Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей

— Хорошо, давайте смягчим для Закавказья требования, но не отменим их полностью, а в Туркестан, может быть, и правда, отправим казаков, — нерешительно спросил князь Львов у Гучкова.

Гучков нахмурился, сдвинул брови и тяжело взглянул на Керенского. В его глазах так и читалось: «Так вот ты какой, товарищ… Керенский». Вслух же он произнес:

— Отправим. Да, думаю, что до восстания не дойдёт. Присмирели азиаты. Любят они силу, а кто сильнее, того и любят. Главное — в Афганистан не лезть, там англичан хватает.

— Ясно. Ну что, Андрей Иванович? — с облегчённым вздохом обратился князь Львов к Шингарёву, — На этом всё? Или ещё что-нибудь осталось?

— Да-да, я заканчиваю. Твёрдые цены на хлеб я предлагаю устанавливать франко-станциями или пристанями в размерах, которые мы утвердим в приложении. А если кто-то будет уклоняться или утаивать, то, как и советует нам министр внутренних дел, мы будем реквизировать хлеб принудительно, с оплатой его стоимости по фиксированной цене.

— А хлеб за чей счёт будет доставляться до станций и пристаней? — спросил Алекс.

— Так франко-станция и франко-пристань и означает, что хлеб доставляется за счёт продавца.

Алекс также в первый раз слышал о подобном, но суть работы этих станций очевидна.

— А вот здесь я бы не согласился. Если государство принудительно закупает хлеб у крестьянина, то и доставлять его до места сбора оно должно само, либо оплачивать его доставку тому же крестьянину. И ему проще будет, и принудительных действий со стороны государства будет меньше. Это нужно донести до крестьян через земства. А лучше всего и вовсе, через газеты. И в них уже рассказать всем, что Временное правительство думает о крестьянах. Но война вносит свою лепту, отчего молодое государство вынужденно так поступать, но взамен готово компенсировать перевозку зерна. Впрочем, это я уже не в своё дело лезу.

Все хмыкнули и покачали головами. Князь Львов позволил себе удивлённо приподнять брови в недоумении от таких познаний Керенского.

— Гм, — опешил от неожиданности Шингарёв, — Но тут будет так, как решит князь Львов.

А тот очевидно колебался, не зная, какое из его решений будет более правильным. Ведь, среди всех министров Керенский выделялся тем, что он был социалистом. Остальные назывались в народе министрами-капиталистами, что в точности и подтверждалось их деятельностью и происхождением. Князь Львов возглавлял до этого Земство, и крестьянский вопрос у него вызывал поддержку, а потому его ответ в пользу Керенского не вызвал удивления ни у кого.

— Я согласен с министром юстиции и МВД.

— Как вам будет угодно, — признал своё поражение Шингарёв.

Но Алекс не собирался останавливаться на достигнутом, раз он уже получил в руки ободранный до невозможности павлиний хвост власти.

— Господин премьер-председатель, я бы хотел предложить вашему вниманию тот факт, что часть зерна идёт на экспорт. Это нужно прекратить, дабы не спровоцировать голод.

Как только его мысль дошла до всех, сразу посыпались комментарии. Первым взвился Милюков.

— У вас всё так просто, господин Керенский, раз и запретили. Так не получится! Потому как мы заключили договор с союзниками о том, что половину своих финансовых обязательств мы компенсируем не деньгами, а зерном, деревом, металлом и прочими товарами по фиксированным ценам.

— Да, — чрезвычайно вежливо отозвался министр финансов Терещенко, — Мы не можем вот так вот просто запретить экспорт. Он и так у нас максимально снижен. Нам необходим приток валюты, фунтов и франков для поддержания нашей экономики и промышленности. Если мы перестанем экспортировать зерно, то англичане потребуют от нас компенсацию кредитов золотом.

А наш золотой запас не настолько огромен, чтобы поддержать на плаву экономику, уже изрядно подорванную затяжной войной. Кроме того, запрет на экспорт может породить весьма своеобразный отпор купеческого сословия. Хлеб будут прятать или уничтожать. Потому я бы попросил вас, Александр Фёдорович, смягчить свою риторику. Мы не можем пойти на такую авантюру. Точнее, нам не позволят это сделать англичане.

