Бен Элтон - Время и снова время
– Эта женщина – член легальной политической партии! – крикнул Стэнтон. – Нет никаких доказательств ее причастности к убийству императора. Если кто-нибудь ими располагает, их следует представить на суд закона!
Он почти преуспел. Слово «закон» было как удар. Этих студентов профессора высекли бы и за меньшую провинность. Для них, взращенных прусской военной культурой, дисциплина и послушание были религией. Кольцо ненависти, окружавшее Стэнтона и Люксембург, слегка разжалось, инстинктивно подчинившись внезапному лидеру.
К несчастью, в толпе оказался свой вожак, не пожелавший сдаться.
Молодой парень в студенческой фуражке вышел под свет фонаря. Холодные светлые глаза. На щеках розовые шрамы записного дуэлянта. Аристократический отпрыск, прусский юнкер до кончиков ногтей. Он тоже привык, что ему повинуются.
– Кто ты такой? – властно спросил студент.
Стэнтон соскочил с фонарного основания. И все равно возвышался над парнем.
– Я тот, кто удержит тебя от очень большой ошибки, сынок, – сказал он, сунувшись лицом вплотную к лицу оппонента.
Смелый ход не сработал. В 2025-м он бы смутил надменного, через губу цедящего слова аристократического юнца, арестованного за то, что после студенческого бала отлил на улице. Но сейчас перед Стэнтоном был человек, чье высокородное мышление ковалось в девятнадцатом веке. Он уступал только себе равным.
– Эта тварь – социалистка и польская шлюха! – выкрикнул парень в лицо Стэнтону. – Она убила кайзера, и мы с ней разделаемся. Станешь мешать – разделаемся и с тобой.
Из двух вожаков толпа предпочла своего и вновь изготовилась к броску. В распоряжении Стэнтона была лишь доля секунды. Молниеносным отработанным приемом он зажал голову парня в борцовском захвате.
– Этот человек арестован за угрозы полицейскому! – крикнул Стэнтон. – Всякий, кто попытается ему помочь, тоже будет арестован!
Конечно, это был отчаянный шаг, учитывая отсутствие формы и акцент, выдававший иностранца. Кроме нахрапистого, но голословного утверждения никаких доказательств полицейского статуса.
Враждебность толпы возрастала.
Стэнтон решил достать пистолет, хотя опыт учил: чрезвычайно опасно прибегать к оружию в толпе. Ситуация перейдет на совсем иной уровень. Наверняка здесь найдутся люди с оружием, и если они тоже за него схватятся, то останется лишь два варианта: отступление или перестрелка. Стэнтон исповедовал правило: никогда не демонстрируй оружие, если не готов его применить. А применять очень не хотелось. Случись перестрелка, и кто знает, во что разовьется и без того жутко неустойчивая ситуация?
Но иного выхода не было.
Стэнтон пригнул юнкера к земле и, собою закрыв Люксембург, вскинул пистолет:
– Последнее предупреждение! Именем императора, всем отойти! Стреляю при малейшей угрозе мне или этой женщине!
Возможно, маленький короткоствольный «глок» кому-то показался странным, но удивления никто не выказал. Народ умел распознать оружие, и факт его появления всех убедил в полномочиях Стэнтона.
Толпа дружно отпрянула, покинув своего коленопреклоненного вожака. Безумие не настолько захватило людей, чтобы они забыли о главенстве закона или рискнули схлопотать пулю. Стэнтон не мешкал. Бросив «арестованного», он подхватил Люксембург под руку и стал проталкиваться к помосту.
– Я хочу обратиться к людям, – сказала Роза. – Я должна объяснить…
– Никаких речей, – отрезал Стэнтон. – Укройтесь в штабе.
Партийцы окружили своего товарища и увели в здание.
Вспрыгнув на помост, Стэнтон сам обратился к толпе:
– Расходитесь! Так не годится скорбеть по императору. Расходитесь!
Вероятно, толпа и сама бы разошлась, но за нее всё решили: цокот копыт по булыжникам возвестил о запоздалом прибытии полиции.
Стэнтону совсем не улыбалось, чтобы его арестовали как самозванца, и потому он, не имея других вариантов, слез с помоста и вслед за социалистами зашел в штаб СДПГ.
34
В просторном вестибюле висели стяги, представлявшие союзы профессий, давно забытых в веке Стэнтона, – железнодорожных обходчиков, фонарщиков, жестянщиков, кожемяк, котельщиков, стеклодувов, клепальщиков и токарей по дереву. В иных обстоятельствах Стэнтон непременно полюбовался бы героическими фресками, созданными во времена благородной и вдохновенной борьбы за рабочую солидарность.
Однако нынешний вечер не располагал к осмотру достопримечательностей.
В центре зала группа бородачей с помоста суетилась вокруг Розы Люксембург, которая выглядела гораздо спокойнее своих соратников.
