Александр Михайловский - Путь в Царьград
— Хм, — цесаревич задумался, — государь мог бы даровать вам титул великого князя Константинопольского, так сказать, за заслуги и по факту владения.
Я отвернулся в сторону иллюминатора.
— Вопрос с титулом можно обговорить позже. Мои люди воспитаны в несколько иных традициях и не поймут, нет, категорически не поймут… В то же время местное население — для них человек без титула вообще никто. Тут надо думать — семь раз отмерить, и только один раз отрезать.
— Мне нравится ваш подход к делу, — кивнул цесаревич. — Будь я на месте моего папа, я бы дал достойный вас титул не задумываясь. Такие люди, как вы — это истинная опора трона во все времена. И кстати, господин адмирал, а что, Турции теперь вообще не станет?
— Почему вообще? — пожал плечами я. — Урезанная до своих естественных этнических границ — Анатолийского нагорья — она может существовать. Естественно, не как империя, но и не как пашалык… Скажем, Ангорский эмират… Хорошее название, связанное с мягким пухом ангорских коз и со страшным разгромом турок султана Баязета в 1402 году, устроенного грозным Тамерланом…
Цесаревич лукаво улыбнулся:
— Скажите, Виктор Сергеевич, вы действительно военный моряк? Уж очень вы похожи на опытного дипломата…
— Александр Александрович, я жил в такое время, когда любой командующий соединением кораблей поневоле должен быть дипломатом. От нас порой зависела судьба мира… Ваше счастье, что вам и вашему папа неизвестны такие слова, как «спецбоеприпас» и «готовность ноль». Апокалипсис, предсказанный апостолом Иоанном, бледнеет перед тем, что могли учинить над планетой люди, нажав всего несколько кнопок…
Я вздохнул: сейчас надо было переходить к самой трудной части нашего разговора. Эх, не люблю я огорчать людей, но порой приходится…
— Александр Александрович, сейчас я хочу рассказать о том, что произойдет с нашей любимой Россией в будущем. Заранее прошу прощения за то, что сказанное мною может вас огорчить… Очень огорчить.
Цесаревич подозрительно посмотрел на меня.
— Вы имеете в виду дату моей смерти? Бросьте, адмирал, мы все смертны, и наша жизнь в руце Божьей.
— Так-то оно так… Я знаю, что вы храбрый человек. Но смерть тоже бывает разной. Вы, действительно, умрете в октябре 1894 года от тяжелой болезни, окруженный любящими вас родными и домочадцами… А вот ваш батюшка и дети…
— Семнадцать лет, — пробормотал цесаревич задумчиво. — Это много, можно еще немало успеть сделать. А что может случиться с моим дорогим папа и с моими детьми?
— Ваш батюшка, государь-император Александр II, погибнет в марте 1881 года мученической смертью в центре Петербурга от рук террористов. Причем причиной его гибели будет не какая-нибудь особая изощренность покушения, а вопиющая халатность и некомпетентность личной охраны государя.
Вы скончаетесь в возрасте сорока девяти лет от воспаления почек. Из ваших детей первым, в 1899 году в Аббас-Тумане, от туберкулеза умрет ваш сын Георгий.
Но это, как и ваша смерть — вопрос сугубо медицинский, и думаю, что нашим медикам удастся с ним справиться. Ибо обе эти болезни в нашем времени далеко не смертельны. Я думаю, когда все утрясется, и вы, и ваши дети пройдете полное обследование у наших врачей.
Я сделал паузу, давая собеседнику обдумать предложение, и дождавшись его утвердительного кивка, продолжил:
— Ваш старший сын Николай, ставший после вашей смерти императором Николаем II, за двадцать три года своего правления доведет Россию до Великой революции, подобной Французской. И в июле 1918 года он будет расстрелян новыми якобинцами, именуемыми большевиками. Причем вместе с ним в подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге убьют всю его семью…
Ваш, еще не рожденный, сын Михаил будет в том же году похищен и зверски убит в Мотовилихе местными сатрапами, возомнившими себя высшей властью.
От всего вашего семейства в живых останутся только ваша любящая супруга Мария Федоровна и дочери — Ксения и Ольга, которая тоже еще не родилась. Таким образом, по мужской линии ваш род прервется.
Мне жалко было смотреть на цесаревича. Лицо его исказила мука, на высоком лбу выступили капли пота… Он схватился за воротник мундира и рванул его. Пуговицы градом посыпались на пол…
— Виктор Сергеевич, голубчик, но как же это!.. Как это могло произойти?! Россия сошла с ума? На землю пришел Антихрист? Детей, женщин — без суда и следствия?!
