Александр Афанасьев - Предчувствие беды
Вышедшие из машин Горелов, Павловский, Пузанов и Иванов быстро прошли в здание.
– Я зайду… – Экбаль пошел обратно в кабинет. Заплатин остался в приемной.
Вошли в кабинет впятером – Амин уже пришел в себя и сейчас нервными движения вытирал платком руки, измазанные в крови.
– В чем дело? – не дав никому начать, заговорил Амин – Тараки предпринял покушение на меня! Мы сами во всем разберемся!
Советские переглянулись. Каждый понимал – все. Примирение невозможно. Указание ЦК не выполнено, и за это будет отвечать кто-то из них, возможно и они все (забегая вперед – основной удар обрушился на Пузанова, его отозвали и признали, что он не справился с обязанностями посла. Сменили и Главного военного советника).
– Товарищ Амин! – придерживаясь официального тона, заговорил посол – мы считаем, что бы не произошло, Нур Мухаммед Тараки как знамя Саурской революции должен остаться на посту председателя Революционного военного совета.
– Это решит ЦК – сказал Амин и отвернулся, ясно давая понять, что разговор закончен.
Кабул
Здание Царандоя
Утро на 15 сентября 1979 года
Чуйка – старая подруга следака. Разведчика тоже, но верней всего следака. Если нет чуйки – на следствии работать нельзя. Простой пример – вот идет обыск. И что, всю квартиру перерывать? А если она многокомнатная? А если это не квартира, а целая дача с участком? А на участке – мало ли что закопано. Все перерывать?
Вот тут то и помогает старая подруга – чуйка. Не поверил бы, если бы не видел своими глазами – на одном из обысков Александр Владимирович, мой бывший шеф из Генеральной, прошелся между восемью клумбами и точно сказал под какой копать. Нашли целый бочонок – золото, червонцы царские – все как обычно, в общем. А если бы не было этой чуйки? Так бы и копали – хоть экскаватор вызывай…
Принялась за меня старая подруга еще ночью. Спал вполглаза, вполуха, в голове мысли – сам не могу понять какие, перебираю события прошлого. И чем дальше в лес, тем больше… По руинам моей памяти – вот это как называется.
И когда по утру зазвонил телефон – я подхватился моментально, словно спринтер на старте после выстрела стартового пистолета.
– Капитан Белов.
– Дежурный, майор Бобрик. Срочный сбор. Машина у вас есть?
– Есть.
– Тогда полчаса на то чтобы добраться до аппарата ГВС.
– Есть.
Ну и что происходит?
Не поел, толком не собрался – времени не было. Просто затолкал отказывающееся подчиняться тело в военную форму, выпил воды и таблетку аспирина, выскочил – пришлось вернуться, забыл ключи от машины. Было понятно, что произошло что-то серьезное – просто так сбор бы не объявляли.
Уже на первом повороте, как раз на выезде из городка советников увидел такое, что нажал на тормоз прямо посреди дороги.
Бронетранспортеры!
Самые настоящие, два бронетранспортера БТР-60ПБ. Афганские, других здесь нет. Несколько сорбозов на броне, кто-то похоже досыпает, кто-то бодрствует – но до советских советников-мушаверов им особо дела нет. Значит не контрреволюция, иначе бы блокировали советнический городок, а то бы и обстреляли.
Черт, как быстро жаргон местный усвоил. Революция, контрреволюция.
Мелькнула мысль спросить, что происходит у сорбозов, но, подумав получше от этой мысли отказался. Языковой барьер – раз. Что происходит – непонятно. Пропускают – вот я и поеду. Что мне суждено знать – до меня в аппарате ГВС доведут.
Доводить обстановку естественно никто не стал – стоило только переступить порог – как водоворот работы затянул с головой. В основном бумажной и телефонной – телефоны просто разрывались. Надо было отслеживать обстановку во всех частях афганской армии, связываться с советниками и передавать руководящие указания, отвечать на запросы Москвы, которой нужны а была информация. Надо было составлять сводку за день – и что там писать было непонятно. Надо было установить, что происходит в городе. И, наконец – надо было исхитриться не вляпаться во внутриафганское противостояние самим. Один дурак – офицер или советник, а дураков тут тоже хватало – и все. Приехали…
Что произошло – понял, не сразу, но понял. Тараки, стремительно теряющий позиции решил разрубить гордиев узел – убить Амина. Что конкретно произошло во дворце Арк – толком никто не знал, но уже очевидно было, что попытка убийства благополучно провалилась. И теперь Амин предпринял ответные действия – при том, в глазах партии он будет прав, потому что Тараки выступил первым и первым перешел черту. Хотя о чем это я? Прав – не прав – здесь нет правых и не правых. Здесь есть свои – и чужие.
