Главная роль 4 - Павел Смолин
Отступив на шаг, я опустился на колено и протянул Марго руку:
— С каждым днем моя любовь к тебе становится лишь сильнее. Твои письма, твои телеграммы стали для меня спасением в самые черные времена. Маргарита, ты станешь моей женой?
Такого поворота, похоже, невеста не ожидала — опешив на пару секунд, она протянула руку и вложила свою миленькую ладошку в мою. Хватка на одеяле ослабла, и я испытал целую гормональную бурю, увидев шею и ночную рубаху. Какие же пасторальные времена! Казалось, меня такое вообще возбудить неспособно, но посмотрите на меня теперь!
— Да, — тихо ответила Марго, сжала мою руку крепче и усилила. — Тысячи раз «да»!
— Ты сделала меня самым счастливым человеком на Земле!
— Нет, ты! — перенаправила она и начала обживаться в новом, особо важном и ценном для меня качестве. — Больше не рискуй так — а если бы ты свернул себе шею?
Беспокоится, но это она зря. С улыбкой поднявшись на ноги, я подтянул Марго за руку поближе к себе — совсем легонько, поэтому подошла она по сути сама — и перевел тему:
— Мне нужно столько всего тебе рассказать, и осознание того, что у нас впереди целая долгая и счастливая жизнь наполняет меня восторгом! — и, без паузы, немного романтической фигни про мой богатый внутренний мир и беспросветное одиночество, спасти от которого может только жена. — Ах, как мне не хватало тебя все это время! Вокруг меня так много лизоблюдов, подлецов и лжецов! Мне нужен человек, на которого я могу опереться. Человек, который будет любить меня так же сильно, как и я его. Каждый день я благодарю Бога за то, что он даровал мне величайшую драгоценность — любовь к тебе.
Теперь метафорический шажок назад, который начнем с грустной усмешки и демонстрацией уверенности в себе — главного атрибута уважающего себя мужчины:
— Прости, мне не следовало пугать тебя дворцовыми интригами — ни единой проблемы, с которой я бы не справился, попросту не существует, и да будет Бог милостив к нашим врага. Россия — прекрасна, необъятна, она одна — целая вселенная, и я уверен, что ты полюбишь ее всем сердцем, а мой народ ответит своей Императрице тем же.
Совсем бедную юную девушку молодецкий напор захлестнул — даже не знает, что говорить в первую очередь, но мне достаточно подернутых розовой дымкой глаз, чтобы понять правильность выбранной стратегии. Грустно и неуместно вспоминать это сейчас, но в будущем (в моей прошлой жизни) я и на пять процентов так не старался, как сейчас. А как иначе — с теми мне не надо было жить всю жизнь под одной крышей, и Маргарите они в подметки не годились.
— Я… я тоже тебя люблю.
Слова прозвучали так мило-неуклюже и смущенно, подкрепившись качнувшимся помпоном ночного колпака, и при этом так искренне и обезоруживающе, что в моей душе поднялась крышесносящая волна восторга, и планировавшаяся пошлость в виде достойной бульварного романа фразы «один поцелуй, чтобы продержаться до завтра» с последующим собственно поцелуем была признана никчемной. Целуем ручку:
— Спасибо, что позволила мне объясниться как должно.
В дверь постучали и одновременно с этим, очень медленно, но неумолимо начал поворачиваться ключ в замочной скважине.
— Вилли слишком спешил! — высказала обиду Марго и быстро отошла на три шага, укутавшись в одеяло плотнее и прикрыв им доселе видимые мне, одетые в чулки ступни ног.
Хорошие ножки.
— Прости мое косноязычие, — успела добавить Маргарита.
— Прости за мое нетерпение, — с улыбкой извинился я в ответ, и дверь в спальню открылась.
Обернувшись на проход, я улыбнулся стоящему в столпе света Вильгельму:
— Ваше Императорское Величество, от всего сердца благодарю вас за понимание и возможность объясниться с любимой так, как велело сердце.
Кайзер растянул губы в улыбке, кивнул и спросил сестру:
— Маргарита, каким был твой ответ на предложение Его Императорского Высочества?
Подняв на Вилли бровь, Марго с удивлением в голосе ответила:
— Ну конечно же я согласна! Я люблю Георгия. Спасибо за щедрый подарок, Вильгельм.
Улыбка кайзера стала шире:
— Видеть, как соединяются любящие сердца — величайшее удовольствие, и как твой брат и твой Император, я даю свое благословение на брак. Ваше Императорское Высочество, — повернулся ко мне. — Я уверен, что вы сделаете мою сестру счастливой.
— Наш ждет много удивительных лет, — улыбнулся я Маргарите. — Спокойной ночи.
— Приятных снов, — пожелала она в ответ, и мы с кайзером пошли через вереницу гостиных, коридоров и галерей.
Первым, едва закрылась дверь спальни, заговорил пышущий благодушием Вилли:
— Ах, молодость! Когда-то и меня любовь толкала на рыцарские подвиги, — вздохнув, он грустно улыбнулся, почти процитировав Александра. — Жениться по любви — невероятное счастье для нас. Как брат Маргариты и твой кузен, я чувствую за вас обоих огромную радость, Георгий.
Мы перешли на имена еще на этапе переписки, а перед Маргаритой блюли остатки протокола.
— Это очень важно для нас, Вильгельм, — благодарно кивнул я.
— Полагаю, ваш брак станет радостным событием и для подданных наших Империй, — добавил кайзер.
— Мы, русские, питаем изрядное уважение к немцам, — улыбнулся я. — Но как-то так в истории все время получается, что очевидный и грозящий невероятной пользой нашим странам союз приводит к цепи печальных событий, делающих его невозможным.
Вилли с воодушевлением пошевелил усами — думал, взвешивал, считал, немножко читал историю, а еще очень удачно ненавидит англичан — и счел подобное начало достаточным:
— Ты проделал долгий путь, кузен, и с моей стороны было бы неуважением начинать тяжелые разговоры.
Он хлопнул в ладоши, и около нас материализовался пожилой лысый немец в круглых очках и ливрее камердинера.
— Чувствуй себя как дома, — пожелал мне Вильгельм. — Доброй ночи.
— Спасибо за гостеприимство, кузен. Доброй ночи.
Кайзер бодрой походкой направился в одну сторону коридора, а я, за слугой, в другую.
Проснулся я в два часа дня — все-таки сильно устал вчера — в момент, когда Императорский поезд уже подъезжал к Берлину. Одевшись, я известил о своем пробуждении хозяев дворца, и Вильгельм с другими местными ВИПами довезли меня до вокзала в своем кортеже, радуясь эрзац-секретности как играющие в шпионов мальчишки. В глазах и без того неплохо ко мне относящихся немцев — они же прагматики, и
