Александр Мазин - Варвары
Так же неторопливо Алексей сунул ТТ под тугой ремень, шагнул вперед и врезал квеману в челюсть.
Ноги у квемана подкосились, но Коршунов не дал ему упасть, ухватив за волосы.
– Значит, ты не знаешь, где он, пидор вонючий? – почти шепотом проговорил Алексей, глядя в мутные глаза квемана и чувствуя, что еще чуть-чуть – и ярость вырвется наружу. И тогда…
Квеман оскалился – рот у него был в крови – и бросил какое-то слово… Коршунов не понял, но планка уже упала…
Подброшенный страшным ударом квеман отлетел назад, на Сигисбарна. Тот вновь толкнул его к Алексею…
Ближайшие несколько секунд выпали из памяти Коршунова.
Когда он очнулся, то обнаружил, что Ахвизра и еще один дружинник крепко держат его за руки, а квеман хрипит и корчится на земле.
Коршунов зажмурился и снова открыл глаза. Ничего не изменилось, только теперь перед ним стоял Агилмунд, а чуть позади – Книва.
– Нет, Аласейа, – убедительно проговорил Книва. Указывая на пистолет: – Это – вещь Гееннаха?
– Да…
– Не убивай квеман. Сначала – спросить: где Гееннах? Так, Агилмунд?
Агилмунд энергично кивнул.
– Я спрошу, – сказал он. – Я – лучше. Ты – в гневе. Можешь убить. Я спрошу – он скажет. Я умею. Меня Скулди-гепид учил.
Коршунов кивнул, и его отпустили.
Агилмунд сделал знак. Квемана подняли. Он был в сознании. И даже сказал что-то насмешливое.
Очень храбрый квеман.
Агилмунд крепко взял его левой за затылок, а большой палец правой хладнокровно вдавил квеману в глаз. Тот заорал, забился… Но его держали крепко, и Агилмунд продолжал давить, пока глазное яблоко не лопнуло и содержимое его потекло по щеке квемана…
Коршунов успел за эти дни навидаться всякого, но это зрелище… Содержимое желудка подступило к горлу Алексея. Он поспешно отвернулся и быстро пошел прочь. За ним никто не последовал. Только истошный нечеловеческий вопль квемана…
Спустя некоторое время его нашли Книва и Агилмунд.
Квеман оказался молодец. Держался долго, но в конце концов все рассказал. Гееннаха в городке нет. И не было. Но его не убили. Квеманский вождь, один из тех, кто командовал набегом на поселок (шлем второго носит Аласейа), запретил. Потому что Гееннах сотворил огненное волшебство. Смертное волшебство с громом и молнией.
– Может, все-таки Гееннах бог, а не герой? – спросил Книва. – Может, ошибся Овида?
Коршунов мотнул головой.
– Говори, – процедил он. – Что дальше?
А дальше было так, что квеманы не могли понять, кто же есть Гееннах. И решил вождь взять Гееннаха и отвезти его к квеманским богам. Пусть боги скажут, кто это.
– И где есть квеманские боги? – хриплым голосом спросил Коршунов.
Увы. Где обитают квеманские боги (не те боги, которые рядом живут, а те, которые разговаривают), не знали даже квеманы. Это – великая тайна. Квеманский вождь ее знает, да. Большие квеманские жрецы знают. Простые квеманы – нет.
– Я пойду и узнаю, – сказал Коршунов. – Вы – со мной?
Книва смутился, а Агилмунд покачал головой.
– Квеманская земля – большая, – сказал он. – Квеманов на ней много. Не найдем ничего. Смерть найдем. Да. Одохар сказал: этих квеманов побить – назад идти. И ты с нами иди, Аласейа. Ты – сильный вождь. Удачу приносишь. Прости, что я тебе квемана убить не дал…
И тут же они оба, наперебой с Книвой, принялись убеждать Алексея, что зря он так разгневался, что даже глядеть не захотел, как квемана допрашивают. Мертвый квеман ведь ничего не скажет. Или Аласейа умеет с мертвыми говорить? Умеет? (Коршунов покачал головой.) Ну вот! Значит, прав Агилмунд. А теперь Аласейа вполне может квемана прикончить за то, что тот руками своими непотребными к священной вещи Гееннаха прикасался. Пусть только прикажет Аласейа – и квемана тотчас приведут, точнее, принесут, потому что сам квеман ходить не может, сомлел от Агилмундовых вопросов.
– Да хрен с ним, – буркнул Коршунов по-русски. И добавил по-местному: мол, гнев прошел и не нужна больше ему, Аласейе, квеманова жизнь.
Это сообщение очень обрадовало и Книву, и Агилмунда. Оказалось, что квеман этот представляет большую ценность. Поскольку мужество изрядное проявил. Такого выдающегося квемана было бы очень хорошо в погребальной церемонии использовать, когда, по возвращении их, в поселке мертвых будут хоронить.
Как именно предполагалось использовать мужественного квемана на похоронах, Коршунов спрашивать не стал. Он и так догадывался. Да и наплевать ему было.
Алексею нужно было принять решение. Причем сделать это сейчас. Искать ли ему Генку самостоятельно? Или вернуться с Агилмундом?
