Алексей Кулаков - Промышленникъ
— Степан, тебе для меня уже и пули жалко?
"Труп" немедля ожил, и браво отрапортовал, заодно переходя в сидячее положение:
— Никак нет, командир, не жалко. Просто перезаряжаться не стал, думал — так получится.
— Ага, пуля дура, штык молодец — да, Степа?
Второй "усопший" присоединился к разговору, кое-как встав на карачки и потирая предплечье. Третий же просто перевернулся на бок, и не торопясь отклеиваться от землицы-матушки, философски заметил:
— Только в этот раз у него заместо штыка сапог был.
— Га-га-га!
В небе над гогочущими экспедиторами и их убийцей с отчетливым шипением пролетел зеленый фейерверк, и все тут же замолчали — в изогнутые коридоры пожаловало новое звено. Только теперь оно было не нападающими, а совсем даже наоборот — будущими невинными жертвами злобной агрессии князя Агренева. Если только она удастся, эта самая агрессия. Осторожно шагая навстречу судьбе, Александр даже немного погадал — сколько народу в звене на этот раз? В любом случае, на такой подарок как стандартная тройка рассчитывать не приходилось — меньше чем впятером на него… Пардон, от него. В общем, никто об этом даже и не думал. Зато иногда баловали сюрпризами: пятеро с одного входа, четверо с другого, и в "клещи" — как говорится, все для родного командира, лишь бы он ножки свои лишний раз не трудил.
Чем дольше и дальше продвигался "охотник", тем медленнее становились его шаги, и тем больше он прислушивался. Не к звукам и шорохам, нет. К себе. Ловя малейшие проявления нового чувства, которое он затруднялся даже толком и обозвать. Даже, наверное, и не чувства, а… Предчувствия что ли? Непостоянного, весьма слабенького и оттого нежно лелеемого предчувствия опасности, появившегося в ответ на блуждание вслепую, все его предположения и домыслы, всю боль и травмы, в изобилии полученные за последний год. Было ли оно наградой, или просто организму надоело систематическое измывательство над собой, Александр не знал — главное, что у него получилось. А мелочи?.. Над этим он подумает позднее. Пока же, чем ближе были его "жертвы", тем сильнее гулял по телу холодный сквознячок. Один поворот, другой, третий — тоненькая струйка предчувствия становилась все холоднее и холоднее…
Дуф-шлеп!
Дуф! Дуф-дуф!
Скользнув вплотную к "убитому", несколько картинно падающему навзничь, князь словно бы в раздражении дернул плечом — и кусочек воска (вернее, смеси много чего на восковой основе) только дернул рукав его куртки. Еще один быстрый рывок, и второй экспедитор заслонил своей широченной спиной третьего, а заодно и прикрыл нападающего от его пуль.
— Хха!
Последовательно избежав знакомства с здоровенными сапогами, такими же кулаками и даже локтем "несчастной жертвы нападения", и опять немного разминувшись с очередной пулей, Александр оттолкнулся от экспедитора, пнув того в живот.
Дуф-дуф!
Шлеп!
Приземление с последующим перекатом у князя получилось несколько корявым — уж больно неохотно липкая глина отпускала его из своих объятий. Но все же отпустила. Он поднялся, повернулся к недавним противникам, что неторопливо стаскивали с себя маски, и спросил, с проскальзывающими в голосе нотками подозрения:
— Что-то больно легко все вышло. Никак подыгрывать мне нача…
Дбаум!
Недавнего победителя, поперхнувшегося на полуслове, словно бы лошадь лягнула, мгновенно приземлив туда, откуда он только что и встал. Прикушенный язык, легкая дезориентация и отчетливый звон в голове — то ли от сильного удара об стену, то ли от маски, чей подбородочный ремень впился в шею форменной удавкой… Выждав пару секунд, Александр открыл глаза. Поглядел на отчетливую вмятину на самом краешке бедренного щитка, и перевел взгляд выше. Закрыл глаза. Открыл. Игнат, стоявший в горделивой позе и с дробовиком в руках, пропадать категорически не желал. Не обращая внимания на пульсирующую чем-то горячим ногу, князь слегка подтянулся на руках, приваливаясь к стене поудобнее, и заскреб кончиками пальцев по пряжке ремешка-удавки.
— Александр Яковлевич, вы как?
— Сносно. Да что за черт!
Скрипнула кожа, распадаясь под остро отточенным лезвием, и маска-шлем полетела в грязь.
— Игнат. Ты где такую игрушку взял?
— А это нам Иван Михайлович на испытание передал, еще с неделю назад. Сказал, что сработал по вашему заказу, для полиции. Чтобы, значит, стрелять по бунтовщикам, и не убивать их. Ну и вот!
— Какой Иван Михайлович?
— Так Браунинг?..
— Понятно. Ну и как испытания?
Игнат потерял большую часть уверенности.
— Командир, так мы же поперва на себе, все честь по чести — я и сам под пульки эти гуттаперчевые вставал, нормально. А вы же сами говорили, чтобы мы вас чем-нить новеньким порадовали…
— Это да! Уж порадовали, так порадовали. Ух, ё!