В городе были войска. У столицы всегда дислоцировались две дивизии, в том числе танковая. Армия использовалась всеми правителями как средство крепления своей власти, а заговорщиками – для реализации своих планов. Очевидно, что сейчас происходило нечто среднее между первым и вторым – по сигналу начальника генерального штаба Якуба войска вошли в город, заняли позиции согласно плану. Стрельбы слышно не было, в том числе и у дворца Арк. Однако, пользуясь аппаратурой прослушивания, мы почти сразу поймали сигнал из Арка – "Первый окружен вторым, первый прости помощи". Но на помощь Тараки сейчас не мог прийти уже никто – власть он потерял давно, и сейчас просто декларируемое положение дел приводилось к реальному.
Москва запрашивала информацию – кто сейчас у власти, когда соберется ЦК, что происходит с армией. Установки были две, обе в категоричной форме. Первая – не допустить вмешательства армии в конфликт. Вторая – любой ценой спасти жизнь Тараки.
Спасти – это хорошо. Вот только – как?!
Работы было… а мне надо было вырваться, причем вырваться любой ценой – вытаскивать агента. Полковник Асад Хашим для меня был сейчас важнее чем Тараки и Амин вместе взятые. Потому что это был мой агент, а я был его куратором. Куратор отвечает за своего агента – первая заповедь любой разведки, куратор должен делать все, чтобы сохранить источник информации. А про то, что Хашима надо было вытаскивать, я знал точно – когда имеет переворот, всегда сводятся счеты. И тот человек Амина, заместитель Хашима, который работал в Царандое безусловно захочет стать начальником…
Но вырваться я смог лишь к шестнадцати ноль-ноль, когда было уже поздно…
За целый день обстановка изменилась мало. Бронетехника по-прежнему стояла на улицах – но солдаты кто спал прямо на броне, кто переминался рядом – в общем, просто вошли, задачу им никто не ставил. Защитников революции в патрулях было больше чем обычно, стрельбы слышно не было, народа на улицах было много. Это самый лучший барометр общественного спокойствия – если бы что-то происходило серьезное, улицы мгновенно бы опустели.
А вот у здания Царандоя были выставлены дополнительные посты. Без бронетехники – просто те же что и на улицах, ничего не понимающие солдаты…
Пропуска в здание у меня не было – но как пройти я хорошо знал.
– К майору Вазири! – резко сказал я, махнув перед лицом часового своим удостоверением.
И не дожидаясь согласия, шагнул вперед.
Есть ли вообще такой майор Вазири в этом здании я не знал и знать не хотел. И точно знал что этого не знают и на посту охраны. Это раньше, при Дауде знали – после революции состав работников Царандоя менялся столь стремительно, что запомнить есть ли в здании такой майор Вазири было невозможно. Подъехавший УАЗ с номерами серии, которую давали аппарату ГВС, советский офицер с каким-то удостоверением, наверное, спешащий. В те времена советских военных воспринимали в Афганистане как некую высшую силу. И поэтому старший поста охраны просто отступил в сторону с моего пути…
Опоздал!
Хашима уже вели к машине, машина была всего одна, с водителем, она стояла прямо напротив входа в здание. Два человека вели его, держа с обеих сторон за руки, третий шел следом.
Ни один не готов стрелять! У одного – автомат на плече, у двоих пистолеты в кобурах. Ни один из них не готов стрелять – значит две-три секунды, у меня есть в любом случае.
Обеспечить эвакуацию. Любой ценой! Одному Аллаху известно – какие сведения может иметь заместитель начальника Царандоя.
Прорвемся. Хотя бы до посольства… пусть меня вышибут за самоуправство, но афганца не отдадут. Это я знал точно – не отдадут.
Я ускорил шаг, вдохнул – до звона в ушах – и выдохнул. Как тогда, много лет назад, когда я еще не был Беловым и не боялся свой фамилии. На первенстве Москвы.
Быстрее…
Шаг, поворот – левая рука рвет плеча сорбоза автомат, правой – короткий удар по сонной – не до миль пардона сейчас.
– Салам алейкум!*
– Валейкума…
Один из солдат, конвоирующий Хашима падал, падал медленно, словно при замедленной прокрутке кинопленки, офицер же впал в ступор. Нападение для него стало полной неожиданностью, а приветствие со стороны нападающего, советского офицера, да еще на афганском и вовсе сбило его с толка…
