Анатолий Матвиенко - Подлодки адмирала Макарова

— Виват! — сказал про себя Степан Осипович. — Теперь я осман тапками закидаю. Силы у меня великие. Осталось четыре лодки. В среднем половину времени они проводят в ремонте. Шесть торпедных катеров на ходу. На складе десяток торпед Уайтхеда, остальные — маховичные, которые только к «Катрану» подходят.

Ах, да, турецкий трофей. Лодка французской выделки оказалась хуже «Барракуды», не имея труб для хода на паровой машине под перископом. К тому же в наличии десяток других грехов, которые давно изжиты у русских — опыт ничем не заменишь. Макаров отправил каблограмму Бергу, чтобы тот прислал кого-то изучить турчанку попристальнее и приспособить ее хотя бы в учебных целях.

Александр Маврикиевич приехал сам.

— Признайся, повод начальству нашел, чтоб летом на юга прокатиться?

— Ушлый ты, Степан, даром что подводник. Правду скажу, не столько в Крым, сколько из Питера уехал. Душно мне в нем, как на первой моей «Щуке». Война, не война, в жизни там главное — круговорот бумажек. Циркуляры, депеши, реляции, рапорты, прошения, отношения, циркуляры опять… Тьфу! Я не моряк уже, а чинуша.

— Что ж ты хотел, Саша? Сам в каперанги лез, об адмиральстве мечтал, как отец.

— Пустое это и наносное. Я поступка желал. Знаешь, многие королями мечтают стать и поменять мир к лучшему. В Соединенных Штатах я точно в местечковые царьки мог выбиться, губернатором, там отсутствие княжьего титула — не преграда. Но не мое это. Книгу бессмертную или картину, как «Мона Лиза», — тоже не мое. А вот изобретение, что судьбу страны повернет, оказалось под силу. Но я не один был. — Берг с удовольствием глотнул пуншу, не переводящегося в холостяцкой квартире подводника, и затянулся трубкой. — И тебя сам Бог послал, чудо сотворив. Вижу среди кадетов, которые на «Барракуде» ходят, адмиральских и генеральских сынков, недорослей самородных. Знаешь, что у них в голове? На лодке офицеров мало, до мичмана-старпома дослужиться легко. А там, глядишь, родственник и на большой корабль с переводом подсобит. Старпом — будущий капитан, вестимо. Представь, попался бы такой комнатный флотоводец вместо тебя, а? Черноморские лодки по гаваням бы стояли, напрягаясь в береговой обороне, что кругляши типа «Новгорода».

— Тут ты чуть-чуть неправ. «Поповки» полезное слово свое сказали, отпугнув муслимов от двух главных наших баз. В Сухуме не было их, турок творил, что хотел. Да, чуть не забыл. Ланге, твой любимчик, схлестнулся с капитаном «поповки», тот ему по морде дал, на дуэль вызвались. Конрада я от греха подальше в холодной держал до выхода лодки из дока, а каперанга Аркас выпустил. Подходит, значит, к капитану некий партикулярный тип и спрашивает: «Вы подводника оскорбить изволили, сударь?» Тыц ему в рыло. Дуэль, секундант говорит — сходитесь. Незнакомец ни шагу не сделал, с бедра сразу бах — у поповца дырка меж глаз.

— Приметы есть того типа? — чуть не подпрыгнул Берг.

— Говорят, лет под сорок, худой, высокий, говорит странно, с акцентом. Уехал, и не видели его здесь больше. Кого-то напоминает?

— Еще как. Джон Малыш Рейнс, бывший капитан «Щуки», лейтенант русского императорского флота, арестован за бесчинство — швырнул с причальной стенки великого князя и сбежал из-под стражи. Ты должен помнить эту историю.

— Как же! С ума сойти. Что ему здесь-то нужно?

— Понятия не имею, Степа. Странный он человек.

Нашлись и другие общие знакомые. Проговорили далеко за полночь. Ощутив настроение друга, Макаров предложил:

— Через два дня «Катран» выходит. Не хочешь с Ланге-дуэлянтом на южный берег сходить? Не в учебку и не в разведку, а пострелять в турка.

— А ты?

— Как водится — на «Константине».

— Заметано! И для моих адмиралов знатная сказка — проверка возможностей лодки в боевом походе. На самом деле меня другое волнует. Пойманная вами лодка — вчерашний день и для Франции. Говорят, у нее даже слухового аппарата нет. Теперь они ставят его, слово придумали особое — акустический пост по-научному.

Приходили благие вести с обоих фронтов. На побережье Кавказа перебили слабые турецкие гарнизоны, теперь Закавказье до Карса включительно и до персидской границы — наше, как и порты до Трабзона. На Балканах взяты Плевна, София, множество городов и крепостей. На пути к Константинополю больше нет препятствий. Опьяненные победами генералы и адмиралы порешили, что микроскопический Черноморский флот обязан доставлять подкрепления прямо к Босфору.

