Жорж Милославский. Конец эпохи (СИ) - Ра Юрий

Глава 26 Москва, ЦК ВЛКСМ

Шестого марта стоим как дураки на Маросейке в фойе здания ЦК ВЛКСМ, ждем, когда нас найдут в списке и пропустят. Наконец-то наша очередь! Пропускают, да не всех. Одного юного комсомольца не пускают даже при удостоверении личности и наличия в списках посетителей. Оказывается, джинсы неподходящая для комсомола одежда, пшел вон холоп. И доводы по поводу угнетенного пролетариата Америки охранника не колышат. Не положено! Кто помнит Камнеедова из фильма «Чародеи», тот может представить облик и манеру общения охранника. Идея снять джинсы тоже не показалась ему удачной, пообещал вызвать наряд и оформить пятнадцать суток за пять минут. Я смотрю, тут те еще спецы по конвертации времени. Саенко один не пошел, остался со мной до решения ситуации. Через полчаса после его звонка, за нами пришел какой-то дяденька, как оказалось из Онегинского отдела, и провел нас через «черный ход». Суровость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения. Кто сказал первым, не знаю, но по этому принципу страна и живет. Кстати, этот закон жизни подпадает под своё же действие.

Мдя-я-я, один скромный отдел, но сколько же в нем секторов! Если прикинуть количество дверей и населенность тех кабинетов, которые были открыты… то человек тридцать там точно работает, а то и больше. Причем сплошь одни мужчины. Во всяком случае женщин я не заметил. Зато заметил, что практически все пришли из спорта, было в них что-то эдакое. Рыбак рыбака видит издалека.

Онегин встретил нас в своем кабинете стоя и в хорошем настроении:

— Привет, товарищи! Милославский, да ты у нас бунтарь, оказывается! Устроил идеологическую диверсию прямо у входа, понимаешь. Я надеюсь, драку с охранником не затеял? Зная тебя, начинаю побаиваться…

— Товарищ Онегин, я его контролировал. Он, правда, пытался снять джинсы, чтоб не выделяться среди посетителей, но я ему не разрешил.

— Герой! Я смотрю, ты даже Роднину переплюнул.

— В смысле?

— Ирина у нас в отделе работала, ушла недавно. Первый раз тоже в джинсах в ЦК ВЛКСМ пришла. Так вот она не додумалась их снять, а так бунтарка, каких поискать. Чай будете?

Чай мы были. То есть стали. В смысле, не отказались. Сразу и девушка в отделе нашлась, спасибо ей за заботу. Параллельно, как принято в комсомоле начали обсуждать нашу тему — чего время терять? А сбои артикуляции и выпадающие изо рта крошки — чай не у королевы на приеме. Выпив чай, мы с Мишей по-Гагарински выловили и зажевали кружки лимона.

— Жора, а почему ты сказал «по-Гагарински»?

— Была такая история, пригласили Юрия Алексеевича к английской королеве на прием. Ну как водится, чаепитие, этикет, салфетки, все дела…

— Это ты гонишь опять? — Саенко не удержался от ремарки.

— Да чего это «опять»! Когда я гнал? — возмутился я. Онегин хмыкнул.

— Молчим, дальше гони. То есть вещай.

— Гагарин ложечку из чашки вынул и чай выпил. А потом этой ложечкой выловил дольку лимонную и съел. Все посмотрели и вежливо промолчали. В Елизавета Английская выловила свой лимон и тоже съела. Теперь английский этикет допускает такое, куды им деваться.

— Жора, а ты откуда это знаешь? Нет, я допускаю, просто скажи, где ты историю вычитал, интересно.

— Не помню, столько всего прочитал, что название журнала не помню. Точно помню, еще фотография была — Гагарин кушает мороженое на королевском приеме.

— Была такая, помню! Жорж ерунды не скажет — опять смеется Онегин. — Ваш доклад я принимаю, документы почитаю позже. Но звучит всё вполне обнадеживающе, даже оптимистично. Чего не хватает?

— Масштаба, Петр. — Я не удержался и влез вперед батьки в пекло — У нас сейчас две команды в Тульской области, нужно больше секций, просто энтузиастов, нужна информация в центральной печати и телевидении.

