Владилен Машковцев - Время красного дракона
Шмель ошибался, полагая, будто он один не утратил революционной бдительности. Жулешкова выпила шампанского за успех Веры Игнатьевны и ушла, сославшись на занятость. А торопилась преподавательница института в НКВД, чтобы первой сообщить о вражеском умысле московской скульпторши. Спешила бдительная дама напрасно. Она не могла стать первой, ибо рабочий-подсобник, бригадмилец Разенков уже известил Придорогина о том, что Мухина пытается увековечить арестованную и осужденную буфетчицу горкома партии.
Замыслили просигналить в НКВД и Мартышка с Попиком. И все же Шмель имел перед ними большое преимущество. Они не знали, что НКВД установило жесткое, круглосуточное наблюдение за Коровиным, Калмыковым и Трубочистом. Коровин и Калмыков были дружками Терехова и Огородникова, бывали не единожды в гостях у Голубицкого. Трубочиста засекли на самой наинаглейшей контрреволюции. Он нарисовал картину под названием «Ад», где изобразил оскорбительно Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Свердлова, Дзержинского и других выдающихся деятелей партии и советского государства. Маркс и Энгельс на полотне Трубочиста кипели в котле со смолой, рвали друг другу бороды. Ленин жарился на вертеле со Свердловым. Дзержинский подбрасывал уголь в топки, работая у чертей кочегаром. А Сталин пьянствовал с дьяволом, закусывая живыми детьми.
Трубочиста не арестовали, чтобы выследить его связи, контакты. Коровина и Калмыкова не взяли сразу по этой же причине. Что же получается в итоге? Не сегодня-завтра их арестуют, ордера прокурором уже подписаны. И скульптурная группа Мухиной превратится в галерею врагов народа: Фроська Меркульева, Трубочист, Григорий Коровин, Виктор Калмыков. Ха-ха! Придется Вере Игнатьевне подбирать для позирования других людей, настоящих героев труда. Много места освободится. И Шмель поднимется на вошебойке, как Владимир Ильич на броневике.
Однако Шмель ошибался, будто НКВД доверило только ему тайну о предстоящем аресте Трубочиста, Коровина и Калмыкова. Придорогин не был таким уж коварным. Он побеседовал в горкоме партии с Берманом, изложил подробно ситуацию и директору заводу Коробову. Они уже знали, что Мухина изваяла плеяду местных врагов народа. Не ведала ни о чем только Вера Игнатьевна. Она спокойно ожидала день, когда в мастерскую явится приемная комиссия. В связи с этим теплились надежды на получение аванса по договору: поиздержалась, была стеснена безденежьем. Последнюю сотню истратила на шампанское. Ожидая прихода комиссии, Мухина продолжала работать, вносить в композицию поправки. Одна из новинок была особенно дорогой. Вера Игнатьевна вылепила из гипса свою голову и поместила ее на ладонь Трубочиста. Теперь его фигура стала еще аллегоричней.
Коробову не хотелось участвовать в комиссии по оценке скульптур Веры Игнатьевны Мухиной. Семью Коробовых — металлургов знал и опекал сам Сталин. Павел Иванович Коробов был талантливым инженером, организатором производства, совестливым человеком. А в искусстве он ничего не понимал, чувствовал себя беспомощным. Поэтому он и позвонил секретарю горкома партии Берману.
— Лев Захарович, друг мой дорогой, может без меня обойдетесь там? Мне некогда! Домну закозлили!
Берман решительно возражал:
— Нет уж, Павел Иванович. Мухину приглашал в город ваш металлургический завод. Договор она с вами подписывала. И кандидатуры для монументальной пропаганды в основном вы рекомендовали. Горком партии не несет ответственности за ваших Коровиных и Трубочистов. Они у вас в штате заводском, зарплату получают. Принципиальную оценку творчеству Мухиной должны дать вы. А я лишь поддержу идеологически.
Комиссия собралась в мастерской Веры Игнатьевны Мухиной в точно назначенный час, даже раньше. Были и приглашенные, посторонние. Щелкали фотокамеры, журналисты записывали первые отзывы. Официальное открытие не начиналось, задерживались где-то Берман и Коробов. Соронин, Придорогин и Рудницкий присутствовали.
— Вера на протянутой ладони — это гениально! — сказала тихо и задумчиво, как бы для себя, Людмила Татьяничева.
— О какой Вере идет речь? — прищурилась Партина Ухватова.
— О вере в коммунизм, — озорно блеснул глазами доктор Функ.
— Не скоморошничайте, — оборвала его Олимпова.
Жулешкова общалась с отдельной группой, где были Шмель, Попик, Лещинская и Рудницкий:
— На предварительном осмотре этой вариации не было. Женская голова на ладони — формализм, декадентство. И не так уж это ново.
— Мы, комсомольцы, декадентское искусство не приемлем, — поддакнула Лещинская своей преподавательнице.
