Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
— Меня их удобство не занимает, — успокаиваясь, ответил Воронцов. — Мне важнее, чтобы я сам решал, что сказать, что нет и как именно… Так можно надеяться, что больше никаких сверхчувственных восприятий? А то знаем мы всякие детекторы лжи и полиграфы Киллера…
— Безусловно. Их этика, хоть и отличается от нашей, исключает поступки, нарушающие свободу воли разумных существ…
— Смотри ты, как благородно… Ну хорошо, верю. Продолжай… — Не прекращая говорить, Воронцов встал. Обошел стол, приблизился к Наташе, будто невзначай протянул руку и ощутил пальцами преграду. Он невольно вздрогнул, подсознательно до последнего мига надеясь, что Наташа все-таки живая, а не фантом на экране. Стало так обидно, словно он вновь потерял ее.
— Где ты на самом деле? — спросил он, словно между прочим.
— Как «где»? — удивилась Наташа. — Здесь, в этой комнате.
— Можешь сейчас выйти в ту дверь?
— Могу, конечно… — Она повернулась и, легко ступая по ковру, явно рисуясь своей походкой, пошла и скрылась за ней. В проеме полузадернутых штор мелькнула решетка балкона или веранды.
Через несколько секунд Наташа вернулась.
— Дождь, — словно бы виновато сказала она и протянула на ладони мокрый кленовый лист.
«Хитро», — подумал Воронцов и сказал:
— Ну, бог с ним, с дождем. Что там у тебя дальше по программе первого контакта?
Удивительно, но его по-прежнему совершенно не волновало значение происходящего. Только непосредственный смысл Наташиных слов имел значение…
И Наташа, явно довольная, что он так легко и правильно все воспринял, стала рассказывать ему про Великую Галактическую конфедерацию, включающую добрую сотню звезд в соседнем спиральном рукаве, то есть, по земным меркам, невообразимо далеко. И про весьма влиятельную секту, а может быть, сословие или касту «форзейлей», как их назвала Наташа, видящих цель и смысл своего существования в том, чтобы на протяжении десятков тысяч лет разыскивать и собирать во Вселенной высочайшие достижения в области мысли и духа, каким бы разумам они ни принадлежали.
Это было явно рекламное вступление. Воронцов слушал и думал, причем не только о том, что пришельцы-археологи пытались внушить ему устами женщины, которую он когда-то любил… Вот-вот, именно когда-то! И, однако, они считают, что как раз с ней он будет наиболее уступчив. Неужели галактические мудрецы понимают в его душе больше, чем он сам? Посмотрим, посмотрим…
«Форзейли»… Почему они выбрали именно такое слово для самоназвания? По созвучию? В парусном военном флоте так назывался корабль-разведчик. Фор-сейл. Передний парус, если дословно, или — парус, идущий впереди. Тонкий расчет на его образованность или невольный промах? А самое главное — что им нужно конкретно от него? Мало ли на Земле других людей, посговорчивее?
Да и в легенду о благородной, чисто познавательной миссии он верить не хотел. Жизнь била Воронцова достаточно, вдобавок в морях он пристрастился к неумеренному чтению. Особенно уважал Марка Аврелия, Шекспира, Салтыкова-Щедрина. Отчего приобрел скептический, с изрядной долей пессимизма взгляд на мир и человеческую природу. Кроме того, Воронцов очень не любил, когда его принимали за дурака. А это бывало. Как правило, со стороны начальства.
— Хорошо. Насчет их целей я понял. Вполне приветствую столь возвышенное занятие. А при чем тут я, не шибко культурный моряк, сперва военный, а теперь вообще торговый? По части вершин мысли сроду не блистал, как ты должна помнить. Ничего, кроме докладных и объяснительных записок, в жизни не писал. Даже стихами, каковые могли бы внезапно оказаться бессмертными, и то не баловался…
Наташа посмотрела на него осуждающе.
— Не спеши, Дим. Я все объясню. И если можешь, не надо иронизировать. Мне и без того трудно. Я же не робот и не пришелец. И я тоже совсем о другом хотела бы с тобой говорить…
— И в другом месте?
Она с досадой вздохнула.
— Все-все. Молчу. Да ты бы села, что ли… Стоишь, как эта…
— Что значит — эта? — Глаза у нее стали опасно прищуриваться. Он хорошо помнил, что бывало обычно дальше.
— Ну, у Блока там… «Желтая роза в бокале золотого, как небо, аи…» Очень похоже…
Действительно, платье на ней было с бронзовым отливом, а под ногами — золотистый ковер.
