Ливонское наследие - Герман Иванович Романов
Библейские слова прозвучали гулом погребального колокола — Магнус подводил окончательную черту — с преждевременной гибелью Кетлера и архиепископа рижского наступила раньше срока и скоропостижная смерть последнего государства крестоносцев на берегах Балтийского моря. Несомненно, будь они живы, можно трепыхаться еще с полгода, как и произошло в однажды минувшей истории. Но сейчас уже все — хоть скули песик, хоть вой, или царапайся лапками, но Жучка сдохла!
— Но гибель ордена не означает гибели Ливонии, которая стала родиной для многих немцев — как вассальных дворян и рыцарей, так и горожан. И перспектива у них пока остается — или жить в своем государстве, со своими порядками, или стать частью чужой страны, с иными правилами, где их будут постоянно ущемлять. Но тут нужно частично отрешиться от прошлого, убрать все то, что мешало, что приводило к вражде и внутренним войнам, и сплотится под новым знаменем.
Магнус уселся в кресло и пристально посмотрел на Фюрстенберга, тот взгляда не отвел, но прочитать что-либо в блеклых глазах бывшего ландмейстера было невозможно. Молодость и старость взирали друг на друга с минуту, и паузу нарушил крестоносец:
— Вы хотите что-то сделать, ваше преосвященство?
— Уже делаю, магистр. Да-да, именно магистр — вы должны взять власть в свои руки, чтобы спасти не сам орден — он обречен, а людей и саму идею независимой Ливонии. В стране нет другого епископа кроме меня, и нет иных ландмейстеров кроме вас одного— ландмаршал Вендль будет на вашей стороне, а, значит, вы войдете в Венден. А Рига примет меня — по крайней мере я на это надеюсь, и вы знаете почему.
— Вы глава трех епархий, четвертая под царем Иоанном, — негромко сказал Фюрстенберг, глаза старика неожиданно сверкнули. — А престол рижского архиепископа сейчас пуст, даже коадъютора нет, и без вашего одобрения не может быть занят. А вы…
— А я своего согласия на то никогда не дам! И могу согласиться с кандидатурой лишь одного правителя, только одного — божьей милостью короля Ливонии!
— Благодарю за предложение, но я уже стар, чтобы снять целибат, жениться и обзавестись наследниками. Как сделали некоторые епископы и комтуры, подло, но с выгодой для себя, продав врученные под их пригляд земли, отринув тем клятвы и присягу.
Фюрстенберг остановился, хрипло вздохнул, и устало выдохнул. Морщины и шрамы наползли на его лицо страшной маской. После долгой паузы он с видимой печалью произнес:
— Да и не признают меня королем, не того я роду-племени. Герцогом, на прусский манер, или как Кетлера польский король. А вот вас, принц, королем признает ваш венценосный брат Фредерик, тут нет сомнений, как и владетельные особы из германских земель. Даже сам император — лучше иметь в Ливонии королем датского принца, чем русского царя. Впрочем, судя по всему, что слышал, и московиты предпочтут вашу кандидатуру. Иначе бы не заключили с вами перемирие. Она приемлема для них больше, чем польского короля Сигизмунда-Августа.
Магнус молчал, да и что можно было сказать в ответ — события проходили перед глазами участников войны, и все видели, что царь Иоанн Васильевич весьма благосклонно относится как к датскому королю, так и к его брату епископу, на ливонских землях. Да и формальное перемирие с ним Иоанн Васильевич заключил, хотя и не подписанное.
Да и зачем бумагу чернилами марать?!
Царское слово ценнее будет — московиты на земли Вика не только не покушались, наоборот, закрывали глаза на то, что многие орденские вассалы принимали покровительство принца. Церкви с приходами и монастыри не трогали, как и священников — воеводы открыто демонстрировали дружелюбие. Даже под Перновым стрельцы в воздух палили, старались не зацепить свинцовыми пулями черных рейтар Магнуса.
Да и на совместные действия русские пошли охотно, причем признавая власть принца на всем западном побережье эстонских земель широченной такой полосой, от Пернова и Хапсаля чуть не доходя до Ревеля и Феллина. Там вроде как пока нейтральная территория, но понимающим людям сложившаяся ситуация о многом говорила.
— Не могу не согласиться с вами, Вильгельм, — кивнул головой Магнус. — Я датский принц, и честолюбие мне не чуждо. Моя страна здесь, а датское королевство не враждует сейчас с московитами. Нам нет причин враждовать. Наоборот, взаимная торговля принесет многое. Сейчас Ливонии нужно выходить из войны с русским царем — сил нет, земли разорены, деньги в казне отсутствуют. Предложите иной выход, магистр?!
Магнус посмотрел на Фюстенберга, но тот только усмехнулся в ответ на его слова. Старый немец все прекрасно понимал, не мог не понимать положения, в котором оказался Ливонский орден. Наступило молчание, но через минуту экс-магистр заговорил холодно и расчетливо, внимательно смотря Магнусу прямо в глаза:
— Если я буду знать о ваших планах на Ливонию, и они устроят меня, то приму решение признать вас «божьей милостью королем Ливонии Магнусом, первым этого имени». И сделаю все, что в моих силах, для вашего восшествия на престол!
Глава 32
— Надо заключать мир с русским царем немедленно, а для того все орденские замки и крепости, удерживаемые комтурами и рыцарями, хотя бы только в эстонских землях, должны признать мою власть полностью, и без всяких оговорок. Отдаться под мое покровительство, как сделало комтурство на Эзеле, командорство в Харьюмаа, и орденские вассалы в Гарриене, а также горожане Ревеля, признав меня своим епископом.
Магнус заговорил четко и спокойно, пришло время вскрывать карты, причем до козырей добраться не сразу. Фюрстенберг смотрел на него внимательно, затем негромко произнес:
— Покровительство высокое ваше, принц, принять можно, вот только русские вряд ли отступятся. Они хотят приумножить захваченные владения наши, понятно, но не тронут ваши церковные территории, сам Вик, и примыкающие к нему земли. Что вы станете делать, ваше высочество, если так произойдет, и московиты не отступятся от своих наглых требований к моему несчастному ордену?
— Уступлю им замки и города, но уведу всех людей и увезу припасы. Их нельзя разрушать — нам не придется их отвоевывать, московиты их сами отдадут обратно, ибо держать впустую гарнизоны накладно, особенно когда требуются все силы для войны. Причем гораздо более опасной для царя, чем избиение несчастных ливонцев.
— Вы имеете в виду, что русский царь начнет воевать с польским королем, которого поддержит Литва?!
Фюрстенберг задал вопрос и, не дожидаясь на него ответа, продолжил говорить, усмехнувшись:
— Так оно и будет, и весной, не позже — ведь Кетлер согласился на покровительство короля Сигизмунда-Августа, став вассалом. Но о том не объявлено ландтагу, а потому присяга от нас не может быть дана.
