Юрий Корчевский - Лекарь
— Радость-то какая! Я ведь с ней так и не познакомился. Давай обмоем!
— Я по делу.
— В сторону дела, а то жизнь стороной проходит.
Они выпили по кубку вина.
— Ты бы хоть жену показал, чего скрываешь?
— Не понравится она тебе, князь, рубцы на лице. Исправлю со временем — тогда покажу.
— Как говорится — Бог в помощь! А что за дело у тебя ко мне?
— Дом отремонтировать хочу, что сожгли.
— Деньги нужны?
— Люди нужны — столяры, плотники, печник. Материалы опять же.
— Есть такие холопы! И дерево сухое да выдержанное найдём — на полы да окна. Завтра с утра и отправлю.
— Я не задаром прошу, деньги есть. Заплачу за работу и материалы.
— Только за материалы, за работу не надо. Холопы мои, я их кормлю-пою, в доме у меня живут — вот пусть и делают.
— Спасибо.
— Это тебе спасибо.
— Мне-то за что?
— Помнишь, давно как-то на картах ты мне гадал?
— Было такое, помню.
— Не соврали твои карты. Государь после Смоленска к себе приблизил голову московских стрельцов, боярина Артамона Матвеева, сына Сергеева. Роду он худого, из боярских детей — однако ума недюжинного.
— И что из этого следует?
— А! Не скажи! Я ведь после гадания твоего знакомство с ним свёл. На пирушках рядом садился, на охоту пару раз с ним съездил. Для него лестно. А теперь он к царю близок, а через него — и я.
— А Нащокин?
— Он ещё в фаворе, но чует моё сердце — ненадолго. Давай за твоё гадание ещё выпьем.
Они опрокинули ещё по кубку. Славное вино!
— Ещё погадаешь?
— Карты трезвую голову любят.
— Ловлю на слове. Как дом в порядок приведём, на новоселье приглашаешь.
— Так ведь за столом сидеть будем, вино пить.
— Тогда раньше. Вот ведь незадача! Кстати, царь о какой-то игре упоминал — вроде как персидской. Ты его играть обещал научить.
— Было такое, в Вязьме обещал.
— Царь не забыл.
— Доску готовить надо, кости специальные.
— Займись — государь не из забывчивых.
— Хорошо, что напомнил.
— Только поперва меня научи, чтобы не как с шахматами вышло.
— Доска опять-таки нужна. Резчик по дереву искусный есть?
— Есть!
— И расписать бы её надо.
— Ха! Расписать! Да я её инкрустирую! Не сам, конечно. Ты только человечку объясни.
— Завтра же и займусь.
Слегка пьяненький, Никита пошёл на постоялый двор.
— Заждалась я тебя, — с лёгким укором сказала Любава.
— Работы много было. А потом к князю ходил — насчёт холопов. Договорились мы с ним, дом они ремонтировать начнут.
— Ой, как здорово! Только я на доме быть хочу. Желаю, чтобы как прежде всё было.
— Вот и смотри за холопами. Они уже завтра приедут — целая артель.
С того дня Никита утром отправлялся в лекарню, а Любава — к своему дому. Иногда Никита забегал.
Только ремонта пока не было. Освобождали дом, а фактически — уцелевшие стены — от сгоревших досок, мусора. Неделю всё это телегами на свалку вывозили. И только потом приступили к крыше.
Медных листов у Елагина не было, пришлось на торгу покупать — а к ним ещё медные гвозди потребны. И деньги начали стремительно таять. Никита опасался, что ремонт обойдётся не дешевле покупки готового дома. А ему хотелось за ремонтом приглядеть — хозяин он всё-таки, но и деньги зарабатывать надо.
И Никита стал браться за относительно сложные операции вроде резекции желудка. Конечно, не всем, а тем, кто не только по состоянию здоровья нуждался, но мог ещё и выдержать операцию, и что немаловажно — оплатить.
А дом постепенно хорошел. Заблестела медью новая крыша, вставили окна и двери, настелили полы. В доме вкусно запахло свежим деревом.
Любава пропадала на дому целыми днями. Ей приятно было видеть, как дом восстанавливается, приобретая прежний облик. Никита же исподволь стал готовиться к задуманному — как избавить Любаву от рубцов.
Сложностей в этом деле было много. Рубцы глубокие, кожу стягивают. Чужую кожу на место рубцов не пересадишь. Стало быть, надо брать у неё же. Но где столько кожи взять? На бумаге и в голове строил он план операции. Одно несомненно — придётся всё делать не сразу, а поэтапно, кусочек за кусочком. И приспособление припомнил — старое, ещё тридцатых-сороковых годов двадцатого века. Ожоги-то и раньше были — как и рубцы.
