Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Целую неделю город был в руках черни. Только благодаря решительным действиям подполковника Батенькова, который сумел собрать отряд из старослужащих и унтер-офицеров гвардейских полков, удалось покончить с грабителями и мародёрами. Однако в последние дни не то что обыватели, но даже офицеры боялись выйти на улицы, потому что там свирепствовали разбойничьи банды. Вести были страшные. Но для сидевших в тюремной камере хватало собственных переживаний, которые сводили с ума. Спасало только одно — надежда. Надежда на то, что рано или поздно всё закончится.
Сегодня мало кто признал бы в Клеопине некогда блестящего офицера лейб-гвардии. Вот и прапорщик Завалихин открыл было рот, чтобы прикрикнуть на караульных, но, присмотревшись, понял, что стоявший перед ним бородатый и вонючий мужик — не кто иной, как нужный ему штабс-капитан.
— Садитесь, господин штабс-капитан, — приторно вежливо предложил прапорщик, указывая на тяжёлый табурет, вмурованный в пол. Потом, не удержавшись, добавил. — А вид у вас не очень-то…
— Знаете, прапорщик, — мрачно заметил Николай, усаживаясь, — посидите с моё, так и вы будете выглядеть… не комильфо!
— Надеюсь, господин Клеопин, этого не случится, — важно заметил Завалихин, доставая из шёлкового (трофейного!) портфеля бумагу и карандаш.
— Как знать, прапорщик, как знать. Слышали народную мудрость: «От тюрьмы да от сумы — не зарекайся»?
— Глупости и суеверия. Честный человек попасть в тюрьму не может, — безапелляционно заявил прапорщик.
Клеопин внимательно посмотрел на собеседника. С сомнением покачал головой:
— Знаете, юноша, а ведь я имею право вызвать вас на дуэль.
— ???
— Вы поставили под сомнение мою честность.
— Простите, я вовсе не имел в виду именно вас, — слегка смутился Завалихин. — Во всяком случае, не хотел вас обидеть.
— Полноте, — усмехнулся Клеопин. — Заключённому не пристало обижаться на тюремщика.
— Господин штабс-капитан, — сквозь зубы проговорил прапорщик, — извольте взять свои слова обратно. Я не тюремщик, а гвардейский офицер.
— С каких это пор, милостивый государь, гвардейские офицеры приходят допрашивать заключённых? Или кто там должен заниматься допросами — жандармы? Так что выбирайте, юноша: либо вы — жандарм, либо — тюремный надзиратель.
Нежная кожица на лице прапорщика покрылась багровыми пятнами.
— Штабс-капитан Клеопин, — нервно вскинулся он. — Вы хотели вызвать меня на дуэль? Так вот, я принимаю ваш вызов.
— О, нет, юноша, — рассмеялся Николай. — Я-то как раз и передумал. Гвардейский офицер не может драться с тюремщиком.
Завалихин, хоть и с огромным трудом, но всё же сумел взять себя в руки.
— Хорошо, господин штабс-капитан. Мы решим этот вопрос в другое время и в другом месте, — с трудом выговорил он. — А пока потрудитесь объяснить, почему вы отказались выполнить приказ господина военного министра?
— Какой именно? — продолжал издеваться Клеопин над прапорщиком. — Того, что требовал от меня и моей роты дать присягу императору Константину? Или того, что требовал от меня присягнуть императору Николаю? Оба приказа господина Татищева я выполнил. Других приказов я выполнить не мог, потому что не получал оных.
— Господин военный министр, — упрямо настаивал прапорщик, — приказал лейб-гвардии егерскому полку идти в атаку на войска узурпатора. Вы — единственный офицер, отказавшийся выполнить приказ.
— Прапорщик, повторяю ещё раз. Военный министр не отдавал такого приказа.
— Господин Клеопин, перестаньте паясничать! Вас арестовали за невыполнение приказа военного министра, его Высокопревосходительства Бистрома.
— А, во-от оно что! — протянул Клеопин, делая вид, что до него только сейчас дошло, а кто, собственно-то говоря, является министром. — На тот момент Карл Иванович был командующим корпуса гвардейской пехоты, а не военным министром. И он приказал не идти в атаку на войска узурпатора, а ударить в спину нашим же братьям. Генерал приказал нарушить присягу императору. Заметьте, прапорщик, — тому самому императору, которому мы присягали утром. Построением же егерей на присягу, кстати, командовал Ваш нынешний военный министр.
— Тем не менее вы нарушили приказ, — продолжал гнуть свою линию Завалихин. — Единственный из полка. Как вы это объясните?
— Просто, — пожал плечами Николай. — Это означает, что в гвардейские полки — хоть в лейб-гвардии егерский, хоть в ваш, лейб-гвардии Финляндский, — набирают всякую сволочь, для которых нет ни чести, ни совести.
Произнеся эти слова, Клеопин взял со стола лист бумаги, заготовленный прапорщиком для ведения допроса, скомкал его и бросил в лицо Завалихину. Тот, взбешённый до крайности, выхватил из ножен саблю и ударил ею по голове арестанта. Штабс-капитан упал. К счастью, удар пришёлся вскользь, поэтому прапорщик не убил, а только оглушил Николая, сорвав при этом изрядный кусок кожи с головы.
Вид окровавленного тела привёл прапорщика в ещё большую ярость. Он стал наносить по телу лежащего Николая беспорядочные удары. И, возможно, осатаневший Завалихин убил бы арестанта, но на шум прибежал лейб-гренадер. Солдат отворил дверь и, увидев лежащего в луже крови офицера, стал громко звать на помощь. Потом, не дожидаясь подмоги, нижний чин бросился отбивать узника. В допросную камеру вбежал ещё один солдат и дежурный офицер в чине поручика. Общими усилиями прапорщика оттащили в сторону. Кажется, только сейчас Завалихин понял, что же он натворил!
— Господи, — в ужасе прошептал прапорщик, глядя на дело своих рук. Потом он упал на пол и зарыдал, как истеричная барышня.
Поручик лейб-гренадер был человеком решительным. Обнаружив, что Клеопин жив, немедленно отправил одного из солдат за тюремным врачом. С помощью оставшегося караульного вытащил Николая из допросной и понёс его в караулку. Штабс-капитана уложили на топчан и стали
