Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене
Проснулся от стука железного ключа. «Мавроди! На вызов!» Куда это еще? Адвокат же только завтра, вроде, должен прийти?.. Ладно, посмотрим. Сейчас узнаем.
Приводят. Ба! Старый знакомый! Александр, свет, Викторович!
(Следователь, блядь, мой дорогой.) Какими судьбами!..
— Здравствуйте, Сергей Пантелеевич!
— Здравствуйте.
— Тут, к сожалению, некоторая накладка вышла. Я никак не ожидал, что Вас так рано приведут. Да и что сам я так рано сюда попаду. Тут обычно ждать приходится часами. У нас сегодня встреча здесь должна состояться с руководителем следственной группы. Приедет и Ваш адвокат. Но они будут только к трем часам. Придется подождать.
— К трем часам? А сейчас сколько?
— Двенадцать.
— И что мы будем делать?
— Ну, посидим, поговорим…
Так-так!.. Понятно-понятно!.. Накладка, значит, вышла?
«Посидим-поговорим»? И о чем? О делах наших скорбных, наверное?
Расскажи-ка мне, любезный друг Сергей Пантелеевич, зачем же ты все-таки убил старушку-процентщицу? Ну, давай-давай! Что у тебя на этот раз подготовлено? Какие еще подходцы и подковырки? Порфирий, блядь, недоделанный!
— И все-таки, Сергей Пантелеевич, зачем Вы…
(Убили старушку-процентщицу?!)
… все это организовали? Вы же прекрасно понимали, что это пирамида!
Меня сразу же охватывает сильнейшее раздражение. Опять «пирамида»! Вот все твердят: «пирамида… пирамида…», а никто не знает, что это такое. Хоть кто-нибудь бы объяснил! Просто жупел какой-то. Страшилка. Пугало. Раньше были «вредители» и «враги народа», а сейчас «строители пирамид». Вот спросить сейчас у него…
Э, нет-нет! Так не годится! Ни в коем случае нельзя позволять себя втягивать во все эти разговоры.
— Лучше Вы мне скажите, в чем меня все-таки обвиняют? В мошенничестве? А в чем оно состоит? Вы же прекрасно понимаете, что никаких обещаний я никогда не давал! Я лишь говорил: до сих пор цены акций росли! И это была правда. Акции абсолютно ликвидны! И это тоже была правда. Акции действительно можно было продать в любой момент.
Пункты были на каждом углу. А про то, что так будет продолжаться всегда, я, простите, никогда не заявлял. Так в чем же мошенничество?!
— А люди все воспринимали иначе.
— Ну, а я здесь причем?
— Вы в них поддерживали эту веру!
— Каким, простите, образом?
— Вот, скажем, Ваш Фонд МММ-инвест. Он практически ничем не занимался, а выплачивал, тем не менее, большие дивиденды. Это Вы делали специально, чтобы поддержать свою репутацию!
— Послушайте, я уже ничего не понимаю! Если бы я их не выплачивал, вы бы меня обвинили в том, что всем наобещал, «поддерживал в людях эту веру», а потом всех обманул. Если я выплачиваю — вы меня обвиняете, что я это делал специально, «чтобы поддерживать свою репутацию»! В общем, куда ни кинь, всюду клин! Вы мне хоть объясните, что же я все-таки должен был делать-то? Платить или не платить? А то, чего не сделай — все не так!
— Вы должны были работать честно.
— Ладно. Хорошо. Вот скажите, положа руку на сердце, вот Вы сами считаете, что я виновен?
— Да.
— В чем?
— В том, что Вы, умный, повели за собой дураков.
— Да почему же они дураки?! Они же реально получали деньги! Вот представьте себе: вы умный, экономист, все прекрасно знаете-понимаете и ни в какие МММ деньги не вкладываете. А ваш полуграмотный дурак-сосед вложил, заработал кучу денег и теперь живет припеваючи! Его жена ходит в норках, а ваша в отрепьях. Так кто же из вас дурак? Всем же, повторяю, реально все платилось!
— Все равно было ясно, что это когда-нибудь рухнет!
— А когда? Конкретно? Через год? Через два? Через десять? Или, может быть, через сто? Когда-нибудь все рухнет! И Земля остынет, и Солнце погаснет. Все зависит именно от сроков.
— Ну, не сто лет. Я думаю, максимум год-два вы бы еще просуществовали.
— Откуда Вы взяли эту цифру? «Год-два»? Сами придумали? Это кто-нибудь изучал?.. Впрочем, не важно. Почему же мне не дали просуществовать хотя бы эти год-два? Ведь закона я не нарушал? А у нас, вроде, правовое государство?
— Это что бы у нас тогда было? Не было бы ни президента, ни правительства, был бы один Сергей Пантелеевич Мавроди? Вы должны были понимать, что государство не могло этого допустить!
