Светлейший князь - Михаил Шерр
— Всё что могли, сделали: пушки, ружья и вообще все оружие отремонтировали, для Ванчи пятьдесят наконечников приготовили, — доложили кузнецы.
Через два часа я с Ванчей был в Усинске. Там меня ждал лейтенант Шишкин с двумя десятками гвардейцев готовых к маршу.
— Докладывайте, лейтенант.
— Разъезды Мирского острога посещают сторожевой пост на хребте каждые три дня. Чаще нет необходимости. Два дня назад разъезду показалось какое-то движение на тропе, по которой мы шли, — Шишкин докладывал четко и быстро. — Вечером разъезд отправил посыльного в острог и выдвинулся по тропе на разведку. По тропе идут человек сто пятьдесят: мужики и бабы с детьми. Один из наших гвардейцев с Волги, говорит мордва это какая-то. Оружия у них нет, лошадей то же, по всему сильно бедствуют. Нашу разведку не обнаружили.
— Понятно. А на Иджиме что? — встреча с пограничным разъездом волновала меня намного больше.
— Только мы подошли к месту, где тропа через брод на Усе идет, как из леса выезжают казаки, пограничный разъезд. Помните парламентера на Большом пороге? — я молча кивнул. — Так вот, он теперь старший урядник. У казаков большая нехватка людей, особенно командиров. Поэтому разъезд всего десяток. Обычно не меньше пятнадцати. Мы друг друга сразу признали. Ус казаки переходить не стали. Хотят поговорить с вами, сказали крови не хотят.
— Почему со мной, а не с капитаном? — как говориться интересное кино.
— Урядник сказал, что у него полномочия договориться с нами и он хочет беседовать с нашим атаманом, — усмехнувшись ответил Шишкин.
— А что капитан на атамана не тянет? — удивился я.
— Урядник не дурак. Он вас еще там, у порога приметил, даже спросил, как к вам обращаться.
— Сам что думаешь? — я решение принял сразу, но мнение лейтенанта мне надо было знать.
— На Мирском сержантом Василий Пуля. Он башковитый по жизни и в ратном деле не промах. Справиться если что. Острог более-менее они построили и две пушки есть. С казачьим разъездом сначала надо решать.
На восходе солнца следующего дня, я с Шишкиным и Ванчей выехали из леса напротив брода через Ус. Капитан Пантелеев с тремя гвардейскими десятками скрытно расположился сзади нас в лесу с двумя заряженными пушками и четырьмя штуцерами. Казачий разъезд расположился на большой поляне метрах в двухстах выше по течению. Около брода у небольшого костра дежурили два казака. Завидев нас, они вскочили и поскакали к своему лагерю. Там нас тоже заметили и все казаки, не мешкая, направились к броду.
Я это оценил как хороший знак, хотя надо сказать никаких плохих предчувствий у меня не было. Товарищ Настродамус молчал.
Казачий разъезд, подъехав к броду, спешился и урядник в одиночку стал переходить Ус. Брод здесь был довольно глубокий, не меньше метра, шириною с добрую сотню, да и течение не отличалось спокойствием. Но урядник сразу видно человек был десятка не робкого, сильная и хорошо обученная лошадь достаточно легко преодолела брод.
Подъехав метров на десять, урядник снял свою папаху:
— Здравия желаю, ваша светлость! — добрый знак, что светлостью назвал.
— Здравствуй, урядник.
— Ваша светлость, я один на один хочу говорить, — попросил казак.
Шишкин и Ванча по моему знаку отъехали метров на тридцать к лесу, шум реки на таком расстоянии уже заглушал речь.
— Поход вашего отряда тут все перевернул, — урядник говорить начал сразу, только мои спутники начали отъезжать. — Здесь не Россия. Во всем Красноярском уезде казаков меньше, чем вас. Каким-то чудом вы тихо дошли почти до Барнаула, проводники у вас видать были хорошие. А потом вы решили освободить своих сообщников и стали нападать на заводы. После этого вас стали преследовать казаки и отряды заводского батальона. Надо было быстро уходить, а у вас раздоры начались. Нам на подмогу даже солдатская команда из Омской крепости подоспела. Командовать всем этим войском командующий Колыванской линии поставил целого полковника. Если бы не проворовавшийся премьер-майор Омской команды, вас бы перебили на Большом пороге.
Вот что я не ожидал услышать от урядника, так это рассказа о походе отряда по Алтаю. Хотя эта информация для меня была очень ценной и я слушал рассказ очень внимательно.
— Из-за побега капитана Пантелеева, Омская команда осталась на месте и вы смогли переправиться через Енисей. А там против вас оказалась сборная сотня со всего уезда, да нас полтора десятка. Мы успели переправиться через Енисей ниже порога. Почти все казаки и заводские отряды, преследовавшие вас до Енисея, занялись теми, кто от вас откололся, никто из них не ушел, — я никого не знал из ушедших, да и отзывались о них в отряде не добро, но как-то горько было слышать о их гибели.
— А вам удалось уйти. Красноярские казаки, да и командиры у нас, воины еще те оказались. После двух боев я старшим остался. Мои казачки проследили, — тут он мне Америку не открыл, Ерофей их засек на тропе, — как вы в тайгу по тропе ушли и я решил вернуться в Саянский острог. А там нас уже ждали, — урядник сделал паузу, огладил бороду и дернул плечами.
— После нашего возвращения в острог было следствие. Допросили всех, некоторых с особым пристрастием. Меня бить не стали. Неделю сидел в погребе на одной воде, один раз краюху хлеба дали. Потом меня привели к какому-то старику, весь седой, худой как щепка, — опять пауза и дальше урядник стал говорить медленно тщательно подбирая слова. — Он мне говорит: расскажи, как все было и про капитана Пантелеева тоже. А голос тихий такой, только от него холодный пот прошибает. Я как на духу ему все рассказал. Старик меня выслушал и говорит, воры, казнокрады и дураки поехали в Петербург в железах, — казак усмехнулся. — Но капитан Пантелеев все равно преступник. Бывший бергмейстер Маханов и монах тоже. Тот неведомый, который был с Пантелеевым, вдвойне, потому что мы не знаем кто он.
Урядник замолчал, но я видел и чувствовал, что он еще не всё сказал, а самое главное, слушая урядника, я начинал чувствовать, как моего собеседника начинает захлестывать какая-то звериная ненависть к тем, кому он служит.
— Я вижу, урядник, ты тех, кому служишь, любишь