Заметив Стэнтона, один из них подошел представиться. Красивый, но слегка облезлый мужчина: высокий лоб, темная шапка густых волос, усы, молившие об уходе. Глаза за стеклами пенсне в металлической оправе смотрели испытующе, но не зло.
– Добрый вечер, господин полицейский, – сказал он. – Меня зовут Карл Либкнехт.
Стэнтон знал это имя. Оно было знакомо всякому, изучавшему современную историю. В несостоявшемся веке из всех депутатов рейхстага только этот человек голосовал против вступления Германии в войну. А через несколько лет его и Розу Люксембург до смерти забили на берлинской улице.
– Хью Стэнтон. Только я не полицейский. Это была уловка.
– Уловка? Очень странно, – сказал Либкнехт. – Впрочем, ничего удивительного. Будь вы полицейским, это стало бы первым случаем, когда полиция за нас заступилась. По-моему, вы даже не немец.
– Нет, я англичанин. В отпуске. Просто подумал… надо помочь.
– Вот это и впрямь чрезвычайно удивительно. Ваш поступок, сэр, благороден и неоценим.
Либкнехта поддержали хор голосов и кивки седых, сильно бородатых голов.
– И очень в духе английского джентльмена, – вмешался женский голос. – Вы пришли на помощь даме в беде. – Роза Люксембург подошла и взяла Стэнтона за руки. – Наверное, я обязана вам жизнью.
Вблизи она казалась совсем маленькой – макушка на уровне груди Стэнтона. Однако несмотря на миниатюрность, в ней угадывалась масштабная личность. Волевое лицо, очень темные глаза, идеально прямой, длинный тонкий нос, гладкая кожа, полные губы. Чуть за сорок, в волосах проглядывали седые пряди, но выглядела она молодо. И как-то сразу понравилась Стэнтону.
– Я просто исполнил свой долг… э-э… мадам. – Он сам не знал, почему так сказал, просто понимал, что нужно чем-то ответить.
– Вот как? Ваш долг – спасать социалистов? Нам бы еще пару-тройку таких спасателей.
– Я полагаю, каждый должен прийти на помощь человеку в беде… И потом, я был рад помочь, поскольку… – Стэнтону вдруг захотелось об этом упомянуть, – один мой друг восхищается вами.
– Правда? Я его знаю?
– Это женщина, ирландская суфражистка. Нет, вы ее не знаете, но она считает вас очень значимой. Вот и все.
– Когда с ней увидитесь, пожалуйста, поблагодарите ее, что направила вас ко мне. Что-нибудь выпьете? Наверное, чаю, раз вы англичанин.
– У нас есть виски, – оживился Либкнехт. – Я бы не отказался от глотка.
– От виски ты никогда не откажешься, – улыбнулась Люксембург.
Несмотря на пережитое испытание, никто не унывал. Интересно. Если Стэнтон когда и задумывался о международном социалистическом движении, его лидеры представлялись весьма мрачной компанией. Наверное, они скисали, лишь придя во власть, что случается всегда и со всеми.
Стэнтон угостился стаканчиком виски. Что ни говори, для выпускника истфака это потрясающий момент: выпивать с радикальными политиками, пребывая в центре событий, быстро перераставших в крупный кризис. Возможно, он потягивает скотч вместе с будущими правителями Германии. Есть о чем рассказать Бернадетт.
Стэнтон уже твердо решил, что повидается с ней.
Импровизированный банкет проходил в маленьком зале заседаний. Никто не прислуживал. Либкнехт сноровисто наполнил стаканы и предложил тост за «человека, который спас нашу Розу».
Компания воодушевленно откликнулась здравицей, Стэнтона хлопали по спине. Однако Люксембург печально покачала головой:
– Конечно, я вам признательна, мистер Стэнтон, но, боюсь, вы лишь отсрочили казнь. В следующий раз вас не окажется рядом.
– Вы думаете, толпа вернется? – спросил Стэнтон.
– Возможно, не сегодня, но вернется определенно, – тихо ответила Роза.
– Да, я согласен, какое-то время будет неспокойно, и вам с товарищами стоит оглядываться почаще, но потом все уляжется. Я очень уважаю немецкие власти. Уверен, они восстановят порядок.
Люксембург улыбнулась, но в улыбке ее сквозили страх и печаль.
– Им не нужен порядок, мистер Стэнтон, – спокойно сказала Люксембург. – Они сами все это устроили.
Стэнтон оторопел:
– Что? Организовали нападение на вас? Я так не думаю. Я был в толпе и…
– Им не надо было ничего организовывать. Толпа сама организовалась, после того как они убили кайзера.
Невероятно. Немыслимые заговоры – симптом века интернета, когда всякий параноик мог мгновенно распространить информацию, выглядевшую достоверной. Стэнтон не раз встречал глубокомысленных идиотов, которые на полном серьезе уверяли, что принцесс убивают их бывшие мужья, дабы те не вышли за мусульман, а в президентов стреляют их собственные секретные службы. Но он никак не ожидал услышать подобный бред от Розы Люксембург, прославленного искушенного интеллектуала двадцатого столетия.
