Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
— Мы пойдем в этот город?! — Иштван едва не визжит от восторга!
— Наверное, мне все-таки понадобится молчаливый Анку, — задумчиво роняет остроухая, даже не оборачиваясь взглянуть на беднягу, но я понимаю, что она имеет в виду.
— Там посмотрим, — не позволяю ей замечтаться настолько, чтобы она задумалась о практическом воплощении своих размышлений. Хотя мне тоже очень хочется заткнуть болтливого приятеля. — Что там, впереди? Не опасно?
— Там посмотрим, — отвечает мне в тон Хине-Тепу.
Она тянет на себя скрипучую калитку, вырывая из земли лопухи, я заглядываю за плечо Иштвана. Он и сам тянет шею, стараясь разглядеть побольше деталей с той стороны. Но там непроглядная темень.
Хине-Тепу склоняет голову и скользит в открывшийся проем, я пихаю в спину Иштвана — чтобы не медлил и он делает шаг следом за ней. Я оглядываюсь, собираясь быстро проститься с древним кладбищем, но вместо зеленых холмов вижу поросший осокой овраг. Это подгоняет меня получше самой Хэль, я прыгаю вперед и буквально падаю на руки Иштвану.
Чья-то рука притворяет раскрытую дверцу и все погружается во тьму.
Здесь сыро, воняет издохшей крысой или мышью — что еще может жить в таком зловещем месте? Воздух не шелохнется, он застоявшийся, смрадный. Я не удивлюсь, если мы забрались в какую-нибудь старую тюрьму, из которой нет выхода.
Сколько-то времени я пытаюсь привыкнуть к темноте, разглядеть хоть что-то, но ничего не выходит. Расставляю руки пошире, стараюсь нащупать стены, и натыкаюсь на Иштвана. Кажется, что он всюду. Справа все же нащупываю камень. Вокруг него такие же: поросшие чем-то мягким и ворсистым, легко осыпающимся под движущейся ладонью, мокрые — такие же камни в нашем заброшенном деревенском колодце у самого дна. Но там хоть небо видно. Здесь же — ничего. Я словно ослеп и на какой-то краткий миг мне кажется, что все кончено, что я здесь навечно, что больше никого рядом нет. И сразу сверху начинает давить невидимый свод потолка, я шарахаюсь назад — к калитке, но вместо нее — та же каменная стена и сверху течет тонкая струйка воды. Я начинаю дышать, раскрыв рот так широко, как это только возможно, но и это не помогает — сердце громко бухает в груди, ноги независимо от моего желания подгибаются, а в руках образуется страшная слабость. Я хочу что-нибудь крикнуть, но с одеревеневшего языка срывается только невнятный стон.
— Эй, люди, вы собираетесь там остаться? — издалека доносится голос остроухой.
Он сопровождается звонким эхо.
— Я ничего не вижу, высокая госпожа, — жалобно отзывается наш компаньон. — Мне бы хоть самую чуточку огонька?
Кровососка что-то шипит в ответ — не разобрать, но очень скоро к нам подлетает яркий светляк. Натуральный жучок, я даже вижу тонкие мелькающие крылышки. Может быть, он самую малость крупнее лесных своих собратьев. Он зависает над нашими головами и его света едва хватает, чтобы увидеть происходящее перед носом, но и этого нам достаточно — можно топать вперед, не боясь разбить лоб или сломать ребра о неожиданное препятствие.
Иштван оглядывается и глаза его уже, наверное, сравнялись размерами с зенками кровососки — они выпучены как у вареного рака. Как бы не вывалились наружу. В мертвенном свете от жука его лицо выглядит посмертной маской — бледное с зеленцой, лишенное любых признаков жизни. Кажется, ему еще страшнее, чем мне. Но увидев меня, он вообще открывает свой малозубый рот и едва не роняет челюсть на землю. Должно быть, я выгляжу хуже, чем себе представлял.
Иштван икает. Мне тоже несладко.
— Вы идете? — нетерпеливо осведомляется издалека остроухая.
И словно услышав долгожданную команду, мы срываемся с места, едва не обгоняя светляка, мчимся к единственному спасению к ужасной Туату. Впрочем, для Иштвана она пока еще сиятельная госпожа алфур.
Она ушла вперед далеко — мы успеваем миновать три поворота, прежде чем натыкаемся на нее. И мой подельник сразу выпаливает:
— Госпожа! Почему ты не светишься? Ведь алфур всегда светятся в темноте!
— Забыла, — отвечает Сида и скользит вперед, вдоль выложенной огромными валунами стены. Она и в самом деле начинает немножко светиться, постепенно подавляя сияние светляка.
— Где мы, Хине? — мой язык наконец-то становится настолько гибким, что можно что-то сказать.
— Подземелье фоморов, — непонятно объясняет Туату.