— Прошу прощения за горячность моего молодого коллеги, но по факту он прав. В масштабах нашей области проект развивается хорошо, как я считаю. А больше мы не можем пока. Самодеятельность и энтузиазм в голом виде. Чтоб это начинание стало спортом, нужна не только методическая база, нужен охват по стране или хотя бы по России.

— Хорошо, убедили. Думаю, нам надо работать сразу в двух направлениях — со спорткомитетом СССР и с Гостелерадио. И, кстати, документальный фильм практически готов. А ваша задача прежняя — работать, работать и еще раз работать. Что-нибудь интересное привезли еще?

— Ролик со второго турнира считается? Хорошо получилось.

— Михаил, а не догадались позвонить в киногруппу, которая с вами работала? Вдруг и они бы поснимали?

— Беда-а! Не догадались.

— Всему вас учить нужно, как дети малые. Сейчас звоните, может они ваш материал как-то используют. Михаил, найди свободный аппарат и иди общайся. Номер у тебя есть? Вот и ладушки. Милославский, останься, у меня к тебе еще вопросы есть.

Когда Михаил ушел, я обвел пальцем окружающее пространство и скорчил вопросительную рожу — мол, как? Петр покачал ладонью над столом — неоднозначно. Что ж, будем говорить в режиме «под прослушкой»

— Жора, вы когда обратно?

— Даже не задумывался. Вечером хотел к тетке заехать, она от Крымского недалеко живет. А что, отменять посещение? Завтра у меня тренировка на базе.

— Да нет, раз надумал, иди. На какое время вы с ней договорились?

— На девятнадцать.

— Успеешь. Отпустим к тому времени уже. Родственники — это святое.

Год с небольшим спустя на тот же мост мы пришли не с разных сторон а вместе. Онегин догнал меня на пешеходном переходе, мы снова поздоровались и как случайно встретившиеся старые знакомые сначала замедлили шаг, а потом и вовсе остановились почти посередине моста. И снова было темно, и ветер дул ненамного теплее январского.

— Петр, у вас уже идет разговор о бойкоте Олимпиады?

— Каком бойкоте? Который американцы в восьмидесятом нам устроили?

— Который мы в этом году им в ответ организуем.

— Да ладно! Не может быть!

— Мы же Империя Зла по версии Рейгана. Там такие провокации планируются, что проще совсем не ехать, чем отбиваться. Спорта там точно не будет.

— А остальные страны соцлагеря?

— Румыны какие-то полетят в частном порядке под белым флагом, но вообще все поддержат СССР.

— То есть сейчас можно говорить что угодно и любые планы по медалям строить, ничего не будет.

— Угу, если это важно или нужно. Спорт — это всегда политика. Пьер де Кубертен в гробу перевернулся от извращения своих идеалов. Говори, Петр, что хочешь, бойкот всё спишет.

— Представляю, как наши спортсмены расстроятся.

— Угу, они так рвутся честь державы отстоять, а тут держава сама за себя постоит. А уж как ваши чиновники заплачут — им Америку в жизни не увидеть без этой Олимпиады. Да и хрен с ними и с ней, с Америкой этой. Петр, ты же что-то хотел спросить, ты не стесняйся. Если смогу, отвечу.

— Ты не назвал, кто будет после. Кто всё развалит.

— Это разные вопросы. Не мог один человек за шесть лет уничтожить страну. А помощников у него было целое политбюро. И вообще, разваливают уже давно, как бы не с Хрущева начиная. После Сталина вся наша замечательная партийная верхушка больше о власти думала, чем об идеалах коммунизма. Есть такое ощущение, во всяком случае.

— И всё-таки, кто?

— Горбачев.

— Да ты что! Он же…

— Самый молодой. Угу, молодой да ранний. Пятьдесят четыре будет в следующем году, очень молодой. Ленин в этом возрасте умер как раз.

— Ну ты сравнил!

— А что, годное сравнение, один империю развалил, ну и второй тем же займется с тем же результатом. Понятно, что не в одиночку, понятно, что с зарубежной помощью.

— Ты поаккуратнее со сравнениями, Жора.

— А то что? Ленин ни дня в жизни не работал, на какие деньги жил в Швейцарии да в Британии? На чьи деньги типографии, контрабанда? Рабочим во время забастовок из каких фондов платили, не задумывался, Петя?