Новый старый 1978-й. Книга шестая (СИ) - Храмцов Андрей
К самолёту мы вышли, нагружённые подарками. У трапа нас встречал, как всегда, улыбающийся Жан, который уже привык к тому, что гости Парижа увозят с собой кучу сувениров. Из кабины пилотов нас приветствовал Люк, который сказал, что наши последние песни ему очень понравились. Ну вот мы и опять улетаем, только на этот раз домой. Всего через три часа мы увидим Москву и встретим своих школьных друзей. Да, нам было немножко грустно, но мы были молоды и не умели долго грустить. Только один Серега был, по-настоящему, грустным. Он расстался с Женькой и его ждала очень неприятная встреча с Иркой. Я другу помог, как мог. Пусть теперь сам до конца разбирается с этим разбирается.
Глава 8
«И Родина щедро поила меня…»
Наш Falcon 10 взлетел, плавно оторвавшись от взлетной полосы парижского аэропорта Roissy Charles de Gaull и взял курс на Москву. Мы трое облегченно вздохнули и стали устраиваться поудобнее. По московскому времени был уже час ночи и мы решили поспать, как можно больше. Утром у меня, да и у Солнышка тоже, состоится торжественная линейка в нашей школе по случаю Дня рождения пионерской организации и открытия моего бюста. Я даже не видел, как его устанавливали, поэтому сегодня утром для меня все будет абсолютным сюрпризом.
Я смотрел на засыпающую в кресле напротив меня Солнышко и тоже погрузился в сон. Весь полёт мы нагло продрыхли и только объявление Жана, что мы подлетаем к Москве и скоро начнём снижаться, разбудило нас. Мы даже не сразу поняли, где в данный момент находимся. Сначала показалось, что мы в нашем парижском гостиничном номере, а только потом поняли, что мы в самолёте.
Ох и налетались мы за эти гастроли так, что долго не будет хотеться опять куда-то лететь. Ага, а кому-то в Штаты через неделю опять отправляться и опять на самолёте.
— Солнышко, — спросил я свою полусонную подругу, — тебе летать ещё не надоело?
— Если бы не будили среди ночи, — ответила она, зевая, — то не надоело. Надеюсь, когда полетим в Америку, нам нормально выспаться дадут?
— Дадут. Мы полетим на Ил-62М, на котором летали в Лондон, до Нью-Йорка, а потом их местной авиакомпанией уже до Лос-Анджелеса. До Нью-Йорка лететь около двенадцати часов. Можно, конечно, через Вашингтон, но там в Гандере надо будет дополнительную посадку делать.
— Лучше без дополнительных посадок обойтись. Поспать дольше можно будет.
— Серега, ты как?
— Нормально. Я тоже спал.
Жан опять решил поработать в качестве стюарда и принёс нам троим тот же набор, что и в понедельник, когда мы летели в Париж. Под кофе мы окончательно проснулись, но усталость, накопившаяся за эти дни, всё равно, чувствовалось. Вот самолёт пошёл на посадку и мы пристегнули себя ремнями к креслам. В иллюминаторы смотреть было бесполезно, так как за бортом самолета была сплошная темень. Поэтому мы просто сидели и думали каждый о своём. Я вспомнил о предстоящих уже завтра экзаменах и подумал, что Маше сегодня надо будет обязательно позаниматься с Солнышком. Я-то был готов да и плохую оценку мне точно не поставят. А всё потому, что уже через несколько часов наша школа будет носить моё имя и никому в голову не взбредёт поставить даже четверку тому, чья фамилия станет красоваться на вывеске на фасаде школы и чей бронзовый бюст будет торжественно открыт уже сегодня утром.
Потому я был спокоен, как танк, и улыбнулся своей подруге. Солнышко, видимо, тоже в этот момент думала об экзаменах и моя уверенная улыбка её приободрила. Но вот даже в иллюминаторы стали видны огни ночной Москвы и мы прильнули к ним, пытаясь разглядеть Кремль или шпиль Останкинской башни. Вот ведь парадокс получается. В Париже мы были неполные четыре дни и успели побывать на Эйфелевой башне и побывать на всех её уровнях. А прожив в Москве целых пятнадцать лет, мы с Солнышком так и не сподобились подняться на Останкинскую телебашню. И этот парадокс необходимо было срочно исправить. Обязательно надо будет туда в ближайшее время съездить, иначе, когда нас об этом случайно спросят, может получится очень неудобно и, даже можно сказать, непатриотично.
