Алексей Колентьев - Партизаны третьей мировой

… Хвост колонны миновал участок дороги напротив моего дерева и в довершение абсурдности происходящего, пассажиры жёлтого джипа врубили динамики вмонтированные куда-то в радиатор их машины.

— Ай лайк ту мув ит — мув ит!.. Щи лайк ту мув ит — мув ит!..

Хриплый голос исполнителя с нарочитым ямайским акцентом, начитывал примитивный текст под жёсткий пульсирующий ритм. Словно вороний похоронный грай, каркающий речитатив эхом разносился по пустынному лесу, замирая где-то в самой глухой чаще превращаясь в неразборчивый хрип. Машины уже скрылись за деревьями, когда я отпустил наконец-то крепко стиснутую до этого момента ветку дерева и уняв нервную дрожь, побежал к схрону. Песня подняла в груди мутную волну с трудом сдерживаемой ярости. Лишь невероятное усилие воли удержало от того, чтобы не пальнуть из "подствольника" в окно пижонской машины. Сами оккупанты не вызвали такой ярости, как совершенно обычная, да ещё жутко старая песенка. Просто после всех увиденных зверств, мне казался диким сам факт исполнения мирной песни. А ещё точнее, пришло понимание, того, как относятся к этой войне пришельцы. Они методично, словно уличные уборщики вычищают мусор, при этом занимаясь своими обыденными делами. Жившие тут люди не ассоциируются у агрессоров с чем-то обладающим разумом, пропаганда низвела нас до некоего подобия обрывков обёрточной бумаги и пустых картонных коробок. Вся чудовищность этого была столь убийственна в своей простоте и функциональности, что я вновь захотел убить всех амеров, до кого смогу дотянуться, не выписывая больше хитрых тактических кренделей. Отчаянье… этого следует избегать любой ценой. Такой шаг враг сам подталкивал нас совершить, исподволь проводя подобную мысль в книгах, фильмах и речах непонятных "бывалых" с просторов интернета. Послушать их, так всё очень просто: враг силён и лучшее что можно сделать, это бросится на единственном истребителе в безрассудный бой, скомандовать остаткам своего взвода броситься в атаку на вражескую мехколонну; Или ещё того чище: попытаться запустить ядерные ракеты вверенные некоему полку стратегических ракетных войск. Далее по списку: одинокий линкор, одинокая подводная лодка, два-три танка и прочая белиберда. Подобная чушь часто выдаётся её авторами за некий единственно верный во время оккупации шаг. Безусловно, это очень эффектно — броситься в последний бой и дать врагу расстрелять себя издали или потопить. В случае с ядерными ракетами шуму может вообще не произойти — их собьют и довольно быстро. Но даже если и рванёт какой-нибудь город Хьюстон штат Техас заодно с калифорнийской Санта-Барбарой, ничего кардинально не изменится. Враг ещё больше сплотиться вокруг своего правительства и легко уничтожит тех, кто своими руками уничтожает свой единственный шанс на победу. Я считаю, что вот если посчастливилось уцелеть самому и сберечь технику, ну поищи ты таких же везунчиков, укройте технику и подумайте, как следует воевать. И делать это сколь угодно долго, ведь в конечном итоге тебя лет пять учили в институте, потом худо-бедно гоняли по полигонам. Неужели всё это ради того, чтоб ты словно загнанный, ведомый слепым инстинктом зверь пёр на флажки, прямо под выстрелы охотников? Да, не спорю, это проще и эффектней, тем более не выглядит как поступок малодушного или труса. По-гусарски угробить пару янкесов и наверняка всех тех, над кем тебя Родина поставила командиром, это сто пудов геройский поступок. А главное, всё укладывается в два пути избранных для покорённых народов хитрыми американскими мудрецами. Они исподволь готовят нам развилку, где предполагается что отчаявшаяся часть уцелевших боеспособных частей разбредётся неорганизованной массой и будет уничтожена специально выделенными частями. Другая же, состоящая из не менее боеспособных но сугубо гражданских лиц ударится в мародёрство и попрячется по лесам и