София Мак-Дугалл - Граждане Рима
Дождь не стихал. Боковая дорога, по которой они шли, вновь свернула к автостраде, и ночью грязь в конце концов заставила их вернуться на магистраль, доверившись тому, что темнота и кобальтовые огни превратят их в синие подводные тени. Ночной воздух изрядно посвежел, и Марк понял, что план Уны — передвижение в темноте — по крайней мере, дает им возможность отоспаться днем, в тепле, хотя это не решало проблем с мокрой одеждой, мокрой землей и дневным светом.
Более того, хотя их и беспокоило то, что ночные водители могут кое-что заподозрить в тяжело бредущих силуэтах при беглом взгляде на залитые подводным светом лица, и хотя иногда они видели издалека трудящихся в поле рабов, никто вот уже четыре дня, а теперь уже и четыре ночи, не видел его с близкого расстояния. И он не видел никого, никаких лиц, кроме этих двух. Однажды вечером его поразило, как, в сущности, мало он знает о них, едва сознавая их близкое присутствие, постоянно глядя на асфальт или грязь под ногами. И все же их лица глубоко запали ему в душу, так, что он в любой момент мог извлечь их из памяти и был вполне уверен, что, встреть он их через пару лет или даже лет пять спустя, он безошибочно узнал бы их.
Однако было ясно, что дальше так идти они не могут. Их одежда и одеяла были слишком тонкими, а теперь все стало холодным и влажным от грязи и дождя. Все, что было надето на Марка, принадлежало Сулиену — брюки, которые Уна купила брату в Лондоне и синяя туника с рисунком в виде ярко-красного языка пламени, которую Уна всегда считала слишком яркой и бросающейся в глаза. На Уне было красно-коричневое платье с длинным рукавом, а поверх него — серая синоанская блуза, однако ноги оставались босыми: широкие брюки впитывали дорожную влагу, и мокрая, холодная, как лед, материя липла к телу. Переодеться было не во что. Они попробовали отмыть самые грязные пятна в Гарумне, но сушить одежду после этого было негде. Уна купила в пришоссейном магазине газовую зажигалку для духовок, поздравив себя со счастливой мыслью — как развести костер, однако единственное, что им удалось, это слегка подпалить груду мокрых веточек, нетерпеливо пристраивая зажигалку и так и сяк, злясь друг на друга.
Они обсуждали, где достать новую одежду, на пятую ночь, не доходя нескольких миль до Лугдунум Конвенарума, с трудом покинув холодное здание фермы, в котором провели ночь.
— Пойми же, — терпеливо втолковывал Марк Уне, — как только я снова окажусь в Риме, я возмещу вам все убытки.
Его слабый голос звучал официально и непреднамеренно покровительственно. Шли дни, и пока никто не обнаружил их, поэтому Марку иногда казалось, что Уна, должно быть, была права, предложив двигаться в потемках. Он по-прежнему думал, что они — он — могли бы рискнуть и снова забраться в какой-нибудь товарный вагон: тогда, возможно, они были бы уже на месте.
— Да, пятьсот тысяч сестерциев, — резко напоминала ему Уна, — думаю, это все покроет. — И мягко добавляла (она всегда и во всем была пессимисткой): — Если ты когда-нибудь снова окажешься там. — Она имела в виду, что, насколько они знали, в Риме он никогда не будет в безопасности, но понимала, что Марк, внутренне вздрогнув, воспринимает это на свой лад — «если останешься жив», — тогда она приходила в отчаяние и уже ничего не объясняла.
— Однако он прав, — сказал Сулиен. — Так мы все заболеем.
— Знаю! — крикнула Уна, чувствуя себя загнанной в угол. — Но мне нужно чистое платье, прежде чем я смогу что-нибудь сделать… И без того достаточно странно, что я из своего кармана покупаю одежду для двух парней… но, если я появлюсь в таком виде, все наверняка решат, что я рабыня.
— Я могу сделать это, — сказал Сулиен. — Просто объясню, что я на каникулах и выпачкался, пока шел по дороге, что правда.
Пройдя несколько шагов вперед, Марк остановился, пораженный неожиданно напряженной тишиной сзади. Обернувшись, он увидел, что Уна стоит, черты ее лица смягчились, вид был испуганный.
— Нет, они могут увидеть тебя, — прошептала она. — Ты можешь не вернуться.
— Ты тоже. Мы с тобой в одинаковом положении, — ответил Сулиен.
— Нет. Ты не сможешь узнать, что они думают о тебе. А меня рядом не будет.
— Но это же магазин, а не военный участок! — воскликнул Сулиен.
Уна на мгновение замолчала.
— Я правда не хочу, чтобы ты ходил, — наконец сказала она тихо.
— Я тоже не хочу, чтобы ходила ты, — вздохнув, ответил Сулиен.
