Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

Не произнося ни слова — у реки звуки разносились слишком далеко — он жестами объяснил Руди и Лотару, что следует делать. Потом скользнул в тень и крадучись стал обходить дом сзади.

Обходной маневр занял у Шмидлинга минуты три. Клара и мужчина в форме за это время чуть поменяли положение — Клара сместилась поближе к калитке, военный стоял прямо посреди улицы. Шмидлинг вытащил из кобуры «Вальтер» и, сняв его с предохранителя, включил мощный фонарь. Одновременно свои фонари зажгли и Руди с Лотаром, уже давно взявшие шпионов на прицел.

— Руки за голову! Лечь на землю, живо! — закричал Шмидлинг.

Он рассчитывал, что ошеломленные шпионы, скорее всего, бросятся бежать — тогда можно было бы с чистым сердцем стрелять им по ногам. Выхватить оружие они, конечно, не успеют — а если кто-нибудь и потянется за пистолетом, против трех стволов у них шансов нет. Но высокий военный не стал хвататься за кобуру. Вместо этого он поднял руку на уровень глаз, защищаясь от света, и на чистом хохдойче произнес:

— Что за чертовщина тут у вас творится, мать вашу?

— Это гестапо! — рявкнул Шмидлинг. — Немедленно поднимите руки за голову и ложитесь на землю.

Никто не думал ему подчиняться. Клара стояла, не шевелясь, а военный повернулся вполоборота, чтобы фонари не слепили ему глаза, и крикнул:

— Валите отсюда, придурки! Гестапо здесь делать нечего.

Шмидлинг оторопел. Русский шпион не должен был так себя вести. Может быть, произошла ошибка? Помощник криминалькомиссара тут же отогнал от себя эту мысль. Нет, ошибка исключена!

— Лечь на землю, — заорал он в третий раз, — или я открываю огонь!

— Вот ведь идиот, — покачал головой военный. — Эй, парень, мое имя Хаген и я из команды Скорцени. Слышал, небось, о таком? Могу гарантировать — если начнешь пальбу, мигом вылетишь из сытой Винницы на Восточный фронт.

Шмидлинг заколебался. Шпион был чересчур наглым — так не ведут себя люди, которые действительно боятся попасть в руки гестапо. Но, с другой стороны, Клара только что встречалась со связником партизан!

— Документы, — проговорил он уже менее уверенно. — И вы, фрау, тоже.

— Фройляйн, — поправил его военный. Он медленно полез в нагрудный карман кителя, вытащил солдатскую книжку и протянул Шмидлингу. — На, смотри, вот мои документы.

— Руди, Лотар! — скомандовал Шмидлинг.

Агенты приблизились к военному и Кларе, держа наготове пистолеты. Девушка — теперь Шмидлинг отчетливо видел, что перед ним совсем юная девушка — по-прежнему стояла не шевелясь, лицо ее было белым, как молоко.

— Фройляйн, ваши документы! — повторил Шмидлинг.

Он открыл солдатскую книжку высокого, но прочесть ничего не успел.

В этот момент Руди, не став дожидаться, когда Клара выполнит распоряжение Шмидлинга, полез к ней в карман за документами. Видимо, он сделал это слишком грубо, потому что Хаген неожиданно рассвирепел.

— Эй ты, болван, убери свои руки от моей девушки!

Он отпихнул Руди от Клары. Руди выругался и ткнул его в грудь стволом своего «Вальтера». В следующую секунду Хаген сделал неуловимое движение, раздался хруст ломающейся кости и Руди, завывая от боли, осел на землю.

Помощник криминалькомиссара бросил солдатскую книжку, которую держал в левой руке, и выстрелил Хагену в ногу. Но Хаген уже переместился в сторону — он двигался с невероятной скоростью — и, перехватив руку Шмидлинга, провел бросок через бедро.

— Получи, сука! — крикнул Хаген.

Прежде, чем Шмидлинг воткнулся головой в пыль, над ухом у него грохнул выстрел — это вступил в игру Лотар.

Дайна вышла из оцепенения, когда долговязый гестаповец выстрелил в Хагена из-под руки. Он стрелял с близкого расстояния, но Хаген успел скользящим движением уйти в сторону, и пуля только оцарапала ему руку. Грохнул еще один выстрел, и Дайна почувствовала, как что-то толкнуло ее в ногу повыше колена. В следующее мгновение Хаген налетел на долговязого, ударил в челюсть и сбил с ног. Гестаповец выронил пистолет, но успел обхватить Хагена своими длинными, как у обезьяны, руками, и они покатились по земле, рыча и изрыгая ругательства.

Еще один гестаповец сидел на дороге, баюкая сломанную руку. Второй — тот, который кричал им из темноты — стонал и пытался подняться на колени.

Дайна повернулась и побежала прочь.

