От революционного восторга к… - Роман Феликсович Путилов
— Солдат… — выйдя из палатки я поймал за рукав, бегущего куда-то рядового: — что случилось?
— Немцы с австрияками фронт прорвали, отряд эвакуи… — солдат сбился: — Съезжает отсюда, ваше благородие.
Я огляделся — судя по всему, первым успел съехать интендант — два, загруженных с верхом, грузовика, еще вчера утром, принадлежащих мне, пылили по проселку, метрах в пятистах от аэродрома, направляясь в сторону тыла, причем, мои люди все были здесь — под командой Каца грузили в гондолу «Ваузена» предметы, очень похожие на небольшие бомбы. Пара самолетов прогревала движки, окруженные толпой нижних чинов, остальной народ бегал вокруг, как заполошные курицы, что-то грузя в две обычные, крестьянские телеги, а что-то бросая в большую кучу, наваленную недалеко от палаток.
— Соломон Ааронович, добрый день. Вы далеко собрались? — я подошел к самолету и протянул руку, сидящему в кабине Кацу.
— Здравствуйте, Петр Степанович. Мы же с вами ночью говорили, что я решил остаться на фронте со своим самолетом, добровольцем. Сами видите, летать некому.
— Я насчет вашего решения помню и целиком одобряю. — осторожно, чтобы боль не вернулась, кивнул я головой, делая вид, что помню ночные разговоры: — Я спрашиваю, куда вы сейчас полетели?
— Так немцы прорвали фронт, наши части отходят. Дали команду сбросить запас бомб на передовые порядки противника и перелетать на новый аэродром, под Тарнополь. Так что собирайтесь и отходите на восток, а то немцы, говорят, уже в пяти верстах.
— Удачи вам, Соломон Ааронович. — я торопливо махнул рукой и двинулся в сторону палатки — пять верст — это совсем немного, а мне еще вещи укладывать.
— Петр Степанович, мне бы одного человека в кабину, бомбы бросать в одиночку не сподручно.
— Петр, разреши. — вперед шагнул Муравьев, глядя на меня с такой надеждой, как будто я распределял бесплатную путевку в санаторий Крыма, в сезон.
— Платон Иннокентьевич, а ты одной рукой справишься?
Начальник моей канцелярии поднял с земли очередную бомбу и, без особого усилия, подал ее в кабину Кацу.
— Тогда лети, только живым возвращайся, а то меня твоя супруга… сам понимаешь, что со мной сделает.
Мы обнялись с Муравьевым, после чего он стал карабкаться в высоко расположенную гондолу аэроплана, а я пошел обратно в палатку — за лесом была слышна частая винтовочная стрельба.
Слава богу, ни на мой «сидор», ни на автомат с подсумком никто не покусился. Я съел кусок подсохшего хлеба, положив на него толстый слой колбасного фарша, выпил ковшик прохладной воды из бака, стоящего в углу палатки, собрал свое имущество и вышел на улицу, готовый хоть отступать, хоть наступать.
Самолеты, кроме двух, сиротливо стоящих на краю взлетной полосы, уже взлетали, тяжелыми прыжками отрываясь от земли, и неторопливо набирая высоту, полетели в сторону шума выстрелов.
Глава 19
Глава девятнадцатая.
Июль одна тысяча девятьсот семнадцатого года.
Аэродром представлял собой часть поля, скошенную и тянущуюся вдоль полосы кустарника, шириной саженей в сто и длиной примерно в триста саженей.
На восток, за границей взлетно-посадочной полосы, тянулось поле, которое заканчивалось примерно в трех верстах, у кромки далекого леса.
Узкий, накатанный колесами телег, проселок неровным зигзагом тянулся к этому далекому лесу, и по нему нам предстояло уходить, имея в качестве транспорта две крестьянские телеги, загруженные различным военным имуществом. Еще больше пещей и предметов снаряжения было навалено у большой палатки, в которой я проснулся сегодня утром, а из ямы, находящейся на самом краю аэродрома несколько солдат вытаскивали здоровенную деревянную бочку.
— Это что, военный? — я ткнул рукой в сбитое из досок, потемневшее от каких-то технических жидкостей, чудо бондарного искусства.
— Бензин, ваше бродь. Интендант сказал -что не вывезем, все палить, чтобы германцу не досталось.
— И вот это все сжечь хочешь? И самолеты тоже? Они же, вроде, исправны?
Я поразился — на стоянке стояла пара вполне приличных бипланов, выглядевших ни в пример современнее и крепче, чем нелепые «Ваузены»
и «Фарманы», с установленными сзади, толкающими винтами. И еще, между прочем, я знал, сколько стоят эти самолеты, мне, во всяком случае, денег хватило только на устаревший «Ваузен».
— Так что с ними делать, господин офицер — пилотов нет, самолеты без летчиков. Остается только сжечь. — пожилой мужичок с умными глазами, казалось бы, по недоразумению облаченный в военную форму, настолько она нелепо на нем сидела, лихо махнул ладонью где-то в районе виска: — Зауряд- прапорщик Гусев, фельдфебель авиаотряда. У зауряд- прапорщика, кроме авиационной эмблемы (традиционный винт с крылышками) на погоне присутствовал защитного цвета поперечный басон старшего сержанта Советской армии, на котором виднелась одинокая звездочка. Как я понимаю, это был аналог советского прапорщика — еще не офицер, но уже не младший чин.
— Стой, погоди с поджогом. Построй личный состав.
Через пару минут передо мной стояла неровная цепочка из двух десятков человек. Восемь моих, бывших милиционеров, водителей и механиков, помогавших Кацу со сборкой-разборкой самолета, остальные местные — механики, ездовые и прочая, сугубо мирная тыловая шваль. Часть солдат аэродрома успела смыться из расположения самостоятельно, либо покинула расположение на бывших моих грузовиках, вместе с доблестным интендантом.
— Товарищи, я на фронте первый день и сразу же война повернулась ко мне могучей филейной частью. Вон, мои механики не дадут соврать, сколько денег мы потратили на покупку и ремонт самолета, сколько сил убили, чтобы его сюда доставить, а вы собираетесь сжечь два аэроплана. Нет, братцы, так дело не пойдет. Скидывайте все с телег и цепляйте к ним аэропланы. Вам до леса их тянуть примерно час…. Правильно, прапорщик?
— Так точно, ваше добродие, пока телеги разгрузим, пока самолеты привяжем, часа полтора будем до леса добираться, не меньше.
— Понятно. Господин прапорщик, назначаетесь начальником эвакуационной команды. Остальные… Товарищи, приказывать я вам не могу. Мои люди свое отвоевали, а вы, аэродромный люд, мне не подчиняетесь. Поэтому говорю вам всем — я пойду сейчас туда…- я ткнул пальцем на запад, где уже стихла винтовочная стрельба: — И постараюсь задержать супостата по эти полтора часа. У кого есть оружие, можете присоединится. Удержим германца — мы молодцы, сбережем народное добро, поможем республике. Уедут телеги за лес, до того, как враг покажется
