Анатолий Матвиенко - Эпоха героев и перегретого пара
Полковник походил на гауптмана только мундиром, в остальном — совершенно иной типаж, из совмещающих армейскую выправку с интеллигентными разговорами о философии и музыке. Лицо тонкое, благородное, усы аккуратно подстрижены, и бакенбарды не пытаются достать до подбородка.
Под стать ему обстановка кабинета — строгая мебель, серые и коричневые тона, даже свечной канделябр на конторке без обычных завитушек, скорее как прусский зольдат по стойке «смирно». Зато на полочке томики Гегеля и Канта, в одном из них в виде закладки торчит синий уголок оперной программки. Этот штрих призван убедить визитёра, что заместитель начальника венской жандармерии не чужд высокой культуры.
— Гутен таг! Присаживайтесь, герр Трошкин.
— Данке, герр полковник. Чем обязан такому вниманию?
— О, всего лишь предосторожность, — жандарм, учтиво вставший при виде входящего русского, снова устроил тело в кресле, сохраняя идеально прямую спину и слегка вздёрнутый подбородок.
Строганов много лет тщился освоить привычку сидеть вальяжно и чуть развалившись, как полагается нонкомбатанту. Но стоит лишь чуть ослабить внимание, и вбитые с детства привычки берут своё — тело выравнивается доской. Кажется, что оно готово маршировать строевым шагом, не подымаясь с кресла.
— Дело в том, что мы собираем сведенья обо всех наиболее интересных фигурах из европейских держав. В Англии у вас чрезвычайно странная репутация, герр Трошкин. Вы приехали в Лондон, внезапно разбогатев в России, хотя самого простого мещанского происхождения. Так?
— Абсолютно верно. Батюшка и матушка — ординарные городские обыватели, — привычно солгал граф, начиная понимать, откуда дует ветер.
— Стало быть, с быстро нажитыми капиталами оставаться в России получилось не комильфо.
— Верно, вы исключительно проницательны, герр полковник. При Демидовых слишком предвзятое отношение к богатству, сколоченному в годы Рейха.
— Из награбленного у дворян, сосланных в Сибирь?
— Отнюдь! — Строганов развёл руками. — Для этого требовалось быть приближённым к Пестелю, а также, простите, носить германскую фамилию. Однако с казёнными подрядами творился тогда хаос, да изъятие пахотных угодий у землевладельцев повлекло спекуляции с землёй, в коих грех было не заработать. Не буду уверять вас в ангельской чистоте действий своих и помыслов, но разбоем на большой дороге я не промышлял.
— Допустим, — произнеся это веское слово, барон сцепил пальцы рук, образовав на столе сдвоенный кулак, знак скрытой угрозы. — Отчего же столь дурна ваша репутация в Англии? Вам приписывают убийства, шантаж, мошеннический захват судовой компании.
— При этом ничего не могут предъявить ни Скотланд-Ярду, ни суду, верно? Такова планида приезжего, обосновавшегося в Лондоне. Я скупаю фирмы, недвижимость, корабли, плачу подати наравне с самыми законопослушными подданными её величества и тем вызываю неприкрытую зависть англичан. Мало кто из них, мнящих себя повелителями планеты, достиг подобных успехов. К тому же — русский, из медвежьей страны. Полагаю, они скорее бы стерпели жида, сбежавшего из России, ибо к еврейской оборотистости привыкли. Увы — я христианин, потому более нетерпим для них, нежели иудей. Парадокс? Ничуть. Надеюсь — в многонациональной Австрийской империи мои дела не будут омрачены местными предрассудками.
— Какие дела? — добрался до сути полковник.
— По первости — железная дорога. Гористая местность да денежные трудности после наполеоновских войн здорово задержали применение пара. Для австрийцев и мадьяр голубой Дунай — ваше всё, как и сто лет назад. Отставание от России и Англии катастрофическое, вы не находите?
— Слишком сильно сказано. Трудности — да, катастрофы в этом не усматриваю.
Как раз работаю в сём направлении, усмехнулся про себя Строганов.
— Интерес представляют ваши горные предприятия, а также банки. Деньги правят миром, Австрия — не исключение. Возможно, я прикуплю какой-либо банк или свой открою. Как видите, планы воистину бонапартовские.
— Завоевать нашу империю? — иронично поднял бровь Шварц.
— Не всю! Только лакомый её кусочек. А самой империи от этого будет изрядная польза.
— Хочется надеяться. Только ваши, с позволения сказать, методы, особенно если они в духе приписываемых вам в Англии, герр Трошкин, вселяют беспокойство. Вы встречались с Иссаком Соломоном?