пригородам. Я с удивлением читал целые трактаты о том, как можно выжить в лесу, питаясь подножными кормами и выделывая одёжу из шкур или прятаться в городских развалинах, грабя магазины и менее удачливых товарищей по несчастью. В обоих случаях — ограниченное число вариантов поведения и схематичный набор сопутствующих действий. А главное, всё это закладывается в тренинг контингента оккупационных войск, просчитываются способы уничтожения таких вот счастливчиков. Если и встречаются толковые идеи, то они хоронятся под тоннами идиотской чепухи, про путешествия во времена Великой Отечественной войны. Но там геройствовать легко: враг и его действия давно известны, а тактические ошибки наших дедов обсосаны на множестве тематических форумов, даже снято несколько разной степени паршивости фильмов. Авторы этих фантазий забывают, что и без их, порой наивных до смешного, а чаще всего откровенно глупых "советов", наши предки уже победили. Как человек плотно общавшийся с ветеранами той большой войны, я не рискнул бы им там, в то лихое время что-либо советовать и указывать как нужно бить врага. Они это и так умели, причём как выясняется гораздо лучше, чем почившие сейчас в остеклённых воронках советчики. Их главным оружием были отнюдь не только техника, а в первую очередь неколебимая вера в то, что их правда сильнее правды пришедших незваными агрессоров. Кто из современных теоретиков смог бы высказать ветеранам хоть половину лжи и измышлений, которыми эти всезнайки пробавляются между собой. Вот так встать и глаза в глаза рассказать этим простым рабочим той войны, что они де неправильно воевали? Уверен, просто не достало бы духу, настолько всё измельчало в душах искалеченных ветрами перемен людей, стыдливо называющих свою великую страну "бывший СССР". Отдав её просто за красивые фантики и стеклянные бусы хитрым иностранцам, они отдали вместе с гербом и знаменем свою свободу, личное достоинство. Пришедший сейчас с оружием наперевес враг, уже тогда наполовину победил, отняв у людей их правду. А без правды нет победы. Никогда эта капризная дама не покоряется тем, кто не верит в то, что он прав. Амеры ловко подсунули ослепшим русским идею мародёрства. Потакая всему низменному, а конкретно шкурному инстинкту, так старательно вытравливаемому целых семьдесят лет. Самое главное, это увести людей от того, что они реально должны делать, как вести себя. Ни один "бывалый" не учит своих последователей как воевать с захватчиками, мол, это дело безнадёжное. Пусть де воюют те, кому не западло, а мы будем сидеть в землянках и вшей давить, а потом выйдем и обдерём то, что оставили хищники покрупнее. Почему неглупые, вроде как взрослые мужики, отслужившие в армии и имеющие какой-никакой жизненный опыт, так легко ведутся на эти россказни? Это так и осталось для меня загадкой, хотя вот он выход: думай головой, откажись умирать и тупо ныкаться по щелям. Взять в руки оружие, дать залезшему в твой дом вору жёсткий отлуп, защити тех, кто сам этого сделать не может. Но только с умом, пусть на обдумывание и планирование уйдёт время, однако так можно бить врага долго и в конечном итоге сквитаться, а может быть даже и выгнать его с родной земли, как бы избито и пафосно это не звучало. Перед мысленным взором встал старый, опять же военный плакат, где молодая женщина прижимает к себе ребёнка лет двух, стараясь заслонить его от примкнутого к немецкой винтовке острого штык — ножа, направленного на неё. В её глазах застыли ужас, боль и страх, но художнику удалось показать, что боится она не за себя. Большими буквами внизу было написано: "Воин Красной Армии, спаси!". Нет больше красной армии, но солдаты остались, как наверняка есть ещё и подобные этой женщине люди. Это врагу предстоит твёрдо усвоить. Тряхнув головой, прогоняя не к месту нахлынувшую философичность, откопав мешок с мясом и пристроив его на хребет, я ускорив шаг двинулся дальше.

