Кирилл Еськов - Америkа reload game (с редакционными примечаниями)
– Неожиданный поворот темы. Прямо скажем, – пробормотал Ветлугин. – Но если он теперь для Службы – никто и звать никак, почему они за него просят?
– Как я понимаю, сослуживцы не видят в действиях ротмистра моральных изъянов и считают его жертвой несчастных обстоятельств – а может и интриг начальства; ну и, в силу элементарной корпоративной солидарности, решили напоследок позаботиться об его трудоустройстве – и лучше бы где-нибудь за границами Империи… К тому, как он умеет обращаться с теодолитом и с «калашниковым» у вас, как я понимаю, претензий нет?
– Особенно с «калашниковым»: это было впечатляюще, что и говорить… А уж насколько сей носитель эполет непрост – вот вам история.
Я как-то раз заметил ему, что он-де «напрасно прикидывается Скалозубом» – ему это совершенно не идет. Он лишь пожал плечами и поинтересовался – а что я, собственно, имею против Скалозуба? вот для начала – как я его себе представляю, просто по тексту пьесы? Ну, как! – озадаченно откликаюсь я: солдафон не первой молодости, «созвездие маневров и мазурки», что вытягивается во фрунт перед любым чиновным ничтожеством… На что Павел Андреевич тут же реконструировал для меня боевую биографию Скалозуба – государев человек Грибоедов-то, оказывается, прописал ее со множеством точных и понятных военному деталей. Что в словах «Засели мы в траншею », применительно к 3 августа в Силезскую кампанию 1813-го, нет решительно ничего уморительного, и Георгий второй степени, что «на шею », за такое – в самый раз; что все полки, где тот служил – по их номерам – егерские : это про «созвездие маневров и мазурки»; что как раз Сорок пятым егерским Ермолов в ту пору имел обыкновение затыкать все дыры в кавказских Линиях, и оттого сентенция «Довольно счастлив я в товарищах моих… » – это привычный могильный цинизм фронтовика, а вовсе не откровения простодушного карьериста; ну, и так далее.Итак, перед нами – «метящий в генералы» тридцатипятилетний примерно полковник специальных войск, добывший серебряное шитье на эполеты не где-нибудь, а на Кавказе: сделать столь стремительную карьеру можно лишь там, где, по вышеозначенным причинам, «вакансии как раз открыты »… «А теперь возьмите пьесу, Григорий Алексеевич, – предлагает мне ротмистр, – и просто перечитайте все реплики полковника, подряд, твердо исходя из того, что с мозговыми извилинами в той голове – точно лучше, чем в среднем по больнице »… И ведь – действительно так! Все эти «пожар способствовал ей много к украшенью» и «фельдфебеля в Вольтеры» – это же откровенное, в глаза, зубоскальство-скалозубство над тем столичным бомондом – и сановным, и фрондерствующим. И кстати – он ведь там, по факту, сумел заткнуть саму княгиню Марью Алексевну!.. Вот такое любопытное вышло у нас литературоведенье от разведслужбы…Ладно, Максим Максимович, быть посему: Париж стоит мессы, а Большой Бассейн – Расторопшина. Давайте сюда этого вашего шпиона-без-выслуги!
– Обождите, не так всё просто. Его еще надо вытащить из одной скверной истории…
– Та-ак… Поскольку я сижу, я вот сейчас специально привстану – и сяду по новой. Как прикажете сие понимать?
– Ну, как… Получивши приказ об отставке, ушел в штопор со всякими пьяными офицерскими непотребствами. У Московской заставы – если вам это что-то говорит…
– Говорит. Продолжайте.
– Короче, слово за слово – сцепился там с сутенером; тот – за кастет, ну и заработал сложный перелом руки и черепно-мозговую травму. Вмиг понабежали сутенеровы дружки – застава ведь…
– Покалечили?
– Он – их.
– Во как… Ну, как говорится – святое дело и бог благословит.
– Бог-то может и благословил, но полиции, опекающей те заведения, он не указ: вмиг возбудили дело…
– Превышение пределов необходимой обороны?
– Оно самое: у нас ведь тут всё же не Кавказ, согласитесь… Но это еще только присказка. В участок, куда его доставили, немедля заявились голубенькие и забрали его к себе, на Гороховую.
– Та-а-ак – еще протяжнее откликнулся Ветлугин, и повторять пантомиму «так и сел» уже не стал.
– Есть, правда, и хорошая новость: дело о превышении закрыто не начавшись. Полицейских известили, что они обознались и никакого Расторопшина у Московской заставы в глаза видали, да и вообще лучше б им эту фамилию забыть навсегда. Те взяли под козырек.