Аркас, который вышел из немилости у Константина Николаевича и даже получил очередную орденскую ленту, заявил Макарову и Бергу, что успех по перевозкам в Румынию нам дорого обойдется.

— Мы тогда потеряли всего один транспорт, одну лодку и два катера. Генерал-адмирал уверен, что с нынешней задачей мы справимся так же легко. Но Босфор укреплен! Если сухопутная армия не сделает плацдарм на юго-западном берегу, повезем солдатушек чисто на убой.

— Ваше превосходительство, так диспозиция изменилась. Ныне не мы турка, а они нас боятся. Гоните одну «поповку» к Босфору затычкой, лодками да малыми крейсерами пройдем оставшиеся порты. Если и есть пока в Порте броненосцы, они в Константинополе или где еще южнее.

Адмирал задумчиво нахмурил брови.

— А вдруг к «поповке» броненоску с торпедами пошлют или подводную лодку?

— Минами огородить, сзади тропку оставить. Пару катеров с торпедами в помощь.

— Ваше мнение, Степан Осипович? Неужто из Петербурга дельный совет пришел?

— Совершенно дельный. «Новгород» — он что? Броненосец береговой обороны. Пусть и стережет берега южные.

Покинув адмиральский кабинет, Макаров вдруг заявил:

— Завидую я тебе, Александр.

— В чем же?

— Я быстро пресытился войной. Да, прославился, звезд-орденов нахватал за полгода. Помнишь, про ледокол рассказывал? Все больше о таком думаю. Война кончится. Представь, если Кронштадт и Питер с ледоколами станут круглый год суда принимать.

Берг рассмеялся.

— Эка ты загнул. В холодные зимы даже датские проливы замерзают. Всю Балтику до них чистить вздумал?

— Зачем. Хватит двух. Собирает он десять-пятнадцать купцов и ведет их за собой. Полынья ж за час не замерзнет, пока караван не пройдет, верно? Потом обратно, а навстречу ему — другой ледокол. Каждый за неделю по разу к Дании сходит — почитай, город Петра весь год торгует. Кстати, у тебя темненький такой был, Том, кажется. Где он?

— В Николаевском училище флотскую науку постигает. Позже ему офицерство выхлопочу. Ты сам проходил, без дворянства трудна карьера.

После выпуска на волю арестантов, утопивших английские корабли, у Макарова появился избыток людей. Новых лодок не видать до конца войны. Поэтому экипаж Васильченко на время влился в надводный флот.

Легкие крейсера, или попросту вооруженные несколькими орудиями торговые пароходы, «Константин» с катерами и все четыре лодки неделю прочесывали южное побережье, встретив единственный бронированный корвет «Оркание». Берг впервые в жизни произнес заветные слова «первая, пли!» и «вторая, пли!» не на учениях, а в боевом походе. На этом присутствие сколько-нибудь значимого турецкого флота в Черном море закончилось. Если что-то и завалялось, то без брони и серьезного вооружения, как раз по зубам упомянутым «крейсерам».

Великий князь Николай Николаевич мужественно побеждал у Константинополя вчетверо меньшие османские силы и продолжал требовать подкреплений. Линия Одесса — Турция работала без сбоев, словно прошпект. А в Босфоре появились мины, установленные самими турками.

Осложнялось международное положение. Британская империя в лице премьер-министра Дизраэли требовала прекратить аннексию османских земель. При этом сами англичане подгребали Суэцкий перешеек вместе с каналом и прочие территории, веками принадлежавшие Порте. Но — что положено британскому льву, не стоит позволять русскому медведю.

На втором месте по накалу ненависти бурлила Австро-Венгрия. Несмотря на будущие территориальные приобретения на Балканах, Габсбурги решительно противились коренному перекраиванию карты, не желая усиления России. Проиграв вчистую войну с Пруссией 1866 года, император Франц-Иосиф желал возрождения былой славы, а обширное Адриатическое побережье возбуждало в нем амбиции великой морской мощи, чему российское присутствие никак не способствует. Против австрийцев и за русских стояли правительства и народы Балкан, которым в высшей степени надоели обе высокомерные и кровожадные империи — и Оттоманская, и Австро-Венгерская.

Пруссия с вожделением поглядывала на субмарины, видя в них противовес британскому Роял Нэви. К лоскутной империи Габсбургов отношение складывалось странное. Вильгельм мечтал об объединении германских империй в супердержаву Центральной Европы, поэтому, поглаживая Австрию против шерсти, Александру Второму приходилось оглядываться на Берлин.