«Все-таки Петр предатель, — думала она, задыхаясь. — Он сдал немцам и меня, и Алену… или Алена тоже на них работает? Нет, этого не может быть… хотя в этом зазеркальном мире может быть все… Кто бы мог подумать, что меня спасет от гестаповцев этот убийца с холодными глазами?»

Позади слышались хриплые бессвязные крики и тяжелые звуки ударов. Дайна свернула в какой-то проулок. Бежать было тяжело, ноги будто опутала паутина страха. На правой ноге эта паутина была особенно липкой.

Она заставила себя остановиться, осторожно ощупала ногу. Это была не паутина, а кровь.

Дайна дрожащими пальцами вытащила из кармана зажигалку. В слабом свете желтого огонька она увидела, что серая ткань брюк на правой ноге стала черной. Отверстие от пули было совсем небольшим, но кровь непрерывно выплескивалась из раны тугими толчками. Боли она не чувствовала — видимо, шок еще не прошел.

«Надо перевязать рану», — подумала Дайна. Носовой платок был слишком мал для этого. Она расстегнула китель и сняла блузку. Приспустила брюки и наложила плотный жгут. Все приходилось делать наспех — она была еще слишком близко от того места, где Хаген дрался с гестаповцами.

Накинув китель на голое тело, Дайна поспешила к выходу из проулка. Боли не было, но нога вдруг стала очень горячей. От потери крови кружилась голова.

«Куда я иду? — думала Дайна. — Мне некуда идти. К Отто нельзя — гестапо про него ничего не знает, ведь Петр и Алена разговаривали только со мной. В бильярдную к Вилли — тем более. Там предатель-маркер, да и вообще я в таком виде, что на глаза людям мне сейчас показываться нельзя. Что же остается? Больница?»

Чем дальше она шла, и чем тяжелее было опираться на раненую ногу, тем больше эта мысль казалась ей единственно здравой. В больнице дежурят знакомые врачи; она расскажет им, что подверглась нападению бандитов — в сонной Виннице такое случается редко, но особенного недоверия ее рассказ не вызовет; ей извлекут пулю и зашьют рану, а дальше она уж как-нибудь сообразит, что делать. Лучше всего будет уйти в лес, к ребятам, но может быть, к утру ее уже вызволит Отто.

«Решено, — подумала она, — больница!»

Дайна кое-как выбралась из закоулков Старого города и оказалась на обочине шоссе, по которому они пять дней назад въехали в Винницу. Отсюда до больницы было километра три — пустяковое расстояние для того, у кого в правой мышце не застряла пуля от «Вальтера».

Оружия у нее не было — СС-хельферин Дайне Кайните оно было ни к чему, а прихватить с собой пистолет одного из гестаповцев она не догадалась. Если гестаповцы начнут прочесывать окрестности, они схватят ее без труда.

Где-то далеко за ее спиной послышался шум мотора. Дайна обернулась — со стороны Немирова ехала машина, пронзая ночь светом мощных фар.

«Надо попытаться остановить ее, — сказала себе Дайна. — Это страшно рискованно, но сама я просто не дойду. Документы у меня в порядке, легенда про бандитов довольно достоверная… Это мой единственный шанс».

Она вышла на дорогу и подняла руку с белым носовым платком.

Свет фар равнодушно скользнул по ней и унесся дальше в ночь. Дайна бессильно уронила платок. Сделала шаг в направлении города. Потом еще один и еще.

Спустя полчаса, когда ногу уже пронзали раскаленные прутья, а жгут из блузки насквозь пропитался кровью — она снова услышала далекий гул двигателя. На этот раз ей повезло. Когда фары выхватили из темноты ее силуэт, автомобиль сбавил ход и плавно затормозил рядом с Дайной. Шофер опустил стекло и высунул голову. Голова у него была лысая, как бильярдный шар — а может, он просто исключительно тщательно ее брил.

— Что с вами, фройляйн?

— Я ранена, — проговорила Дайна сквозь зубы. — На меня напали бандиты… мне срочно нужно в больницу.

Бритая голова спряталась в панцирь автомобиля. До Дайны долетели обрывки каких-то фраз. Некоторое время ничего не происходило. Потом задняя дверца салона открылась и хрипловатый женский голос произнес:

— Садитесь, фройляйн. Я отвезу вас в больницу.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Зеркало Медеи

— Не знаю, штандартенфюрер, — сказал Жером, закончив пальпировать дряблый живот Дитера Зоммера. — Не знаю, почему здешние врачи говорят о «подозрениях». Подозревать здесь нечего. У вас классический случай острого холецистита.

Он повернулся к небольшому фаянсовому умывальнику и тщательно вымыл руки, соприкасавшиеся с волосатым, мягким, как гнилое яблоко, животом начальника аналитического отдела. Зоммер, охая, сел на кушетке и принялся натягивать рубашку.