– А что ему шьют голубенькие? Не шпионаж в пользу немирных кланов, я надеюсь?
– Никаких официальных обвинений пока не предъявлено.
– Информация – из Топографической службы?
– А вы как думаете?
– Ладно. Так чего они от нас-то хотят – если сами его безропотно сдали?
– Они хотят, чтоб мы просто проявили к нему интерес. Обратились с запросом – так, мол, и так, по нашим сведеньям, участник Американской экспедиции Императорского Географического общества имярек задержан Третьим Отделением и содержится под стражей без предъявления обвинения. Между тем, это незаменимый специалист, экспедиция отбывает со дня на день, а без него нам в той Калифорнии – ну просто никак, так что нельзя ли побыстрей разобраться с этим досадным недоразумением… – ну и всё такое.
– А смысл?
– Смысл в том, что для Топографической службы он теперь, как вы верно изволили заметить, никто и звать никак, и лезть в дело своего бывшего сотрудника напрямую, под собственным флагом, они не могут категорически. А вот как бы намекнуть голубеньким, что парень-то по прежнему в деле, под глубоким прикрытием – это может и сработать…
– Да, пожалуй… А кстати: может, он и впрямь в деле, и работает под глубоким прикрытием?
Посмеялись невесело. Конспирология всегда смешна.
– Знаете, Гриша, я ведь не давал Службе никаких формальных обещаний. Можем просто развести руками – «Ну, вот не смогли». Связываться с Гороховой – это по любому себе дороже, я вас понимаю. Плюньте – и дело с концом.
– Ладно, – Ветлугин тяжело поднялся из кресла и двинулся к дверям, бросив через плечо: – Счастливо вам тут. Я поехал.
– Куда?
– На Гороховую, куда ж еще: он же теперь вроде как мой человек … Его точно не перевели еще в тюрьму?
19
– Располагайтесь, коллега, – оперативник Третьего Отделения, атлетически сложенный блондин с прозрачными остзейскими глазами, кивнул Расторопшину на грубо сколоченный табурет в углу пустой комнаты с облупленными обоями и небольшим оконцем, забранным фундаментальной кованой решеткой. Мешок с головы сняли, наручники – нет; решетка на окне явно неказенного вида, антиквариат какой-то; если встроенный компас не врет, привезли его куда-то в район доков, в рабочие районы вокруг Лесного порта и Галерной верфи. На официальный арест не похоже, совсем; это может быть и к лучшем, и к худшему – к гораздо худшему… – У нас тут по-спартански, но чаю предложить могу. Хотя вам сейчас, надо думать, предпочтительнее рассол?
– Ну, не без того… – в жизни ротмистра это был не первый допрос; выгадывать время балагурством – штука рискованная, но… – Удачное местечко подыскали для конспиративной квартиры, ничего не скажешь.
– Главное – соседи нелюбопытные. И подвал тут хороший. В смысле звукоизоляции.
– Ну да. Дыба там, испанские сапоги…
– Да какие уж нынче испанские сапоги, Павел Андреич, – хохотнул тот, – одно бездушное электричество! Это вам там у себя, à la frontière*,
-------------------------------------
*На границе (фр. ).
-------------------------------------
можно – «старыми казачьими способами», а нам приходится соблюдать по этой части некоторые приличия: а ну, как вас всё же выпускать придется, или, не дай бог, на открытый судебный процесс выводить?
– Да уж, нонеча не то, что давеча… – сдержанно посочувствовал Расторопшин. – Кстати, верно ли я понимаю свое положение: не арестован и не задержан, а – kidnapped?
– Господь с вами, ну какие у нас могут быть похищения людей?! Мы, слава богу, не в Америке и не на вашем любимом Кавказе… Вас, собственно, тут вообще нету – так, один лишь обман зрения. Докладываю: когда вас везли из Московской полицейской части на Гороховую, вы вдруг решили продолжить свои пьяные художества: ткнули пальцем в глаз сопровождающего жандарма, вышибли ногой дверцу кареты и соскочили на полном ходу. А вот дальше – разночтения: то ли вы скрылись в проходных дворах, и сейчас вас активно и безуспешно ищут по всему городу, то ли вы выпрыгнули крайне неудачно, получив при падении травмы, несовместимые с жизнью…
– Да, это бывает, – понимающе кивнул ротмистр («…С чего бы это проброшено слово «Америка»? Случайность, фигура речи?..»). – У вас тут, надо полагать, и тропка уже натоптана до доков? Ну, чтоб с телом потом без особой возни – если всё пойдет по первому варианту?