— Вот оно что! Да, и не только с ним. Вы же понимаете, полковник, я — выходец из подлого сословия. Могу купить в Британии титул, но это дел не меняет, многие дома для меня закрыты. Посему общаюсь с разными людьми, с некоторыми чрезвычайно неприятными. Однако не вижу в том ничего дурного. Соломон — завзятый мошенник и скупщик краденого, но он долго жил в Англии, понимает меня с полуслова. А у кого как не у евреев узнавать про ростовщические и прочие банковские дела?
Жандарм отстучал по столешнице дробь, напоминающую штраусовский галоп. Когда холёные пальцы остановились, он подвёл черту.
— Вы складно всё объясняете, герр Трошкин. Тем не менее, подозрения остаются, и серьёзные. А в военное время законы действуют особо сурово. Считаю своим долгом предупредить вас — остерегайтесь совершить нечто неблагоразумное. Здесь не Англия.
— И это обнадёживает, герр барон. Смею надеяться, что война с Польшей быстро окончится.
— Всенепременно! На сём не буду вас больше задерживать. Ауфидерзейн.
— Ауфидерзейн, герр полковник.
Разумеется оба рассчитывали на весьма разный исход этой войны.
Ночью граф подробно расспросил Соломона про полковника.
— Таки да, серьёзный мент, кость в горле.
— Неподкупен? Или дорого просит?
Еврей поёрзал на потёртом сиденье закрытой коляски. Строганов усвоил уже, что подобные всплески нервозности у партнёра возникали при мысли о расставании с крупными суммами.
— Не пробовали. Опасались, что цена велика. Вы же знаете, если поц в больших эполетах запросил денег, он таки ждёт эти деньги и бывает весьма расстроен без них или получив меньше.
— Вот как. Он богат?
— Не слишком. Делает карьеру ради денег.
Граф задумчиво провёл пальцами по шраму на щеке.
— Пробуем английский метод. Сдам барону какого-нибудь венского грабителя и заодно предложу некоторую мзду, чтобы и дальше свистел в нужную сторону.
Печальные еврейские глазки настороженно сверкнули в полумраке, рассеиваемом только светом, падающем с улицы из газового фонаря.
— Успокойтесь, компаньон. Это я финансирую. С вас — шлимазл из местных уголовников, коего приносим в жертву.
Этот расклад Соломона устроил. На прощание он предупредил, что близ жилища Трошкина обнаружены жандармские филёры.
— Ничего страшного, Иссак. Пусть думают, что всё знают о моих передвижениях. Нужен способ, чтобы при необходимости сбить их со следа.
— Обеспечим, будьте покойны — не впервой.
На следующую встречу венский прохиндей прибыл настолько загримированным, что на несколько секунд ввёл Строганова в заблуждение, тем более лакей представил «его светлость барона фон Мюллера».
— Вы так и меня собираетесь выводить из дома — в шутовском наряде?
— Я вас умоляю, герр Трошкин, — еврей обмахнул платком вспотевшее под изрядным слоем грима лицо. — Долго! Мой Йося затратил час.
И не зря. Пожилой уголовник превратился в толстого бюргера средней руки, мясистым носом скрыт жидовский изгиб, лохматыми бровями — семитский разрез глаз и вековечная тоска о недостижимом еврейском счастье. Малиновый второй подбородок победоносно перевалился через воротник, похоронив галстучный узел. Театральная столица мира умеет преображать.
— Зато, клянусь бородой Пророка, Йося так же лихо нарисует герра Трошкина поверх кого-то из наших, и менты поведутся.
— Возможно. Передайте Йосе, что провал по его вине обернётся не казнями египетскими, а чем похуже. Ладно, Соломон, с чем пожаловали?
Тот расстелил на столе гостиной схему Вены. Нарисована она была с тем же тщанием и основательностью, с коими неизвестный гримёр изобразил старческие пятна на хитром лице скупщика. Строганов без труда сориентировался по главным зданиям — дворцам Шёнбрун и Хофбург, Собору Святого Стефана. Красным цветом, оповещающим об опасности, помечены абтелунги Императорско-королевской жандармерии. По неприятному совпадению, они полукругом охватили здание Центрального банка империи с казначейством. Иссак перехватил взгляд компаньона и покачал головой.
— Ой вей, главный банк — самая заманчивая цель. Но не думаю, что лучшая, да. Финансы страны расстроены, что мы увидим внутри — горы гульденов, которые в насмешку над традициями чеканят из серебра[25]. Мой Бог, как среди жандармских казарм мы вывезем десять возов монет?
— Жаль! — граф с сожалением оторвал взгляд от самого лакомого куска и вперил единственный глаз в синюю метку Шелербанка. — Глядите, вот удачно расположенная цель — за Карлскирхе, неподалёку от Карлсплац. Путь отхода хорош, по мосту за реку, там — поминай как звали.