Дело чести (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Как председатель государственной думы, Павел Николаевич Милюков не мог не получить приглашения на бал у Репниных. Статная фигура, гордо выпрямленная спина и на груди фрака, сшитого у модного мастера Михельсона, золотом и платиной сияли два ордена, врученные за многолетние труды на ниве Российской государственности. Честь и польза первой степени, и Святого Владимира первой степени с дубовыми листьями. К величайшему сожалению Павла Николаевича, предыдущие степени этих орденов не носились, а то он с рядами наград смотрелся не менее внушительно чем эти болваны — генералы. Председатель государственной думы сердечно улыбнулся генерал-лейтенанту Каледину, успевшему собрать такую коллекцию орденов, что покрывала грудь не хуже панциря. А вот ещё беда. — Милюков увидел, как в конце зала появился юный Белоусов. Двадцати пяти ещё нет, а уже вон и грудь в орденах, и генерал-майор. А тут за каждой висюлькой так насобачишься, да столько взяток отдашь, что уже и не рад награде. И не один, поганец. Опять с девками, да с какими красотками… Милюков отчётливо скрипнул зубами и повернулся в сторону помощника, ходившего за ним словно тень.

— Никифор, так что там с Белоусовым-то? Что на него собрали? Сколь ещё возиться будешь?

— Работаем, Павел Николаевич. — Помощник вздохнул. — Почти и нет на него ничего. Финансами у него занимается человечек из бывших налоговых, так что там, мышь не проскочит. А всё, что по службе, так нам туда хода нет совсем. Это епархия Канцелярии Государя, и только за один интерес к тем делам, можно в одночасье на каторге оказаться.

— Так, что же, неужто нет на него ничего?

— Ищем. — Никифор Сальский, из бывших полицейских, взятый в службу Милюковым, за способность пролезть везде без мыла, поморщился. — Он занимался Белоусовым уже год, но дело было всё там же где и началось. Ни платные осведомители, ни слуги, ни работники, не могли рассказать про него ничего интересного, словно у этого человека и вовсе не было грехов. А такого, по опыту бывшего управителя уголовного сыска крупного города, быть не могло. У каждого внешне добропорядочного гражданина обязательно есть грязное пятно. Под сверкающим мундиром, и вопрос только в том, чтобы его найти. Но с этим Белоусовым всё было не так. Горничные охотно рассказывали всё что знали, и про коллекцию огнестрельного оружия, и про захаживающих в особняк дам, и про увлечение хозяина гонками, и про обиды, что никого из них, он так и не затащил в свою огромную постель.

Когда Елена Аматуни и Наталья Долгорукая убыли по делам службы, Сальский вроде воспрял, полагая, что вот сейчас и проявятся все старые грехи, молодого генерала, но тот лишь пару раз посетил театр Летучая Мышь, где его принимали словно бога, спустившегося с Олимпа, да один раз провёл ночь с подругой балерины Романовой — Анной Ковальской. А чуть позже появились эти две дамы. Елена Антипова и Дарья Соломина, пугавшие всех тех, кто проявлял к Белоусову интерес.

О самих девках узнать ничего не удалось. Только то, что их привёз к себе в дом сам Белоусов, и что обшивали их у Михельсона. Ну а где же ещё? Самый модный московский мастер, однако.

Вся ситуация вокруг Белоусова уже начинала бесить отставного полицейского. Он как ни старался не мог найти никаких тайных грехов молодого генерала, хотя нанятые им люди ходили за тем везде где могли. В целом на всю операцию было потрачено не менее двухсот тысяч рублей, а результатов — ноль. Получалось так, что грехи Белоусова спрятаны так далеко, что найти их не представлялось возможным. Разве что если взять за вымя, этих двух курочек, что вьются вокруг генерала. Они-то наверняка знают, что там у него под одеялом…

Глава 16

Если вам скучно на войне, в аду вам точно не понравится.

Данте Алигьери наброски к La Commedia

Вроде ещё не утихло эхо пушек, над городами и полями Европы, ещё не остыли двигатели боевых машин, и кровоточат раны инвалидов, но во всех странах пока ещё негромко, но уже отчётливо слышен скрежет металла, и разносится кисловатый запах взрывчатки.

