Кровавый Новый Свет - Владимир Поляков
— Не надеюсь, что они окажутся настолько глупы, — подтвердил я. — Но узнать подобное можно по оговоркам, но построению ответов на задаваемые не прямо, но косвенно опросы. Есть приёмы, известные ещё со времен древней Греции, их философов, позволяющие вытащить на поверхность души те замыслы человека, которые он так лелеет. Вот это смогу сделать как я сам, так и ещё несколько людей среди прибывших со мной. И полагаю, вам, Христофор, окажется достаточным данное мной, главной Ордена тамплиеров, слово?
— Ваше слово ценнее золота и рубинов, — заюлил Колумб. — Есть добросоветсное заблуждение, я не могу отмахнуться от него. Но я обязательно и внимательно буду слушать и верить.
Всё ясно, деликатным манером намекает, что скептически относится к затее, хоть и выполнит начальную её часть. А вот узнаю я правду, не узнаю, какая именно она будет — тут уж сидящий поблизости от меня вице-король будет поступать именно так, как запланировал. Тьфу, блин! Упёртость горного барана редко когда идёт людям на пользу. Однако и упрекнуть сложно — я ему не прямое начальство, а нечто совсем иное — глава союзного его королеве государства, к тому же заинтересованный в делах Нового Света. Посему мысли в колумбовской голове могут бродить самые разные, даже пытаться их проанализировать нет ни особого смысла, ни желания.
Вместе с тем встреча с представителем мятежных таино Эспаньолы один бес нужна и важна. Во-первых, самому убедиться в правильности выдвинутого предположения. Во-вторых, если опасения подтвердятся, попробовать внушить должные опасения не самому Колумбу, а его сыну, брату, кой-кому из приближённых вице-короля.
Приближённые, да. По большей части это публика из числа тех, кто сопутствовал Христофору Колумбу в его первых двух экспедициях в Новый Свет. Ниньо, Пинсоны, Бастидас. А еще Колумбы, при всех своих местами неоднозначных качествах, умели находить и притягивать к себе интересных в плане полезности испанской конкисты людей. Это я понял, задав вопрос о том, кто именно будет руководить сухопутной частью экспедиции на земли империи Теночк.
— Франциско Писарро-и-Гонсалес, — совершенно спокойно вымолвил вице-король. Не зная, насколько знакомым мне было это имечко. — Достойный офицер, с юности воевал, будучи отмеченным самим Гонсало Фернандесом де Кордобой. Война за Неаполь, оба Крестовых похода. Нам повезло, что он выбрал отправиться сюда, на Эспаньолу, а не в уже известную Индию.
— Меня манит неизведанное и то, что можно в нём найти, — встав, поклонился сухопарый человек с глазами хищного и вечно голодного зверя. — Дон Христофор, Ваши Величества.
— Рад познакомиться, — чуток покривил я душой, поскольку человек, с которым я сейчас столкнулся, был настолько опасен, что даже не скрывал этого. Так, малость отгораживался преданностью короне, но на деле… Видел я таких и не раз. Особенно в той, прошлой жизни. — Полагаю, вы, как и наш любезный хозяин, прибыли в Новый Свет не в одиночку.
Говоря это, я основывался на смутном воспоминании, что у Писарро было много родных и сводных братьев, немалая часть которых помогала ему в его завоеваниях. Ан нет, ошибся.
— Мои братья ещё совсем малы, Ваше Величество.
— Магистр. Так мне привычнее и вам удобнее.
— Как пожелаете, магистр, — даже не попытался возражать, изображая монархопочитание, Писарро. — А отец… Гонсало Римлянин отличный командир терции, воин милостью самого Господа. Я получил он него в наследство умение и жажду сражений. Но не любовь, не уважение, не признание самого факта своего существования. И клянусь копытами Люцифера, если мне представится возможность, я вызову его на поединок и отрублю как голову, так и то, с чем он подошёл к моей матери, которую подло бросил, не посчитав нужным помочь даже самой малостью.
Я видел, что кое-кто из присутствующих недовольно поморщился, слушая такие обещания, приправленные довольно хулительной по испанским меркам клятвой. Вот только мне было плевать, я то подобное не только понимал, но ещё и уважал. Сам же Писарро, чутром чую, что если в ближайшее время не убьют, он и тут сумеет много добиться. Ему б ещё малость жестокости поубавить, с детства зародившейся и всё усиливающейся. Но тут уж внимательнее объект изучать надо, а не так вот, мимолётным взглядом при случайном знакомстве.
В качестве же закрепления первого знакомства — будет ему и материальное подтверждение, этакий якорь. Снимаю с указательного пальца левой руки массивный серебряный перстень с крупным сапфиром и нарой тамплиерских символов по бокам, после чего протягиваю его Писарро со словами:
— Подарок человеку, знающему, чего он хочет. Такие желания стоит уважать, ведь многие даже заикнуться о них не могут из-за недостатка смелости. Вы же… Посмотрим, что в итоге получится из уже не столь юного, успевшего как следует повоевать человека. Мне любопытно.
— Благодарю вас, Ваше…
— Без этого, — вот постоянно приходится напоминать, что меня откровенно бесят попытки поцеловать руку, пусть даже она и в тонкой шёлковой перчатке. — Поцелуи — это исключительно для прекрасных дам. Только вот что, Франциско. Я хочу вам сказать, да чтоб как следует запомнилось. Жестокость к врагам всегда должна быть разумной. Ну и враги бывают разные, не зря же мы Кодекс Войны в Риме сперва придумывали, потом шлифовали, а лишь затем доводили по всех европейских стран. Пусть он и будет вам путеводной дорожкой. Вот посмотрите на перстень, сразу и вспомнится наш первый разговор.
Вопросительный взгляд, но вместо оного лишь многословная благодарность. Ничего, мы люди не зазнавшиеся, мы и сами на не озвученный вопрос можем постараться ответить.
— Я всегда рад новым встречам с людьми, сумевшими заинтересовать. Вы, Франциско, один из таковых. Потому, если останетесь живы и не рухнете в яму, от которой Кодекс как раз и должен предостерегать — милости просим. Буду рад видеть и вновь побеседовать. Второй разговор порой интереснее первого получается. Возникает возможность сравнить первоначальное впечатление с новым.
— Благодарю вас, магистр. От таких предложений не отказываются.
— Не отказываются, да, — чеширской кошкой улыбнулась Белль, но потом добавила. Обращаясь к Колумбу, дабы не вызвать у вице-короля необоснованных подозрений. — Мой брат не собирается переманивать сеньора Писарро со службы испанской короне и лично вашей. Тот же Никколо Макиавелли как был, так и остаётся ближайшим советником герцога Флорентийского, да и иных примеров я немало могу привести.
Своевременное пояснение, заметно разрядившее обстановку и повысившее градус любопытства со стороны многих присутствующих. Я же в очередной раз «поставил метку», собираясь как следует наблюдать за ещё одним знаковым для эпохи человеком. Случай порой не случаен
