Андрей Вербицкий - Домен
Долора меж тем как-то замялась, не зная, куда себя деть. Вроде и отвечать не хочет, только просто так развернуться и уйти не может. Все-таки я барон, а тут не принято вот так запросто отказывать дворянам и тем более игнорировать их пожелания. Такое поведение может аукнуться так, что не рад будешь. Это я по природе своей (тайной конечно же) мягкий и пушистый, но она-то этого не знает.
– Да ты не переживай так, – смилостивился я. – Не хочешь рассказывать, не надо. Насильно никто твои тайны выведывать не станет.
– Все в порядке, ваша милость. Любила когда-то этого изверга, – призналась Долора и замерла в ожидании следующего вопроса.
– Любовь зла, – философски констатировал я.
– Истинно так, ваша милость.
Удовлетворив частично свою любознательность, приступил к трапезе, всем своим видом показав хозяйке, что более ее не задерживаю. Женщина поняла все правильно и поспешно оставила меня. Наверное, опасалась, что снова сподоблюсь задать еще какие-нибудь неудобные вопросы. Но я дальше не стал ничего выяснять. Былые взаимоотношения моих соратников интересны ровно настолько, насколько они способны повлиять на будущие планы, да и ни к чему в данный момент настраивать против себя людей, копаясь в их прошлом.
В одиночестве удалось побыть недолго. Не успел доесть, как в комнату ввалился очередной посетитель.
– Со мной все в порядке, – поспешил уведомить появившегося десятника.
– Вижу уже, – пробурчал нахмуренный ветеран.
– Чего тогда насупленный такой? Случилось что? – поинтересовался у него, не переставая жевать.
– Вы случились, ваша милость. Меня едва удар не хватил, когда вы слегли.
С одной стороны, приятно, что кто-то переживает за мое здоровье, но, с другой – гложет сомнение. За меня ли беспокоятся? Ведь не станет последнего Ласкона, и тогда владение перейдет в другие руки, и чем это обернется для жителей баронства, никто не знает. В судьбе людей начнется полоса неопределенности, и, более того, возникнет опасение за свое имущество и даже жизни. Никому этого не хочется, в том числе и десятнику.
– Все нормально. Так что заканчивай волноваться зря и лучше доложи, чем занимались, пока я приходил в себя. Надеюсь, не наделали ошибок?
Фиш крякнул в усы и развел руки:
– Ничем не занимались, господин. Бран Хитрец запретил выходить на улицу. Пару раз близнецы сопровождали Долору, и сам Хитрец выходил куда-то. Но куда, не сообщал.
– Понятно.
Я закончил есть и отложил в сторону деревянную ложку. Хорошо-то как. Сытый, почти здоровый. Чего еще надо для полного счастья?
– Раз ничего страшного не произошло, то дай подумать над дальнейшими планами, – витиевато попросил я десятника уйти.
После того как набил живот, что-то в сон потянуло, и я, откинувшись на подушку, снова прикрыл глаза.
– Отдыхайте, ваша милость, – донеслось со стороны дружинника. Хотел ему ответить, да не сложилось. Провалился в сон практически мгновенно.
Проснулся оттого, что в соседней комнате кто-то на кого-то орет. Определив в крикунье Долору, прислушался и вскоре сообразил, что виновник этого концерта Зурим. Чего наш раздолбай снова учудил, было пока неясно, но оставлять все на самотек, я не собирался. В конце концов, парень мой подданный и только мне или с моего позволения можно на него так кричать. Я вылез из постели и оделся. С удовлетворением отметив, что ничего не болит, легкое головокружение не считается, с приподнятым настроением пошел утихомиривать разошедшуюся хозяйку.
Кроме Долоры и механика, в доме никого не оказалось. Что странно. Куда это все запропастились?
При моем появлении хозяйка резко замолкла, а Зурим облегченно выдохнул. Похоже, возможность получить наказание от меня (в случае, если действительно в чем-то виноват) пугала его куда меньше, чем перспектива выслушивать женский ор неопределенно долгое время.
– Ваша милость! – первой отреагировала Долора и затараторила: – Простите, я невольно разбудила вас, но этот негодяй разбил глиняный кувшин!
Глядя на скривившегося Зурима и пышущую праведным гневом женщину, захотелось рассмеяться. Весь сыр-бор из-за какого-то кувшина?
– Он попросил прощения? – вкрадчиво так осведомился я.
Наша гостеприимная хозяйка машинально кивнула, а Зурим вставил:
– И не один раз.
– Да что мне твои извинения! – начала снова заводиться женщина. – Кувшин денег стоит!