— Ага! Вот именно. «Государство не могло этого допустить!» И оно этого «не допустило». Плюнув на все свои «законы»! Просто пришел человек с ружьем и все закрыл. И заодно все деньги на грузовиках вывез неизвестно куда. Рад, что Вы все это понимаете. А теперь скажите мне, пожалуйста, следующее. Как Вы считаете, должны меня посадить?
— Да. Формально Вы действительно ничего не нарушали, но для блага всех остальных Вас надо посадить.
«Для блага всех остальных»… Мне сразу же почему-то на память приходят на ум чеканные дантовские терцины:
Тот, на кого ты смотришь, здесь пронзенный,Когда-то речи фарисеям вел,Что может всех спасти один казненный.
Иными словами, дорогой мой Александр Викторович, если верить Данте, то за эту фразу Вы будете вечно гореть в аду. В восьмом круге, в шестом рве. Вместе с Вашим подельником Каиафой. Тем самым иудейским первосвященником, который подал, согласно евангельской легенде, совет убить Христа. Лицемерно говоря, что смерть (одного) Христа спасет от гибели (весь) иудейский народ. Позволит избежать ему гнева римлян.
— И сколько мне, по-вашему, дадут?
— Ну, судьи же у нас независимые. Скажут судье: «Надо дать Сергею Пантелеевичу от восьми до десяти лет. А сколько уж именно, сами решайте. Все же независимые!» Он подумает и скажет: «Ну, дадим девять лет», — смеется господин следователь.
— Понятно. Ладно, хватит. Давайте лучше, Александр Викторович, поговорим о чем-нибудь другом.
— Но я тоже хочу Вас спросить: Почему же Вас все предали?..
(Потому что они иуды.)
… Даже передачи Ваши бывшие друзья не носят. А ведь даже среди бандитов правила чести существуют. Если один за всех сидит, ему все на общак скидываются.
— Меня они не интересуют. Это — падшие.
Примерно в полтретьего вбегает, запыхавшись, мой адвокат.
— Здравствуйте, Александр Викторович! Нам надо поговорить с Сергеем Пантелеевичем наедине.
— А мне куда деваться?
— Ну, погуляйте по коридору.
— Хорошо. Только недолго. Минут пятнадцать вам хватит?
— Хотя бы двадцать!
— Ну, ладно.
Следователь выходит в коридор. Я тщательно притворяю за ним дверь и возвращаюсь к столу.
— Значит, так. Новости, Сергей Пантелеевич, плохие. Они хотят сейчас выделить эпизод с Вашим поддельным паспортом в отдельное дело. Это совершенно незаконно! Я уже разговаривал на эту тему с руководителем следственной группы. Он и сам все прекрасно понимает.
Я его спрашиваю: «Вы понимаете, что это незаконно?» — «Все решено наверху». — «Но Вы же кандидат наук! Вы, возможно, студентов будете учить! Чему же Вы их учить будете?» Он просто глаза опускает…
— А зачем им это надо? — интересуюсь я.
— Как зачем? Ну, Вам дадут сейчас два года, и они будут спокойно и не торопясь основным делом заниматься. Очень удобно! Не надо ни за какими продлениями бегать. А Вам-то потом эти два года к общему сроку приплюсуют! Судья спокойно скажет: «Ну, вот: здесь десять и еще те два. Итого двенадцать».
— Да хуй с ними! Пусть приплюсовывают! Двумя годами больше, двумя меньше… Мне ведь наверняка не десять, а все сто дадут! Или двести… Помимо мошенничества, еще статей понавешают.
Оргпреступность, отмывание денег — что они там еще напридумывают!
Поясняю ситуацию. Вот у меня, скажем, десять миллионов акционеров. По всем ним ведется одно общее дело. А можно разбить его на 10 миллионов отдельных дел, дать мне по каждому хотя бы год и посадить, таким образом, меня на десять миллионов лет. Именно этим, судя по всему, следствие и собирается сейчас заняться.
Входят следователи. Нагулявшийся вдоволь по коридору Александр Викторович и руководитель следственной группы. Обычные приветствия и затем: «Мы хотим предъявить Вам сегодня обвинение…» Начинается долгая, нудная и, главное, совершенно бессмысленная, формальная процедура предъявления обвинения («объебона» на тюремном жаргоне).
Зачитывается текст постановления, задаются мне какие-то вопросы и т. д., и т. п.
«Бессмысленная» — поскольку с текстом я уже предварительно ознакомился (мне дали его прочитать), а на все вопросы я отвечаю совершенно одинаково. Механически твержу, как старая заезженная пластинка, или, блядь, как какой-то огромный попугай: «51-ая…
51-ая… 51-ая…» (51-ая статья Конституции, гарантирующая право на отказ от дачи показаний). Чувствуя себя с каждым ответом все более и более глупо.