Алекс замолчал. Такого отпора он не ожидал, и союзников в этом вопросе у него не оказалось. Впрочем, дело касалось англичан, так что он был не удивлен.

— Нет, так нет, — пожал он плечами и откинулся на спинку стула. Скрывая досаду, Керенский зашуршал бумагами, лежащими перед ним в тонкой серой папке.

В это время оживился Милюков, задав неожиданный вопрос Терещенко.

— Раз мы столкнулись с финансовым вопросом в наших союзнических обязательствах, то почему господин Терещенко ничего не хочет нам сказать по вопросу ратификации итоговой резолюции Парижской экономической конференции тысяча девятьсот шестнадцатого года? Царские министры позорно провалили ратификацию, но свободная от их зловредной деятельности Россия не должна им уподобляться. Союзники настаивают на данной ратификации, не так ли, Михаил Иванович? В этом состоит наш долг.

— Да, — признал Терещенко, — У меня уже был разговор с сэром Бьюкененом и месье Жоржем Палеологом. Они оба терроризируют меня вопросами на эту тему. Но я пока не уполномочен.

— А в чём проблема? — спросил Гучков, — Они наши союзники, значит, мы должны ратифицировать соглашение и всё.

— Дело в том, — Несколько замялся Терещенко, что у меня слишком мало информации. Как бы мы ни доверяли нашим союзникам, есть небольшие сомнения в правильности безоговорочной ратификации этой резолюции.

— А в чём же дело, в чём суть её, Михаил Иванович? — спросил князь Львов.

— Суть в том, что наши союзники хотят в этом договоре обозначить единый таможенный союз после окончания войны, а также создать объединённую франко-русскую комиссию по разработке единых тарифов на русские товары. Также они просят допустить в наши порты английских и французских экспертов для контроля качества наших товаров и выработки тарифов на основании этих экспертиз. Они же будут регулировать свою ценовую политику на них.

Что касается тарифов, то они предлагают нам сделать тройную систему налогообложения. Первая — для союзников, вторая — для всех остальных стран, и третья — для стран, с которыми у России есть торговые договоры. Кроме того, они хотят преимуществ в использовании природных богатств России, а также гарантий закрепления нашего рынка для сбыта своих товаров. Это будет, в основном, касаться товаров, произведённых Францией и Англией, частично Италией. Послевоенная Германия полностью исключена из этого списка, — со вздохом закончил Терещенко, — Конкуренция будет отсутствовать.

— Германия нам враг, мы не должны торговать с ней, — запальчиво закричал Милюков, комментируя слова Терещенко.

Алекс же, с удивлением слушавший министра финансов, невольно поймал себя на очевидной мысли. Так вот оно откуда началось! И ведь всё равно добились наши союзники своего, и не один раз. Так что, нет у нас ни друзей, ни союзников. Одни партнёры. А Россия, как обычно, не тот партнёр, с которым стоит считаться.

— Давайте отложим ратификацию этого соглашения на две недели, — предложил князь Львов. — Мы сейчас не в том положении, чтобы сразу всё одобрять. Надо провести консультации с экономистами и финансистами, а также обратиться за разъяснениями к послам Англии и Франции. Надеюсь, они полностью развеют наши сомнения.

«А как же! Конечно развеют, — с ухмылкой подумал про себя Алекс, — Уж чего-чего, а развеивать и направлять англосаксы умеют, как никто». Керенский отчётливо представил, как это происходит. Неторопливая беседа, уверения в дружбе, обещания и пожимания рук, заключение договоров, которые никто не торопится выполнять. А потом холодный, если не сказать ледяной, взгляд в спину, больше похожий на контрольный выстрел из пистолета.

— Так, наше сегодняшнее заседание оказалось весьма продуктивным, — констатировал князь Львов, — Но у нас ещё не выступал господин Керенский. Видимо, остался нам на десерт, господа. Прошу вас, Александр Фёдорович!

Половина министров скривились на произнесенные слова, не считая возможным скрывать свои эмоции. Видимо, десерт оказывался несколько кислым или горьким. У каждого на это счёт было своё собственное послевкусие.