Пройдя шесть с половиной километров на юго-восток от дороги и потом заложив небольшую петлю, я вышел в район, отстоящий как бы в вершине правильного треугольника между двумя приметными ориентирами — авиабазой и железнодорожной станцией. Тут, в сухой, поросшей кустарником балке, мы с Варенухой устроили один из схронов. Но шестое чувство, в условиях лесной жизни обострившееся невероятно, удержало от очередного шага. Присев в траве на колено и вскинув автомат я осмотрелся по сторонам, примечая потревожившие подсознание несоответствия. На первый взгляд всё было как обычно, но в общей картине было нечто неправильное. Поводя стволом из стороны в сторону, я на какое-то мгновение задержал взгляд на раскидистых листьях лопуха и нижних ветках деревьев. С кустов и веток были сбиты пыль и остатки росы. Хоть время уже давно перевалило заполдень, в чаще влага держится на траве и листьях ещё очень долго. В лучах солнца, почти не заглядывавшего сюда и заслоняемого кронами старых лиственниц, росяные капли блестят особенно ярко. Но вот был один участок, ведущий прямиком к нашему тайнику, который словно кто-то вытер сухой тряпкой. Пыль вопреки общему заблуждению городских жителей водится везде. Лес в этом плане не исключение и мельчайшая пыль, это главный индикатор при поиске чужого следа. Осторожно поднявшись, чуть ссутулившись и время от времени осматриваясь вокруг, я двинулся к подозрительному месту и снова присев, раздвинул стебли папоротника. Предчувствие оказалось верным — тут часа два назад прошёл человек. Армейские ботинки, весом под сотню кило ростом примерно с меня… крепкий мужик. Обойдя направление движения незнакомца справой стороны, я пошёл по чёткому следу к схрону, мысленно опасаясь самого худшего. Этот тайник никто кроме меня не должен был навещать, Варенуха с приятелем шли к укрытиям на севере и юго-западе, поэтому кто бы ни был этот чужак, за одного из партизан его принять невозможно. Туристы резвятся? Это вполне возможно, однако среди них так аккуратно вроде бы никто ходить не умеет. Тем более, что этот пассажир тут пока бродит в полном одиночестве: дно балки очень узкое, склоны отвесные и цепью тут не пройти. След, который я обнаружил — одиночный, человек шёл аккуратно, но быстро и не останавливался. Будь он с приятелями, след бы "гулял" в колее, а этого нет. Так прошло ещё минут сорок, пока я не увидел потревоженную землю в том месте, где мы оборудовали тайник. Нет, на первый взгляд, всё выглядело нормально: дёрн на крышке люка уложен аккуратно, ловушки незнакомец частью снял, частью обошёл, а обезвреженные вернул на прежние места. Пройдя десять шагов вверх по склону и оказавшись над крышкой люка, я внимательно всё осмотрев только покачал головой: пришелец ничего не взял, но поставил какой-то хитрый электронный девайс. Стоило теперь мне открыть люк, как начнёт работать радиомаяк и даст знать хозяину, что его посетили гости. Значит туристов теперь можно полностью исключить: такие приколы по карману лишь пендостанской спецуре. Ничего больше не трогая, я поднялся вверх по склону и припустил к другому тайнику, где уже должен был побывать Семёныч. В голову почему-то лез старый афоризм: сначала мы жили бедно, а потом нас ограбили. Происшествие уменьшало наши запасы ровно на четверть и жёсткий график подготовки акции летел ко всем чертям. Заняться преследованием хитрого амеровского следопыта не показалось хорошей идеей. Один на один, мы будем кружить по лесу бесконечно долго, а времени на этот аттракцион совершенно не осталось. Вернувшись немного назад, отойдя от раскрытого тайника на пару километров южнее, я пошёл к тайнику устроенному возле небольшого заболоченного озерца. Это отняло ещё шесть часов драгоценного времени, но так или иначе другого варианта уже не придумать. Всю дорогу я как мог путал следы, на случай если любопытный амер встал на мой след. Но признаков чужого присутствия больше не наблюдалось: кем бы ни был этот спец, но после обнаружения нашей захоронки, он не проявился. В другое время, я даже обрадовался бы возможности померяться силами с умелым и знающим противником, но сейчас его возможное наличие только раздражало. Добравшись к вечеру того же дня на небольшой островок, где под корягой был устроен схрон, с облегчением отметил, что тут побывал только Михась. След его ботинка я углядел на берегу и осмотрев всё ещё раз, уничтожил его и два попавшихся ранее очень тщательно. Сгрузив мясо и сушёные грибы запаянные в полиэтилен, я вынул две десятилитровые жестяные канистры с бензином. Ёмкости глухо брякнули, водила наполнил их под пробку, прицепив обе на крепкую палку, отправился в бункер. С повешенным поперёк груди автоматом, палкой — карамыслом на плечах, я наверное стал похож на медведя из сюрреалистичного сна милитариста.