Но вот колёса мягко коснулись посадочной полосы и мы опять поприветствовали экипаж радостными аплодисментами. Не всё же людям только нам хлопать, мы тоже умеем это делать, когда выражаем свои радостные чувства. Ну вот мы и в Москве. «Рюмка» горит яркими огнями, как и сам аэропорт «Шереметьево». Где-то там, за большими стёклами, нас уже ждут ребята. Надеюсь, здесь телевидения не будет. Из наших никто не мог знать о времени нашего вылета, кроме Димки. Мы сами узнали об этом только за пять часов до вылета.
Мы попрощались с Жаном и Люком и я, как всегда, первый спустился по трапу на московскую землю, не забыв подать руку Солнышку. Хотя это было не так просто сделать, так как обе мои руки были заняты пакетами с подарками.
Поднявшись в «рюмку», мы пришли только паспортный контроль, так как у нас у всех были дипломатические паспорта, и по стеклянному переходу попали в VIP зал, где нас уже ждала представительная делегация из встречающих нас фанатов. Как они сюда без меня прорвались, я думаю, догадаться не трудно. Все были в нашей форме с логотипами «Демо» и им разрешили встретить нас, национальных героев. Потому, что отдельная большая статья в «Правде» уже с полным правом позволяла всем считать нас таковыми.
А радости сколько было у встречающих нас фанатов, как будто нас месяц не было. Правда, целоваться полезла одна Маша. Ей можно, она теперь тоже звезда и лучшая подруга другой звезды, которая «по имени Солнце». Вот только Виктор Цой ещё не написал этот шедевр, но обязательно напишет. Главное, в этой истории его звезда не закатится через двенадцать лет в автомобильной катастрофе в Латвии, это я точно могу сейчас гарантировать.
Слава Богу, телевидения и репортёров не было, поэтому мы могли спокойно шутить, смеяться и дурачиться, а так же хлопать друга по плечам и обниматься. Димка взял с собой, как я и сказал ему по телефону, десять наших фанатов и пять из них были девушками. Поэтому пришлось целоваться и с ними, чему они были очень рады. Пакеты у нас из рук сразу забрали, потому, что не гоже, как они в один голос заявили, главным европейским музыкальным революционерам таскать какие-то пакеты, хоть они и фирменные.
— А откуда все знают, что я устроил в Париже музыкальную революцию? — спросил я удивлённо Димку.
— Всё наши перед выездом слушали BBC, а там в час ночи передали сообщение о вашем заключительном концерте во французской столице и о том, что это была настоящая революция в современной музыке и диктор вас именно так назвал.
— Ну всё, мне сегодня днём Суслов за все мои парижские похождения точно по мозгам настучит.
— За что? Ты же новый музыкальный стиль придумал. Ваши две песни уже везде крутят, особенно на французских радиостанциях. Мы иногда шкалу настроек крутим, поэтому слышали их. Классные песни получились, даже мертвого заставят танцевать.
Народ, которого было немного в это ночное время в VIP зале, весело на нас поглядывал. Даже какая-то девочка лет десяти, видимо чья-то дочь, подбежала к нам с нашей фотографией и попросила автограф. И мы не только её все втроём подписали, но я ещё достал из пакета и подарил ей маленькую копию tour Eiffel. В глазах у третьеклассницы светилось обожание, но больше всего она смотрела на Солнышко и это заметили все. Значит, очень хочет стать такой же популярной певицей, как и моя невеста.
А дальше, получив свой багаж, мы пошли вниз к нашим транспортным средствам. На стоянке ребята часть нашего багажа погрузили в багажник моей «Волги», а остальное в «рафик», так как всё, естественно, не вошло. После этого я отдал Димке пакет с подарками и он уже сам вручил всем десятерым нашим фанатам копии Эйфелевой башни. Пакет я сказал ему оставить себе, так как там остались копии среднего размера, которые он подарит своим заместителям. А две большие лежали в отдельном пакете, и его несла Солнышко. Я их вручил Маше и Димке уже в машине. Они тоже радовались им, как та девочка в аэропорту. Я поставил в магнитофон кассету с нашими двумя новыми песнями, чтобы ребята их ещё раз услышали, и мы, пока ехали до Ленинградки, все вместе их с удовольствием прослушали. Маша и Димка были очень довольны, что мы за три дня успели не только дать четыре потрясающихся концерта в Париже, но и написать, и записать две новые песни, да ещё и в совершенно новом стиле, авторами которого нас все теперь считают. А потом начались разговоры.