Война унесшая жизни тридцати миллионов, не решила никаких проблем старушки Европы, и только наплодила новых, поэтому никуда не девшиеся противоречия между Большими Европейцами заставляют их вновь вспомнить об оружии.

Франция приняла самую амбициозную программу по перевооружению, собираясь насытить войска новейшими пулемётами Шоша, гранатами и бронированными машинами, Британия, лихорадочно строит флот, равного которому не было в истории, Австрия, Польша, Чехия, и Италия, тоже не сидят спокойно, перевооружая армии и перестраивая ей на новый лад.

Война многое изменила в способах ведения боевых действий. Если на начало войны во всех воюющих армиях было не многим более пары десятков аэропланов, то к концу её, летательных аппаратов всех классов были многие тысячи. Германия успешно применяла высотные дирижабли, для бомбардировки Лондона, а французы, удачно применили аэропланы при уничтожении укреплённых германских позиций. Ещё, весьма веское слово сказали бронемашины, находившееся в начале войны в весьма жалком состоянии, к концу, оформившиеся в грозную силу поля боя.

А вот газы несмотря на надежды показали себя плохо, и обширная программа оснащения германской армии ядовитыми боеприпасами фактически свёрнута.

Тяжкий грохот военных барабанов ещё почти не слышен, но уже жалобно звенят чашки в серванте, да переходят на две смены пильные фабрики, в ожидании заказов на маленькие сосновые домики последнего жилища.

Джек Лондон Нью-Йорк Таймс 3 февраля 1926 года.

Российская империя, Москва.

Аппарат прямой связи с государем был всего один на всё здание, и находился естественно в кабинете руководителя Внутренней Стражи, так что, когда этот телефон пару раз не ответил, Николаю, в директивном порядке приказали переехать в начальственный кабинет, и работать оттуда, ибо вопросы к его ведомству возникали регулярно.

А новый кабинет был действительно генеральским. Огромный зал пятнадцать на восемь метров, где стоял стол для заседаний, справа примыкала настоящая квартира из трёх комнат со спальней, ванной комнатой, и небольшим рабочим кабинетом.

Всё в кабинете было новым, так что Николаю не пришлось мириться с запахом прежнего владельца, который иногда выветривался годами.

Также апартаменты оценили госпожи прапорщики, приноровившиеся принимать душ несколько раз в день, чтобы всё время выглядеть свежо, и привлекательно. Чему уж там их обучала старая ирландка Николаю было неведомо, но галантная наука пошла им на пользу, и девушки словно распустившиеся розы, вызывали у всех мужчин лёгкий ступор, высунутый язык и желание помахать хвостом.

В качестве спутниц князя, они побывали практически во всех великосветских салонах Москвы, и других не менее интересных местах. Например, в личной лаборатории Игоря Ивановича Сикорского, где рождался новый пассажирский самолёт, с крейсерской скоростью в четыреста километров в час, или на полигоне Русской Стали, на испытаниях нового пехотного карабина, который создавался под конкурсное задание Военной Коллегии, которая хотела всё, сразу и причём за копейки. Сначала конструкторы пытались впихнуть в железо противоположные хотелки военных, но Николай прервал их мучения, и приказал делать короткий автоматический карабин, с большим магазином, и как самое главное условие предельно простой для использования нижними чинами.

В итоге, карабин получился настолько удачный, то неугомонные девицы уговорили Николая выдать им две штуки, для осуществления охраны, а на самом деле, конечно же для того, чтобы вечером, спокойно пострелять из новой игрушки в дворцовом подвале, который переделали под тир.

Никифор Петрович Сальский — личный секретарь и доверенный помощник Милюкова во всяких делах, ещё пять лет назад, даже не задумываясь нашёл бы лихих людишек, чтобы те тихо притащили в подвал пару расфуфыренных дур, да расспросили их с пристрастием. Но с некоторых пор, в Первопрестольной стало совсем плохо с лихими людьми. Они конечно прибывали в столицу на жирные московские лужайки, чтобы стричь местных баранов, но очень быстро оказывались в цепях на пути в негостеприимные места Сибири и Дальнего Востока. Поэтому и не получалось наладить хоть какую-то постоянную связь с исполнителями. Но всякая задача имеет решение, и хозяин «Чёрного» трактира, где обычно собиралась всякая шваль, подсказал ему к кому обратиться.