Утвердившись на ноге (вторая ощутимо подламывалась), побежденный фабрикант последовательно сбросил с себя всю защиту, бережно ощупал бедро и еле удержался от того, чтобы не сплюнуть.
"Здравствуй, любимая трость!".
— Вы когда на себе испытывали, в защите были? Так, а с какого расстояния стреляли?
— С десяти сажен.
"Двадцать метров, значит".
— В грудь?
— Так точно.
Плевок отчетливо запросился на волю. Мало того что в него пальнули с вдвое близкого расстояния, так еще и попали очень удачно, как раз в стык между щитками. Тонкими щитками — грудная кираса была заметно толще остальной защиты. Вдобавок, использовали длинноствольное оружие с новым, толком не проверенным боеприпасом. За-ши-бись! Не был бы он уверен в преданности своих, гм, "экспедиторов"… Очень плохо бы на них подумал. С соответствующими выводами.
— М-да. Ну что же, молодцы, хвалю! Премия — всем четверым, заслужили.
"Убитые" экспедиторы тут же облегченно зашевелились, время от времени довольно улыбаясь и провожая внимательными взглядами командира, захромавшего к выходу. А командир усиленного звена посмотрел на дробовик, что-то напряженно соображая, затем поочередно глянул на то место, где стоял он, где командир, и негромко выругался.
Александр же медленно, но отнюдь не печально дохромал до душевой, где первым же делом скинул основательно заляпанную грязью форму. Полюбовался на великолепнейший синячище, расцветающий всеми оттенками красного и синего, печально вздохнул, и встал под колюче-упругие струи воды. Несмотря на неудачное завершение тренировки, в общем и целом она прошла на удивление хорошо. А бедро?.. Сам виноват, расслабился.
"Самое плохое — что я ничего такого не почувствовал. Хм. Не потому ли и не почувствовал, что Игнат и не желал мне ничего плохого? Или все же это я сам прошляпил?".
Надевая свежую форму, князь на мгновение замер. Потом тихо засмеялся. Потому что в голову внезапно пришла мысль. Про учебные гранаты, а так же о том, как приятно ему будет испытать такую новинку. Вообще-то, даже и не новинку, а уже хорошо и не раз опробованное на контрабандистах средство… Разве что вот шашки с пироксилином и динамитом не стоит использовать, вполне хватит и светошумовых "хлопушек".
"Ответное "алаверды", за резинострел!".
Так он и шел сквозь всю фабрику с легкой улыбкой на лице, радуя всех встречных своим явно хорошим настроением. Которое сохранилось неизменным даже после долгого подъема по лестнице в управе — нога хоть и болела, но делала это вполне терпимо. Сев за стол, Александр глянул на часы, и в очередной раз довольно хмыкнув, подтянул к себе ежемесячный обзор по всем его предприятиям, за авторством Горенина.
"Так-с, что там у нас?. Бумаго-ткацкий заводик, стараниями и заботами Сонина "распухший" до настоящего комбината по выпуску канцелярских принадлежностей. Смотрим на доходную часть… Гм, неплохо. Расходы?.. Еще лучше. Кто бы подумал, что бедные чиновники не такие уж и бедные?".
Ежедневники, папки на пружинных переплетах, письменные наборы из нержавейки, и прочие мелкие радости — завоевали сердца всех "рыцарей пера и чернильницы" с такой скоростью, что на ум приходило только одно слово. Эпидемия. Скромные служащие, получившие возможность заиметь пару-тройку небольших, но ОЧЕНЬ статусных вещиц за сравнительно невеликие деньги, не жалели даже последней взятки (а чего жалеть-то, даст бог, еще не раз принесут!), удовлетворяя свои представления о прекрасном. Которое виделось им в виде (например) степлера из нержавейки, с щечками из моржового клыка и обязательной гравировкой. Или ежедневника, обтянутого дорогой кожей, и размерами своими напоминавшего карликовую папку. Открываешь его, а там! Страничка-календарик, в коем заботливо помечены все выходные и праздничные дни. Посмотрит на такой календарик какой-нибудь Акакий Акакиевич, и на душе у него станет чище и светлее — не так уж и много ему приходится работать. Встроенная ручка и карандаш помогут владельцу при случае что-нибудь записать. Ну, или почесать в ухе. В кармашки под визитки прекрасно поместятся и сложенные вчетверо банкноты, а специальное отделение для фотокарточки позволит почаще вспоминать про родных… Если же вместо фотокарточки вставить небольшое зеркальце, появится возможность любоваться только на себя, любимого. Иногда поверх всего этого богатства еще обнаруживались и миниатюрные счеты, инкрустированные золотом — маленькие только в смысле размеров, разумеется, но никак не цены. Ну и обязательный именной вензель владельца — без этого никак. Купцы ведь тоже любили при случае скромно выпятить свой достаток. Как и промышленники. И банкиры. А так же все остальные, способные недрогнувшей рукой выложить на прилавок от одной до пяти радужных бумажек сотенного достоинства.
