Чингисхан. Демон Востока - RedDetonator
— Я всё ещё старейшина деревни, где ты живёшь, я имею право решать вопросы о браках и разводах, — дал ему отповедь старейшина.
— Когда-то раньше — да, но сейчас ты старший сенатор и в списке твоих полномочий такого пункта нет, — покачал головой Эйрих.
— Сенат уже решил, а сводная группа уже, большей частью, собрана, — поджал губу Торисмуд. — Ты, как представитель магистратуры, не имеешь права влиять на решения Сената иными способами, помимо продвижения инициативы. Но если проявишь инициативу об аннулировании нашего сенатусконсульта, будь готов, что мы завернём её и все последующие твои инициативы.
— Что тебе нужно? — решил Эйрих попробовать договориться миром.
— Ничего мне не нужно, — поднял руку в останавливающем жесте старейшина. — Сенатусконсульт уже приобщён к архиву, ничего не изменить.
— Ты просто скажи, что тебе нужно, — недовольно произнёс Эйрих. — Я не люблю эти игры — либо договариваемся, либо у нас с тобой начинаются проблемы.
— Ты хочешь создать мне проблемы? — спросил Торисмуд.
— Если вынудишь меня, — пожал Эйрих плечами. — Вы зашли слишком далеко, поэтому сейчас всё выглядит так, будто ты меня вынуждаешь.
— И как ты собираешься устроить мне проблемы? — поинтересовался старейшина.
— Узнаешь, — усмехнулся Эйрих.
— Дай угадаю… — Торисмуд отпил из кубка, после чего вытер губы белым платком. — Народные трибуны? С ними у нас всё обговорено…
— Ну, раз ты так считаешь, — ответил на это Эйрих. — Ладно, я хотел решить всё миром, но ты сам оттолкнул меня. Что ж, старший сенатор Торисмуд, больше не задерживаю, можешь идти.
Старику не понравилась притворно вежливая манера выпроваживания его из дома, но он сдержал напрашивающиеся едкие реплики, чтобы сохранить лицо. Торисмуд встал и молча ушёл, поставив кубок на тумбу, что у выхода.
Закончив беседу со старшим сенатором, Эйрих пошёл в бражный дом, чтобы встретиться там с народными трибунами.
— Альвомир, идём, — позвал он своего протеже, задремавшего на лавке во дворе.
В бражном доме было, как всегда, шумно и весело: легионные сотники и тысячники выбрались, в честь громкой победы, из каструма, расчехлили свои кошели и начали праздновать.
Народные трибуны ожидали Эйриха у очага, что размещён рядом с бражным домом, в окружении из лавок и пеньков — тут собирается воинский молодняк, чтобы побахвалиться ратными подвигами или послушать какого-нибудь умудрённого опытом дружинника. Но сейчас там сидели только четыре трибуна.
Учреждение должности народного трибуна было удачным решением, потому что это обособленное звено магистратуры служило мощным противовесом произволу как других магистратов, так и сенаторов.
Любые магистратские или сенатские поползновения на частную жизнь обычных жителей пресекались жалобами и разбирательствами, для чего народного трибуна наделили полномочиями назначать штрафы и телесные наказания. Произвол же народных трибунов мог быть пресечён магистрами и сенаторами, то есть вышла система сдержек и противовесов, когда любые незаконные действия одной из сторон могут быть использованы другими сторонами для наказания этой стороны.
Но у народных трибунов есть и третья сторона, которая может низвергнуть их к основанию, впрочем, как и у сенаторов — народ. Отозвать могут любого народного трибуна, по писанному закону, хранящемуся в архиве Сената. Список преступлений содержит в себе пункты о неисполнении возложенных обязанностей, систематическое и необоснованное игнорирование народных прошений, преступления против Сената и народа остготов, и недостойное поведение с серией подпунктов, расписывающих их типы и отягчения.
Эдикт «О народных трибунах» — это, на данный момент, самый проработанный закон, принятый сенаторами, потому что эти сволочные старички чувствовали нутром всю угрозу, исходящую от этих простых и любимых в народе ребят. Впрочем, их усилия по выработке очень подробного и, в целом, справедливого эдикта, не привели к улучшению ситуации для сенаторов, потому что Эйрих настаивал на том, что сенаторы не будут иметь права принимать решения об остановке полномочий народных трибунов, а разбором их правонарушений будут заниматься высшие представители магистратуры. Ну и всех полномочий у магистров есть только непосредственно расследование, а затем, по его итогам, объявление о начале референдума, в ходе которого сам народ решит, нужен ли им такой народный трибун и действительно ли он такой народный, как о нём считалось…
В общем-то, Эйрих был доволен такой сбалансированной системой, по которой видно, что если её оставить после себя, то она сможет работать веками, как это было у старых римлян.
— Зачем ты нас собрал, претор? — поинтересовался Людомар, грызущий кусок копчёного мяса.
Остальные народные трибуны, Барман, Вульфсиг и Трутвин, о чём-то тихо беседовали, но прекратили сразу же, как подошёл Эйрих.
— Хочу поговорить о том, что произошло накануне в Сенате, — ответил Эйрих. — А также хочу заявить о том, что Сенат покусился на мои права свободного мужа-остгота. Насколько я знаю, это ваша задача — защищать простых остготов от сенатского произвола…
— Ты какой угодно, но не простой, — усмехнулся Барман. — А вообще, я имел беседу со старейшиной Торисмудом и он сказал мне, что у вас всё обговорено и договорено.
— С умыслом ли иль по старческой забывчивости, но он исказил правду, — покачал головой Эйрих. — Я согласия на такое не давал, к тому же, они действовали в обход моего отца, что есть нарушение традиций наших отцов и дедов. Будь жив мой дед, он бы не потерпел…
— Это всё понятно, — вздохнул Барман. — Но ты так создашь неприятный прецедент — Торисмуд предупредил меня, что ты позовёшь меня, чтобы поговорить об этом.
— Тогда зачем ты болтаешь сейчас о том, будто бы Торисмуд сказал тебе, что всё у нас с ним обговорено, раз сейчас говоришь, что он тебя заблаговременно предупредил о нашем грядущем разговоре? — поинтересовался Эйрих. — Неужто это сговор? Сращение ветвей власти народных трибунов и сенаторов? Вы понимаете, глупцы, к чему всё это ведёт?
— Нет никакого сращения ветвей власти, — поморщился Барман. — Просто Торисмуд объяснил мне, что такой знаковый человек, каким являешься ты, Эйрих, не может жениться по собственному усмотрению — это повлечёт упущение выгоды для остготского народа, что есть несомненный вред.
— Льёшь воду, когда нужно лить мёд, — процедил Эйрих. — Старик сбил тебя с толку, потому что ты не увидел тех, кто действительно получит выгоду от этого сенатусконсульта. Сенаторы! Они хотят выбрать кого-то из своих внучек, в ходе диспутов и переговоров между собой, чтобы избранный в ходе этого род стал причастен к создаваемой мною славе. Нет никакой выгоды нам, остготскому народу, если старики выберут одну из своих внучек мне в жёны! Я должен взять жену из знати соседних народов, чтобы заключить военный союз, который обеспечит приращение нашего могущества, а сенаторы думают о собственной выгоде!
Трибуны