— Мне просто надо умыться, — снова пробормотала Уна, и Марк так и не понял, почему наблюдает за ними, откуда в нем такое любопытство.
— Почему все остановилось? — вдруг сказал Сулиен.
И правда. Было часа два ночи, и, не считая бесконечно и беспорядочно курсирующих товарных составов, синяя дорога практически опустела, но впереди быстро росла цепочка задних огней.
— Авария, — сказал Марк, и в эту минуту, заскрипев тормозами, остановился один из составов. Но Уна тоже остановилась, вглядываясь в темноту, где протянулся ряд задних огней.
— С дороги, скорее с дороги! — хрипло крикнула она.
Они вскарабкались на поросшую жесткой травой насыпь и пригнулись. Сулиен почувствовал, как нога его соскользнула и в штанину набился целый ком грязи.
— Что это? — шепнул он. — Вы что-нибудь видите?
Уна выглянула, прижавшись к верху насыпи.
— Не уверена… но по-моему, там кто-то был, — она покачала головой. — Так или иначе, пока они стоят, у машинистов больше времени заметить нас.
— Если бы только это… — нетерпеливо начал Марк, думая, что не было никакой необходимости заставлять их прыгать в холодную грязь, им надо было всего лишь отойти в сторонку, подальше от огней. Он попробовал встать, но девушка мгновенно прошипела «Нет!» и яростно схватила его за руку, пригибая к земле; хватка не ослабевала, Уна отчаянно вцепилась в него, не давая двинуться с места. Лежа рядом с ней в высокой бурой траве, Марк проследил за ее взглядом, устремленным на остановившийся поток транспорта, и заметил движущиеся огоньки электрических фонариков, по очереди обшаривавших каждую остановившуюся машину, каждый вагон и постепенно приближавшихся.
— Это не авария, — выдохнула Уна. — Они перегородили дорогу. Это стража.
Марк догадался, что она права, по звуку расчехляемых вагонов. Офицеры проверяли их изнутри.
— Придется убираться с дороги, — сказал Сулиен.
— Погоди… погоди… — пробормотала Уна.
— В чем дело? — спросил Сулиен. Желтые огоньки приближались, теперь они могли разглядеть размахивавших ими людей в военной форме.
— Хочу посмотреть… — шепнула Уна. Она неподвижно уставилась на состав, при этом опасно высунувшись из-за насыпи: по крайней мере, ее голова и плечи наверняка были видны.
— Уна, — предостерегающе произнес Сулиен.
— Они меня не увидят, — мягко ответила она. Ее рука по-прежнему бессознательно впивалась в руку Марка, и он почувствовал, что не только ее пальцы, но и все тело окаменело от напряжения.
За три вагона впереди стражники развязывали брезент, пошарили под ним, раздался какой-то крик, и они медленно вытащили на поднятых руках нечто длинное и тяжелое, которое вдруг стало извиваться и биться, стараясь вырваться.
— О! — вздохнула Уна, наконец скатившись с невысокой насыпи. Фигура, дергавшаяся в руках у офицеров, обмякла, и они уносили ее, двигаясь вдоль состава. Марк подумал, что, судя по размерам, это, должно быть, мужчина, но сказать наверняка не мог.
— Кто это? — прошептал он. — Что они с ним сделают?
— Во всяком случае, не убьют, — сказала Уна. — Но, думаю, добром это для него не кончится. Не один ты додумался путешествовать подобным образом.
Дождь холодными струйками стекал за шиворот Марка, капли его сновали по коже, как насекомые, Марка пробрал озноб.
— Он не был… не был тем, кого они искали? — Марк умолк, неожиданно задумавшись, почему, собственно, она должна была это знать, если видела ровно столько же, что и он, а затем вспомнил, как она узнала его в Толосе. И еще подумал, уж не знала ли она заранее, что случится; нет, навряд ли, иначе она никогда не держалась бы так близко к дороге.
Уна мрачно покачала головой:
— Нет. С чего бы им устраивать такую облаву? Думаю, они рассчитывали поймать нас. Или, по крайней мере, думают, что ты в Галлии. Но почему? Правда, везде были развешаны твои фотографии…
Марка снова пробрала дрожь, когда он вспомнил о ребятах на постоялом дворе, о девушке с матерью в ювелирной лавке.
— На меня уже не раз обращали внимание, — сказал он. — Но я был уверен, что они не знают наверняка… думал, что мне удалось их переубедить.
— Возможно, — сказала Уна. — Возможно, они подумали, раз уж ты ушел… Позвонить ведь нетрудно. Для большинства. Зато какая куча денег.
Марк почувствовал, что должен был сказать что-нибудь, что она права, но Уна уже отдалялась от дороги в темное поле, протянувшееся рядом с ней.