Леночка Коровина в дискуссии участия не принимала, стояла у окна мастерской одиноко. А ее муж Гриша был на работе. Не видно было и Трубочиста, хотя он обещал подойти. Станичные девчонки — Груня Ермошкина и Вера Телегина хихикали беспричинно, вызывая осуждающие взгляды почтенной публики. Но все разговоры и хихиканья стихли сразу, когда в мастерскую вошли Берман и Коробов. Они ходили вокруг скульптур минут пять молча, хмуро переглядывались. Странным было и появление вслед за директором завода и секретарем горкома партии рабочего-подсобника Разенкова с двумя кувалдами в руках.
— Зачем это? — шепотом спросила Мухина.
Разенков ответил тихо, чтобы другие не слышали:
— Беда, Вера Игнатьевна. Арестованы как враги народа — Трубочист, Коровин, Калмыков. Придется разбивать скульптуры. Я указание получил. Вы уж не держите на меня обиду. Сами понимаете, я человек маленький.
Берман прикашлянул, поднял руку:
— Внимание, товарищи! Начнем работу. Мы уже посовещались в горкоме партии. Выражая нашу коллективную оценку, выступит председатель комиссии товарищ Коробов. Пожалуйста, Павел Иванович.
Директор завода подошел к фигуре доменщика:
— Что это такое, товарищи? У него не лицо, а рыло разбойника. Такой харей токмо японцев пужать... Неуважение к рабочему классу.
Жулешкова выпрямилась хищно, переглянулась с Олимповой. Попик перешепнулся о чем-то с Мартышкой-Лещинской. Татьяничева выронила из рук синий карандашик. Берман заполнил паузу:
— Спокойно, товарищи!
— Очень интересно! — тонко иронизировал Функ. Коробов продолжил тираду:
— А вот этот сталевар, посмотрите на него. Почему он обнажен по пояс? Стоит с мартеновской кочергой в руках без рубахи, без спецовки. Это же чушь! Такой сталеплавильщик сразу обгорит, получит ожоги, попадет в больницу. А кто держит в руках «Историю ВКП(б)»? Какая-то тонкошеяя ушастая обезьяна.
При этих словах побледнел и покачнулся полуобморочно заведующий вошебойкой имени Розы Люксембург — Шмель. Оскорбительный выпад директора завода против скульптуры он принял на свой счет. Коробов не заметил этого, подошел к центру композиции:
— Девочка вот маленькая за юбку мамы держится. Хорошая девочка. Но какое она имеет отношение к теме рабочего класса? А прототипная мама этой девочки сидит в тюрьме, о чем известно всему народу. И другие тут — враги народа, вредители...
Коробов замолчал, засопел. Начальник НКВД Придорогин встал рядом с ним:
— Да, товарищи! Только что, прямо на рабочих местах, арестованы как враги народа — сталевар Коровин, инструктор соцсоревнования Калмыков, гражданин Бродягин, именуемый Трубочистом, и многие другие. Прокурор Соронин присутствует здесь, может подтвердить.
В дверях мастерской появился сержант Калганов:
— Гражданка Коровина, прошу на выход.
Леночка стояла, не двигаясь, не понимая, что происходит, смотрела на свою преподавательницу института Жулешкову, будто ожидала от нее сочувствия и защиты. Жулешкова демонстративно отвернулась от Леночки, заговорила о чем-то с Лещинской. Разенков и Попик вывели Лену Коровину из мастерской, передав ее сержанту Калганову.
— Есть предложение продолжить обсуждение скульптур Мухиной, — сказал секретарь горкома партии. — Кто желает выступить?
Всплеснулась белая, музыкальная рука Жулешковой:
— Я скажу несколько слов. Концепция композиции ортодоксальна. Но обострите внимание на Трубочисте. Партина Ухватова обратила свой взгляд на буржуазность шляпы. Подход к искусству в данном случае упрощенный. Не в шляпе дело. Суть в женской голове, которую он держит на ладони. Это не голова, а декадентская бомба под социалистический реализм.
Татьяничева и доктор Функ пытались вступить в полемику, но секретарь горкома партии не дал им выступить:
— Поступило предложение прекратить прения и уничтожить гипсовую лепню немедленно, разбить кувалдами. Кто — за? Кто — против? Против два голоса.
Берман взял кувалду из рук подсобника Разенкова и шагнул к фигуре Трубочиста. Он помедлил чуточку, раздумывая — в какое место ударить. Низкорослый, толстенький, короткорукий — он бы не дотянулся до шляпы-цилиндра. Трубочист был высок, протягивал Берману ладонь с головой Веры. Функ подумал, что кувалда стукнет в первую очередь по девочке. Доктор быстро и проворно подскочил к приговоренной к разрушению гипсовой композиции, схватил ребенка, оторвав его от фанерного постамента.
