пылко воскликнула Ядзя.
— У нее пропуск! — тут же вступился Корнеев, румянясь. — Я для нее сам… того… выхлопотал!
— Да и черт с вами, — улыбнулся я, махнув рукой. — Рассказывай, давай, пришелец из совмещенного пространства!
— Сопредельного, — сопя, поправил меня Браилов. — Наше бета-пространство наиболее… м-м… телегенно для вашего… Для «альфы», — он глянул исподлобья, и заговорил с усталым раздражением: — Да, я о многом солгал… наврал, попросту! Или умолчал… но что мне было делать? Ну, откуда я мог знать, что всё произойдет именно так, как оно произошло? Что подружусь, что влюблюсь… А-а!
Досадливо отмахнувшись, Мишка плюхнулся в продавленное кресло, и сложил руки на коленях, будто смиряясь.
— Насчет «попаданства»… — пробормотал он, косясь на Киврина сотоварищи. — Ничего такого со мной не было, понял? Помнишь, ты рассказывал? Никакой Лены с Наташей! Я родился и вырос в Первомайске — там, у себя. Поступил в универ… Женился. Ты знаешь, на ком… Вот мой Юльчонок… — девочка немедленно залезла на папины колени, и Браилов обнял ее, внутренне успокаиваясь. — Просто жил, учился, работал…
