Макс Мах - Под Луной

– А сам он что? – спросил он, закуривая. – Ну, Владимир Ильич, допустим, сейчас болен, не принимает. Но Троцкий Краснощекова давно знает. Почему сам к Троцкому не пошел?

– Не знаю. – Покачала головой Рашель и тоже закурила. – К Льву Давидовичу, поди, и не попадешь так просто.

– Краснощеков – "не так просто". – Возразил Макс. – Впрочем, неважно. Я наведу справки, только ты не обнадеживай, пожалуйста. Кто его знает, что там на самом деле произошло.

– Докладывайте! – Голова была тяжелая, и уже третий день приступами схватывало виски.

Надо было бы отдохнуть, отлежаться, но куда там! Управление итак уже едва ли не перешло на казарменное положение – заговоры, шпионаж, диверсии, бандитизм – так еще и свои мутили воду. ГПУ словно с цепи сорвалось. Врагов искали везде, где и не надо. Но, судя по всему, кое-кто решил, что пришло время окончательно освобождаться от чуждых элементов. За один только июнь пришлось "освобождать из узилища" двадцать семь бывших офицеров царской армии, работавших в штабах и учреждениях РККА, и четырех инженеров, связанных с Артиллерийским управлением. И что обидно, доносы писали свои же красные командиры, не говоря уже о товарищах комиссарах, те самые, что победили в Гражданскую отнюдь не без помощи этих самых "спецов". Кто воевал, занимая мало-мальски значимые должности, не знать этого не мог. Но знать, понимать и делать из понятого выводы способны не все. Писать начали еще во время войны, заваливая кляузами и доносами и особые отделы, и политуправление, и реввоенсовет. Заблуждались или сводили счеты не суть важно: наушничество среди русских офицеров было не в чести. Но и бывшие, успевшие вскочить на подножку локомотива Революции, писали тоже. А чекисты… что ж, им такой оборот только в прибыль – они же и поставлены затем, чтобы бдить. Вот и хватают всех подряд.

"Энтузиасты, твою мать! "

– Докладывай! – Кравцов взял было папиросу, но сразу же понял, что курить не сможет: тошнить начинало от одного запаха табака.

– Следствие выдвигает обвинение по следующим пунктам, – Веня Агас, несмотря на молодость, был человеком опытным и образованным. Гимназию успел закончить до Революции, пожил в Америке, поучаствовал в боях, закончил 3-и Командные курсы РККА. – Первое, растрата. В деле фигурируют семь эпизодов. Однако все случаи, так называемой, растраты относятся к кредитованию строительства или экспортно-импортных операций, осуществляемых Советско-Американскими предприятиями, например "Русско-Американской Индустриальной Корпорацией", во главе которой стоит сам Краснощеков, и "Американо-Российскому Конструктору", директором которого является брат Александра Михайловича Яков Михайлович. Финансово-экономическая экспертиза, проведенная нашим экономическим отделом, фактов нарушения финансовой дисциплины, приказов и директив вышестоящих финансовых и плановых органов Союза ССР не выявила. Как директор банка Краснощеков имеет право определять процент ссуды в зависимости от конкретной сделки. Тем не менее, границы разумного перейдены не были ни разу, и банк убытков не понес. Напротив, активы Промбанка, стараниями его директора, увеличились за восемь месяцев в десять раз. Восьмой эпизод – конкретно кредитование строительных работ, осуществляемых "Американо-Русским Конструктором" на Тверской улице – выделен в отдельный пункт обвинения, так как в нем фигурирует родной брат Краснощекова. Сюда же отнесены факты перевода заработной платы, получаемой Александром Михайловичем от "Русско-Американской Индустриальной Корпорации" – 200 долларов САСШ в месяц – в Америку. Деньги пересылаются жене Краснощекова Гертруде и сыну Евгению. Справка: Гертруда Тобинсон (фамилия Краснощекова в САСШ) является гражданкой САСШ и в отличие от своего мужа (они развелись в январе 1923) от американского гражданства никогда не отказывалась…

Ну, что ж, ребята справились с заданием даже лучше, чем Кравцов мог надеяться. И излагал Веня грамотно, четко и ясно, отмечая существенные моменты, комментируя непонятные для "стороннего" человека факты, термины, события. Краткая биографическая справка не содержала, впрочем, ничего нового. Сам Кравцов знал много больше: ему "позволили" посмотреть личное дело Краснощекова в ЦК, да еще и Эйхе интересные вещи о председателе ДВР рассказал. После рассказов Генриха, Макс зауважал "обвиняемого" еще больше. Это был их кадр! Человек, который понимал в экономике и финансах, как мало кто еще в СССР. И мужик нормальный, в Гражданскую за чужими спинами не прятался и труса не праздновал. Работал, рисковал, сражался и снова работал. А дело… дело было не просто сшитое "по желанию заказчика", оно было шито белыми нитками. Сделано грубо, сметано небрежно. Оно содержало множество фактических ошибок и явных противоречий, не говоря уже о таких пустяках, как надуманные огульные обвинения во всем подряд. Расчет, по-видимому, был на то, что "относительно Краснощекова все равно есть решение".