Брали у пациента непоражённый участок кожи и делали на нём насечки на барабане с лезвиями. После такой процедуры небольшой клочок кожи можно было растянуть едва не вдвое.
Никому не говоря ни слова, он приступил к осуществлению плана. Да, опыта такого у него не было, ожогами занимались врачи другой специальности — комбустиологи.
Для начала Никита заказал у кузнеца валик небольшого диаметра из меди и с лезвиями по всей поверхности. Долго втолковывал мастеру, как всё должно выглядеть, а через неделю уже любовался приспособлением. Даже пациента для похожей операции нашёл — тот пришёл к Никите с больными суставами. Никита же совершенно случайно увидел ожоговый рубец на его руке размером с ладонь и уговорил мужика пластику сделать.
— Да не мешает он мне, — попытался растерянно отговориться мужик, — привык я. А честно сказать — денег нет.
— Какие деньги? — махнул рукой Никита. — Я «за так» сделаю, бесплатно.
Пациент нехотя согласился.
Во время операции Никита взял небольшой кусок кожи с живота — довольно дряблого. Потом прокатал изъятый кусок кожи на приспособлении, для стерильности предварительно обожжённом на огне. Попробовал его растянуть, и кусок кожи на глазах увеличился. Не вдвое, как он рассчитывал — раза в полтора. Кстати, вспомнилось название книги — «Шагреневая кожа». Очень похоже!
Он наложил насечённый кусок на место удалённых рубцов, густо присыпал мхом и перебинтовал.
— Будешь у меня в лекарне лежать, — объявил он пациенту. — Отдохнёшь от трудов праведных, перевязочки тебе делать будем — с целебными мазями.
— А харчи?
— Помощник мой, Иван, из трактира носить будет.
За десять дней кожа прижилась. Травник Олег Кандыба здорово подсобил, какую-то мазь, собственноручно изготовленную, дал; клялся, что заживёт быстро. И действительно, на каждой перевязке Никита убеждался — что да, действительно заживает. Сначала на разрезах грануляция появилась, а потом и вовсе всё срослось — ни нагноения, ни отторжения не произошло.
Теперь можно было и с Любавой попробовать.
Ещё хорошо бы лоскут кожи «на ножке» сделать, скажем — с руки. Рукой только недели две владеть не будет, зато лоскуту шансов прижиться больше.
В один из вечеров он всё объяснил Любаве.
— Ты же говорил — нельзя помочь, — удивилась она. — Я уж и смирилась.
— Всякие инструменты готовил, на мужике прежде попробовал, — объяснил Никита. — У него, правда, ожог по размерам невелик, но получилось удачно. Лицо пока трогать не будем, попробуем на теле.
— Я согласна! — Любава ни секунды не колебалась.
— Тогда завтра приступаем.
По всем медицинским канонам хирургу не полагается оперировать родственников, но выбора не было — не Ивану же её оперировать? Помощник он добросовестный, но он и сотой доли не знает того, что знает Никита.
Операция прошла по намеченному плану. Иван дал Любаве эфирный наркоз, Никита срезал на левом боку несколько грубых рубцов, а затем на кисти левой руки с тыльной стороны вырезал кусок ткани с рубцами. На правой половине грудной клетки вырезал кусок кожи, но не по всему периметру, оставив целой одну сторону получившегося прямоугольника. Подведя кисть левой руки к груди, он приложил лоскут.
Получилось замысловато: кусок кожи с груди теперь был на кисти, но питался сосудами с прежнего места. Руку прибинтовали к груди. Через неделю лоскут должен — просто обязан прижиться, ведь питание не нарушено. И когда лоскут прорастёт на кисти новыми сосудами, получая через них кислород и питание, питающую «ножку» можно отсечь. Получится в два этапа, зато надёжно. А для верности, когда лоскут ещё на «ножке» будет, его следует тренировать, периодически на короткое время пережимая пинцетом или зашивая сосуды. Нудно и кропотливо, но другой возможности помочь в данной ситуации Никита не видел. В медицине обычно быстро и хорошо не бывает. Это только в сказках стоит выпить чудодейственное средство, как человек избавляется от хворей.
После операции Никита сам перенёс Любаву на кровать. Теперь, когда лоскут кожи подсажен на кисть, ей никуда нельзя выйти. К тому же кисть смазывать мазью надо, бинтовать. И удобно — пациентка всегда рядом, под наблюдением.
После работы Никита оставался с Любавой, спал на соседней кровати.
Теперь оставалось надеяться только на организм Любавы. Уж коли она выжила после страшных ожогов, должна и сейчас справиться.
Лоскут прижился хорошо.
Каждую свободную минуту, когда не было пациентов, Никита проводил с Любавой. Он тренировал «ножку», смазывал мазью. Любава стойко терпела не совсем приятные процедуры.