— Ох, мичман, смотри…
Она села в кресло у дальней стены, и фокус невидимой телекамеры сразу сместился, вновь приблизив Наташу вплотную к рамке экрана.
«Здорово разыграно, — подумал Воронцов. — Они действительно используют не только мои воспоминания, но и полную запись ее личности. И даже более того. Запись статична, а тут образ в развитии. Никакой компьютер не сымитировал бы ее мгновенную реакцию на двусмысленность. Только она сама, живая, такая, как была тогда…»
— Значит, мы остановились на их благородной миссии и моей роли в ней. Верно? — спросил Дмитрий, будто именно и только это занимало его сейчас. — Продолжай, я весь внимание…
— Я постараюсь покороче, излишние подробности мы пока опустим…
Она стала вдруг похожа на знакомую лекторшу из парткома пароходства, не хватало лишь очков с цепочкой через шею и указки, чтоб объяснять морякам, где на карте Африка, а где Афганистан. Но как раз на политическую карту моряки не смотрели, находя иные достопримечательности.
— Известно, что любая цивилизация создает огромное количество всевозможной духовной продукции, — говорила Наташа, — от философских систем до шлягеров Резника и Пугачевой, но ценность всего созданного, сам понимаешь, разная. Не только в масштабах Галактики, но и на местном рынке. Девяносто процентов становится ненужным уже следующему поколению, а в веках остается совсем уже мало…
— Ну и что? Вполне нормально. Довлеет дневи злоба его… — вставил Воронцов.
— Что? — не поняла Наташа.
— По-старославянски. Каждому дню важнее всего его собственные проблемы. Когда мы с тобой танцевали под «Маленький цветок» или какой-нибудь «Твист эгейн», нас мало волновало, на века эта музыка или на ближайший сезон. И детективы Чейза занимали меня куда больше трактатов Спинозы…
— Не буду спорить. Но ведь есть и абсолютные ценности. Они и интересуют форзейлей. Они изучили нашу историю и культуру и почти все заслуживающее внимания уже взяли… нет-нет, не возмущайся, естественно, копии, — заметила она реакцию Воронцова. — Не так уж много, на наш взгляд, они сочли достойным бессмертия, но все же. Человечество в их глазах выглядит далеко не худшим образом. На порядок выше многих, куда более древних цивилизаций. Тут дело еще и в том, что их интересуют лишь совершенно оригинальные идеи и мысли, не имеющие аналогий в других культурах…
— Разумно, — кивнул Воронцов. — Приличные коллекционеры так и должны.
— Но ты, наверное, знаешь, как много культурных ценностей безвозвратно погибло… — Наташа выполняла заданную программу, и реплики Воронцова не могли заставить ее отклониться от текста. — Пожар Александрийской библиотеки, например, и многие подобные случаи…
— Гибель Атлантиды, — продолжил Дмитрий.
— А о скольких великих творениях мы знаем только понаслышке, от более поздних авторов, а то и вообще не представляем, чего лишились. Форзейли эти ошибки истории исправляли.
— Молодцы, ничего не скажешь…
— Но неудачи бывали и у них. Никто не застрахован. В конце XIII века погибла одна из групп. Или, вернее, пропала без вести. Затерялась в лабиринте пространственно-временных переходов. А может, члены группы были и убиты в сражении или из-за угла. Как вражеские шпионы или злые демоны…
— У предков были крепкие нервы, — одобрительно отметил Воронцов. — Не испугались они ни гнева богов, ни мести пришельцев… И что, ни защитные поля, ни бластеры не помогли?
— Что у тебя за страсть все упрощать до абсурда? — досадливо поморщилась Наташа.
— Не до абсурда, а до понятного мне уровня. Учти, что я последние десять лет воспитываюсь в основном на низкопробных американских боевиках. В рабочее время. А в отпусках вообще почти ничего не смотрю и не читаю.
— Не кокетничай, Дим, — попросила Наташа. — Я тебя знаю. Они — тоже. Иначе мы просто не встретились бы. Лучше слушай дальше. Группа погибла, но полная запись собранных ею материалов — назовем ее условно Книгой — уцелела. Попав в руки людей, она стала для кого-то сверхценной реликвией, уж не знаю, по какой причине, и в этом качестве, передаваясь из поколения в поколение, дошла невредимой почти до наших дней. И вдруг — исчезла бесследно. По всем признакам — окончательно.
— Так. Версия интересная. На первый взгляд, убедительная. Только мне-то какое до всего этого дело? У нас на планете десять тысяч лет подряд ежедневно кого-нибудь да убивают. Пришельцы знали, куда шли. Их люди, их Книга, их проблемы… Чего им от меня нужно?