— Кого? — вклинивается вездесущий Иштван. Его страхи пропали и он готов снова чесать языком обо всем подряд.
— Тех, кто пришел в этот мир перед вами, но после нас.
— И куда же они делись?
— Меня тогда еще не было, — шепчет Хине-Тепу. — Об этом нельзя говорить, чтобы не вызвать Зло. Так мне рассказывали.
Я чешу себе затылок, для меня это странно: о каких-то неведомых фоморах говорить можно, а о том, куда они исчезли — нельзя? Что за нелепица? Я не понимаю.
— Кто такие эти твои фоморы?
— Наши вечные враги. Они сразу появились не с миром. И была долгая война между нашими народами. Они победили, — в голосе Хине-Тепу не слышалось ни печали, ни сожалений. — Нас осталось очень мало, мы были вынуждены скрыться в Сидах и долгие тысячи лет прятаться от своих врагов. А когда посмели выбраться наружу — фоморов уже и след простыл. А потом появились вы. Но это я уже и сама помню.
Сама помню? Если верить нашим священникам, то со времени появления человека под Солнцем прошло почти пять тысяч лет! И она это помнит?
— Они так сильны, что смогли одолеть твой светлый народ, высокая Госпожа? — удивляется Иштван.
— Легко победить доверившегося, — вздыхает Туату. — Но фоморы действительно почти равны нам. Они были многочисленны, воинственны, бесстрашны. Их старшие жрецы владели магией. Примитивной и злой, но от этого еще более действенной. Они тоже могли перемещаться между мирами и часто существовали сразу в двух. И главное — в их крови содержался запретный металл. Они не могли стать Анку. И мы не могли принять их службу после их смерти.
Серебро в крови! Вот это — очень удачное решение. Как бы и мне что-то подобное с собой сотворить, чтобы мерзкие кровососы Анку при одном моем запахе в страхе разбегались? Мне очень интересно услышать старые легенды Туату — особенно про существ, которые смогли их одолеть, но Иштван лезет со своими глупостями:
— Жалко, что меня там не было с моим луком! — Он трясет своей палкой. — Я бы их всех перестрелял!
— Заткнись, а?! — меня бесит его тупоумие и бахвальство. — Хине, вы долго с ними воевали?
Мы идем по подземелью фоморов, поднимаясь и опускаясь по неудобным лестницам, каждая ступень которых вдвое выше обычных. Местами коридор расширяется, иногда становится очень узким — мы едва протискиваемся — и я никак не могу оценить габариты его строителей. Стены сложены из очень разных камней — иногда из мелкой крошки, но чаще из здоровенных булыжников со стесанной гранью. И, кажется, в них совсем нет привычного мне раствора, они словно держатся на чем-то невидимом.
И холодно! Так холодно, что зубы клацают, а руки сотрясает дрожь. При этом я понимаю, что это что-то внутри меня, ведь прикасаясь к камням, я не чувствую холода. Со мною иногда такое случалось и раньше, когда не удавалось выспаться — беспричинное замерзание. Но здесь не короткий сон виновен в моих ощущениях.
Место удивительное — сразу видно, что здесь редко кто-то бывает, но в то же время на стенах нет обычной для таких мест паутины, нигде не заметны скопления всепроникающей пыли. Будто каждый, кто проходит этой дорогой, считает своим первейшим долгом навести здесь уборку!
И пока мы бредем, Хине-Тепу продолжает свой рассказ:
— Тысячу лет. А до того тысячу лет мы жили с ними бок о бок и даже заключали союзы. Они появились неожиданно и в малом количестве. Мы приняли их как младших братьев, но нас предали, и однажды началась война. Они полностью уничтожили Великие Сиды Иаборн, Нивен, истребили множество Туату в других. Тогда и наш Сид ослаб настолько, что уступил место другим, менее известным прежде. Они должны были принять знамя войны, но предпочли постыдный мир. И оказались правы. Нас становилось все меньше, а число фоморов каждый год росло. И хотя они были смертны так же как вы, люди, справиться с ними оказалось очень непросто. И тогда мы ушли, закрыв свои Сиды от этого племени. Дальше ты уже знаешь.
Дух захватывает, когда я представляю себе эти многотысячелетней давности сражения. Когда одни магические существа набрасываются на других. Повсюду царит магия, превращения, буйствуют стихии, звенят мечи и свистят стрелы! Стало быть, не настолько могущественны Туату, если нашелся народ, сумевший их загнать в глубокие подземелья! Найти бы мне хоть одного фомора! Наверное, я чем-то выдаю свое желание, потому что Сида вдруг останавливается, оборачивается и улыбается мне:
— Не обольщайся, — хихикает остроухая. — Если уж фоморы расправились с нами — то людей им хватило бы только на короткое развлечение.