– … любовница… Лилия Юрьевна Брик… кутежи…

– Я участвовал в "кутеже" от 19 февраля. – Устало сказал Макс.

– Я знаю. – Сухо кивнул Агас. – Сведения о кутежах и дорогих подарках не подтверждаются. Все в рамках финансовых возможностей товарища Краснощекова. Оклад директора банка, премиальные от сделок… Оклад члена коллегии ВСНХ Краснощеков передает в фонд "Восстановления промышленности".

– Кто ведет дело?

– Следователь Чарыжный из Верховного трибунала ВЦИК.

– Постой! – Кравцов этим сообщением был не просто удивлен, ошеломлен. – А ВЦИК здесь причем, и почему не ЭКО? Это ведь их профиль?

– Не знаю. – Растерялся Агас. – Мы их с самого начала обнаружили и взяли под наблюдение. А ОГПУ вроде бы никакого внимания к Краснощекову не проявляет, прокуратура тоже.

– Значит, Крыленко… интересно, – почесал висок Кравцов. – Очень интересно…

"А Крыленко-то здесь, каким боком?"

– Тут, Макс Давыдович, вырисовывается, между прочим, крайне любопытная картина. – Константин Павлович Саука не тушевался, но и не "выпендривался". Цену себе знал, имел самоуважение, однако понимал и то, как устроены иерархические по своей сути военные организации. – Я бы сказал, групповой портрет. Вам в ваших заграничных странствиях, не приходилось ли, случаем, видеть картины "Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга"?

– Что, так и называется? – Не поверил своим ушам Кравцов.

– Именно так. – Кивнул бывший товарищ Будрайтис. – Но люди ленивы и перекрестили полотно в "Ночной дозор".

– Ага. – Макс покрутил головой и прикурил от остро пахнущей бензином зажигалки. Папиросы – а это были привезенные кем-то из Питера папиросы "Самолет" – ему решительно не нравились, но набивать трубку показалось делом долгим и утомительным. – Я видел эту картину в Амстердаме. А какое отношение…?

– Самое прямое. – Саука тоже закурил и посмотрел куда-то мимо Кравцова, словно вспоминал знаменитое полотно Рембрандта. – Выражение лиц. У них все написано на лицах, в глазах, в позах. Можно целые истории о каждом рассказать.

– Понимаю. – Кивнул Макс, хотя сложный художественный образ, выстроенный Константином Павловичем, оставался для него пока всего лишь литературным приемом, никак не более.

– Валериан Владимирович написал о деле Краснощекова две статьи, одну для "Известий", другую – для "Правды", но в редакции газет пока не передал. Продолжает, видимо, работать над формой и содержанием. Весьма скрупулезный человек, и ответственный. Н-дас… Однако известно, что известинскую статью читали уже Андреев, Молотов, Евдокимов… и Дзержинский. Крыленко тоже читал.

"Значит, интерес в самых верхах. – Решил Макс, слушая своего главного "секретчика". – Куйбышев это ведь не рядовой товарищ. Начинают компанию? Краснощеков взят для затравки и острастки? Возможно…"

Это казалось возможным, но требовались доказательства, и он надеялся получить их так скоро, как получиться. Но, в любом случае, тянуть с этим делом было нельзя: можно ведь не только хорошего человека погубить, но и удар "под дых" пропустить – потом не встанешь.

– Почему не ЭКО? – спросил Кравцов.

– Судя по всему, решили не втягивать в конфликт ОГПУ. Верховный трибунал – это ведь советская власть, коннотация другая.

– Кто решил?

– Ходят слухи, что идея возникла во время встречи Предсовнаркома и наркома РКИ.

– Слухи к делу не пришьешь.

– Скоро будет свидетель.

Допустим. – Пыхнул папироской Кравцов. – А кто этот, Чарыжный?

– Никто. – Отмахнулся папиросой Саука. – Случайный ферт. И по этому случаю, имею предложить следующее. Если Чарыжный поскользнется ненароком, возвращаясь в общежитие с работы, или гопники, скажем, побьют… Не до смерти, разумеется… Дело практически наверняка передадут Льву Лазаревичу Никольскому – следователю по особо важным делам Верховного трибунала…