— Нет, Александр Александрович, я же вам говорил, просто произошел еще один русский бунт, бессмысленный и беспощадный… Что самое обидное, многие из тех, кто потерял в этом бунте все — имущество, семью, жизнь — сделали все, чтобы вызвать этот самый бунт… И среди них были и ваши родственники.
Ну, и естественно, в немалой степени постарались и наши зарубежные «друзья», которым Великая Россия стоит как кость в горле, и рассчитывавшие на нашем пожаре погреть свои ручки, а потом вдоволь помародерствовать на пепелище.
Я посмотрел на своего собеседника. Он сидел какой-то поникший, усталый, в растерзанном мундире. Цесаревич слушал меня, и по лицу его катились слезы.
— Александр Александрович, — сказал я, — но ведь это было в нашем времени. Мы еще в силах сделать все, чтобы подобное в вашем времени не произошло. Вы сильный и мужественный человек, неужто с нашей помощью вы не сможете все это изменить?
Взгляд цесаревича стал осмысленным, он своей широкой лапищей вытер лицо и как-то стыдливо запахнул мундир.
— Виктор Сергеевич, дорогой, действительно, ведь это здесь еще только может произойти. И мы должны, просто обязаны, сделать все, чтобы этого не произошло.
— Александр Александрович, мы обещаем вам дать полную информацию о тех, кто злоумышляет против России, и поможем вам не допустить, чтобы они исполнили свои коварные планы. В этом вы можете быть уверены. Скажу честно, мы не случайно решили вам первому в этом мире рассказать всю правду о том, что произошло в нашей истории.
Ваш батюшка, к сожалению, окружен людьми, часть из которых может поделиться полученной от нас информацией со злейшими врагами России. Нам бы этого совсем не хотелось. Поэтому мы остановились на вас, как на человеке и монархе, который тщательно продумывает свои действия и не допустит поступков, идущих вразрез с интересами державы.
Сан Саныч уже полностью успокоился, и лишь легкая бледность и обильный пот на лбу и щеках показывали, что этот человек всего несколько минут назад был на гране нервного срыва.
— Да-да, Виктор Сергеевич, я хорошо понимаю — каким ужасным оружием может стать хранящаяся у вас информация о людях нашего времени. Я буду использовать ее лишь для того, чтобы лучше отстаивать интересы Российской империи, и все, что я от вас узнаю, не расскажу никому из своего окружения…
Я кивнул.
— Давайте на том и порешим, ваше императорское высочество. Хотя я надеюсь, что ваше окружение будет состоять из таких людей, которых можно будет посвящать в некоторые подробности. Ибо, как сказал Александр Васильевич Суворов, каждый солдат должен знать свой маневр.
Я глянул на часы:
— О, уже два — время обеденное. Надеюсь, что полковник Александров не откажется от гостеприимства нашей кают-компании?
Цесаревич кивнул, и я указал рукой на дверь:
— Прошу! Позвольте мне стать вашим Вергилием в нашем техническом и электронном аду?
День Д+2, 7 июня 1877 года, 15:35, Черное море, Сухум, ВПК «Североморск».
Старший лейтенант Игорь Синицын.
Старший лейтенант Синицын всю жизнь был уверен, что все интересное происходит там, где его нет. Даже война «трех восьмерок», в которой он мог бы поучаствовать, обошла его стороной. То есть, конечно, не совсем стороной. Тогда еще лейтенант Синицын в составе группировки генерала Шаманова вступил в Грузию десятого числа со стороны Абхазии. Но грузинская армия вместе со своими командирами подло разбежалась по кустам, побросав все свое вооружение, не оказав русским войскам сопротивления. Даже во время морского боя малых ракетных кораблей Черноморского флота с грузинскими катерами, он вместе со своими бойцами просидел в трюме БДК, оставаясь в полном неведении о намерениях грузин утопить его вместе с кораблем. Но в результате получилось несколько по-иному, о чем лейтенант Синицын совершенно не жалел. Но ведь он опять так ничего и не увидел.
И вот снова тот же берег, те же пальмы. Именно тут их рота выгружалась с БДК почти сто тридцать один год тому вперед. Райски-безмятежную картину портило зрелище чадного костра, в который превратился турецкий корвет всего через пять минут после начала боя. Вооруженный турецкий пароход, поймав прямое попадание реактивной бомбы, разломился пополам и затонул.