Ответ на вопрос был дан самим Черепановым. Точнее, его собственными словами: единственный безопасный способ перемещаться по этой земле – во главе личной армии. Значит, так тому и быть. Сегодня он, Леха Коршунов, сделал еще один шаг в данном направлении. Вполне удачный шаг. Так что, пройдет еще какое-то время…
А Генка не пропадет. Не такой человек подполковник Черепанов, чтобы пропасть. Он продержится. А Коршунов сколотит-таки свою армию. И тогда хана квеманам. И их богам тоже хана.
«Короче так, Генка, – мысленно поклялся он. – Я к тебе приду и вытащу тебя из любой жопы. Ты только дождись…»
– Мы возвращаемся, – сказал Коршунов вслух. – К Одохару. И уходим сразу. Пока другие квеманы не пришли.
Возражений не последовало.
Правда «сразу» не получилось. Надо было еще:
«упаковать» добычу,
отобрать пленников, которых собирались взять с собой,
хорошо покушать,
перетрахать всех квеманских женщин подходящего возраста.
Именно в такой последовательности. А уж проделав все необходимое, спокойно трогаться в путь.
На всякий случай Агилмунд отрядил четверых воинов наблюдать за окрестностями. Из поселка точно никто ускользнуть не мог, но ведь и гости могли в городище заявиться. Могли, но не заявились. Так что ближе к закату небольшой караван, состоящий из двух десятков впряженных в волокуши квеманов, шести наиболее приглянувшихся квеманок (тоже изрядно навьюченных), освобожденных пленниц и очень довольных победителей, перебрался через болото и отправился в обратный путь.
Освобожденные девушки, впрочем, были не слишком веселы. Особенно Алафрида, которая в одночасье лишилась всех родных, да в придачу друг сердечный пропал в неизвестном направлении. Еще пару дней назад Коршунов непременно постарался бы ее утешить. Хотя бы из чувства долга перед Генкой. Но не сейчас. Жива, цела – и ладно. Остальное… Перемелется – мука будет.
К концу второго дня они добрались до места, где были оставлены лошади, а к полудню третьего уже были дома. Хотя это место Алексей вряд ли назвал бы своим домом, но по местным законам его «дом» был именно здесь. Поскольку здесь жил род его «квено» Рагнасвинты. Впрочем, Коршунов пока даже и не догадывался о том, что женат.
Глава 6
Алексей Коршунов. Тризна
Нет, эти люди – ненормальные. «Законсервировать» своих покойников, обмазав тонким слоем меда, и держать так до возвращения «мстителей» – это нечто. Когда «консервы» укладывали на погребальные костры, шмон стоял: на сто метров не подойти. А этим – хоть бы что. С шутками-прибаутками, ГОЛЫМИ РУКАМИ, таскали полуразложившиеся трупы. Страшно довольные, потому что «мстители» вернулись с победой, добычей и двумя десятками квеманских мужиков, половину из которых (тех, кого компетентные специалисты признали наиболее отважными) предполагалось прикончить и кинуть в погребальные костры, «дабы в посмертии свидетельствовали доблесть погибших».
Еще меньше Коршунов понимал квеманов, которые покорно брели на убой, надрываясь, тащили волокуши, хотя иным, раненным во время захвата городка, и просто ноги переставлять было трудно. И наверняка ведь знали, что их ждет. Да любой нормальный человек в подобной ситуации шагу не сделал бы. Что это? Рабская психология? Но эти люди не были рабами ни по рождению, ни по воспитанию. С точки зрения Коршунова, они вообще мало чем отличались от обитателей поселка. И язык почти такой же, и внешнее сходство имеется. И дрались за свое городище достаточно отважно и упорно. А потом враз переменились. Как будто поменялись ролями в игре «казаки-разбойники». Что стоило бы, например, любому из них скинуть петлю волокуши и ломануться в лес? В свой собственный лес, кстати. Ну догнали бы… может быть. Ну убили бы… в самом худшем случае. Почему люди, которым, по сути, нечего терять – хуже точно не будет, – идут на убой? Прямо как овцы на мясокомбинате. Даже хуже. Овцы-то как раз не знают, что их будут убивать. Кабы знали, хрен бы пошли. А эти знают – и идут. Какой-то идиотский фатализм. И с этим следовало разобраться. Обязательно. Потому что Коршунову среди этих людей – жить. И если все сложится, как задумано, ему этими людьми придется командовать. Следовательно, надо знать, что ими движет. Какие у них жизненные ценности. Ведь если группа людей ведет себя по-идиотски, это еще не значит, что они дебилы. Возможно, у них иные жизненные ценности. Возможно, они прошли соответствующую обработку (как, скажем, члены тоталитарной секты в том мире, откуда выпали сюда Коршунов с Черепановым), возможно (и наверняка), они иначе относятся к смерти. Разве мало людей, для которых честь важнее жизни? Может быть, эти квеманы полагают честью, проиграв битву, умереть на погребальных кострах победителей? А что, очень даже может быть. Разве можно назвать дурой жену того здоровенного парня, Герменгельда (одну из трех, попавших в плен к квеманам и освобожденных «коммандос» Коршунова), которая, узнав о смерти супруга, перерезала себе горло и была уложена на костер рядом с мужем? Разве кое-кто из современниц Алексея не захотел бы поступить так же в аналогичной ситуации? И поступили бы, если бы традиция одобряла подобное. А здесь такое действие не только не осуждалось, но и считалось вполне достойным. Честь выше жизни. Детские игры взрослых людей. Смертельные игры. Правда, дети самоубийцы не остались сиротами. О них, как понял Коршунов, должен был позаботиться род.