– Так я предлагал! Вы ж не слушаете. Ваша милость, ну скажите ей!
– А может, это был мой любимый кувшин и дорог мне как память!
Все понятно. У Долоры плохое настроение с утра, а тут как раз Зурим посуду бьет. Ну как не поднять тонус за счет другого. Ни одна склочная женщина такого шанса никогда не упустит.
– Тс-с. Хватит, – заговорил я шепотом и приложил палец к губам, демонстративно оглядываясь – не слышит ли кто.
И Зурим и Долора резко притихли. Насторожились.
– Что? Что? Что такое, ваша милость? – так же тихонько зачастил Зурим.
– Вы разве не слышите? – удивленно зашептал я.
– Нет, – также перейдя на шепот, ответила женщина.
Было видно, как ей становится не по себе от резкой смены тональности разговора. Наверное, уже понавыдумывала страстей всяких.
– Тишина какая-а-а. Благостная. – Сказав это, я прошел к лавке у стены, уселся и вытянул ноги.
Парочка еще постояла некоторое время, уставившись в мою сторону, а потом до них дошло, что их разыграли.
– Тьфу, – в сердцах сплюнула Долора. – Ваша милость! Разве ж можно так пугать. У меня чуть разрыв пердячной мышцы не случился.
– Зачем же так выражаться, – уже нормальным голосом укорил. – Благородные дамы такое себе не позволяют.
– Да я ж не благородная. Не уродилась… Или вы опять шутить изволите?
– Ничуть. Благородство не передается по наследству, – поспешил заверить, пока женщина не обиделась. Женщины, они такие… скажешь, что некрасивая, – оскорбится, а скажешь, что красивая, – опять то же самое. Подумает, будто мужчина недоговаривает, обманывает или издевается. Знаем. Проходили. – В наследство достается лишь титул и богатство. И то не всегда. В мире полно дворян, которых даже последний тугодум благородным не назовет. Тот же барон Жорэс Маргрон и его сыновья… Одно название – аристократы. На самом деле Маргроны самые низменные торгаши, эгоисты и разбойники. Подавляющее большинство благородных кичатся своим происхождением, что очень глупо. Ведь не они завоевали титул своими праведными поступками, а их далекие предки. Вот, например, мой род… Достаточно древен, однако и первый барон Ласкон когда-то был простым крестьянином и солдатом. Он не испугался сложной дороги к возвышению, и его усилия заметили боги и вознаградили за заслуги. Так что помните… Каждый воспитывает благородство в себе сам. Оно – часть состояния души, даденное каждому от рождения. Не зря же благородный, великодушный и святой – слова сходного смыслового значения. Нужно найти в себе этот божественный дар и не дать ему погаснуть. Для меня главное помнить об этом всегда: помогать страждущим и заботиться о людях, которые доверили мне собственную судьбу. В этом случае, умирая в старости или на поле брани, могу быть уверенным, что жизнь прожита не зря. А крестьянином ты родился или будущим императором, дело десятое.
О как завернул. Аж самого проняло. И в какой только части моего головного мозга такие мысли родились? На меня прежнего это совсем не похоже. Вон и народ уставился, словно на мессию, только что вышедшего из пучины морской. У Зурима челюсть ноги придавила, и Долора стоит – глаза стеклянные, будто проповедь гипнотизера-проповедника слушает.
– Я тут… эта… отварчика лиственного заварю. С утра самое то будет, – ожила хозяйка. – И… Зурим…
– Чего?
– Боги с ним, с кувшином. Пойди лучше воды принеси.
– Отвар – это хорошо. Попьем, заодно и расскажете, куда все подевались, – снова вспомнив об остальных, начал не на шутку переживать. Если Бран по характеру кот, который гуляет сам по себе, то дружинникам подобное поведение совершенно не свойственно. Как бы не случилось чего.
Десятник Фиш
Десятник корил себя, проверяя, гладко ли выходит меч из ножен. Не иначе близор дернул его согласиться на эту авантюру, не поинтересовавшись заранее подробностями. Когда затемно, после очередного отсутствия, в доме появился Хитрец с новостью, что нашел заказчика нападения на «Золотой Белиш» и тут же предложил отомстить незамедлительно, эта идея показалась вполне здравой. Негоже ведь оставлять покушение на господина и его людей безнаказанным? Но теперь, перед предстоящей схваткой, все виделось в ином свете: отлучились всем скопом без согласия барона – раз; если кто-нибудь погибнет или, не дай боги, вся команда, то основная цель похода окажется под угрозой – два; и что хуже всего… молодой господин останется без защиты и тоже может погибнуть – три.
