Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка
Подобен кромешному аду.
Ох, как взбледнул Юрий Владимирович! Как бы он тут не окочурился сейчас. Думает, сейчас я и его сделаю. Не знает, что он уже в безопасности. У меня остался последний патрон, но он не выстрелит. В гильзе вместо пороха – записка.
Вчера вечером, когда я, запершись в своей комнате, перебирал, чистил и смазывал «ТТ», у меня была мысль все же зарядить четыре боевых патрона. Чтобы и Андропову хватило. Долго я думал, но все ж решил его не трогать. Пусть все пока будет идти как можно ближе к моему варианту Истории. Достаточно смахнуть с доски три фигуры.
Ну, и что они там копаются? Ну и тормоза охраняют наше правительство! Да если бы я хотел, уже треть Политбюро успел бы перестрелять!
В предсмертных мученьях трепещут тела,Гром пушек, и дым, и стенанья…И судно охвачено морем огня…Настала минута прощанья.И судно охвачено морем огня,
Настала минута прощанья.
Ну, наконец-то! Не прошло и года. Я уже секунд семь, как начал стрельбу, а первый из охранников только-только смог достать свой пистолет.
В том, что я сейчас убью Андропова, не может быть никаких сомнений. Потому никто не пытается меня арестовать. Охрана, без раздумий, открывает огонь на поражение.
Выстрел!..
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!Кипящее море под нами!Не думали мы еще с вами вчера,Что нынче умрем под волнами.Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Сволочи. Какие сволочи! Никто не выстрелил мне в голову. И приходится умирать медленно. У меня пробито сердце и разорвано горло. И еще пять или шесть ранений, но они уже не важны.
Лежу на полу возле трибуны. Чувствую, что юбка у меня некрасиво задралась, но сил поправить ее уже нет. По собственному опыту знаю, что последним отключится слух. Свет в глазах меркнет, но звуки я пока еще слышу. Вокруг взволнованные голоса.
Ну, вот и все. Жаль, что я так и не узнаю, выстрелит ли мой последний патрон. Все. Это конец. Это конец для меня, но я очень сильно надеюсь, что не для тебя. Живи, Страна!!!
Не скажет ни камень, ни крест, где леглиВо славу мы русского флага.Лишь волны морские прославят в векахГеройскую гибель «Варяга».Лишь волны морские прославят в веках
Геройскую гибель «Варяга»…
Эпилог
– А красиво тут, Миша. Сирень цветет. Кто место выбирал?
– Э-э-э… Не знаю. Узнать?
– Не нужно. Далеко еще?
– Нет, вон у той большой березы свернем налево и там еще метров тридцать.
– Так ты говоришь, в тот же день умерла?
– Да, как чувствовала. Взяла к себе на коврик ее тапочки, легла в них носом, да так и умерла. Правда, она старая совсем была, ходила с трудом.
– Странные существа собаки. А отец ее как?
– Долго не верил. Даже когда тело увидел, все равно не верил. Говорил, что не может такого быть.
– Сейчас что с ним?
– Из партии исключили, с цеха сняли. Сейчас он простой токарь. Поседел весь за месяц.
– Из партии – понятно. А насчет цеха позвони в заводской партком, пусть разберутся. Если хорошо работал – восстановить.
– Есть.
– С братьями что?
– Из комсомола обоих исключили. Даже из школы исключить хотели.
– Почему не исключили?
– Я заступился. Директору школы звонил.
– Молодец, Миша, хвалю. В комсомоле ребят восстановить. Они-то точно не виноваты. И проследи, чтобы и дальше их не затирали специально.
– Есть.
– Вот скажи мне, Миша, ты ведь был с ней близко знаком. Даже ухаживать пытался. Вот как, по-твоему, она действительно сошла с ума, как мы объявили на весь мир?
– Нет. Я хорошо ее знал. Она специально.
– Но почему?
– Я думаю, она что-то узнала про этих людей. Что-то нехорошее. Узнала, но никаких доказательств у нее не было.
– Хм… Возможно. Особенно в отношении Меченого это очень похоже на правду. Андропов, сука, покрывал его. Но после такого случая остановить следствие не смог даже он. Тем более его с перепугу парализовало на правую сторону. На Меченого за месяц нарыли столько, что четверти собранного хватило бы на то, чтобы прислонить его к стенке. Так что Мальцева, считай, просто привела приговор в исполнение. Я вот только никак не пойму, откуда она-то все это могла узнать.
– Быть может, от Брежнева. Он ведь вызывал ее к себе за пару недель до смерти. Они часа два говорили. О чем они говорили?
– Я думал об этом. Не сходится, Миша. Не сходится никак. Власть у Брежнева все еще была, а терять ему было нечего. Почему он сам тогда не отдал приказ начать следствие, если знал? Почему повесил такое задание на девчонку? А если бы она струсила? А если бы не смогла достать пистолет? У нее ведь даже оружия своего не было. Нет, тут что-то другое. Опять же, записка, запись… Она же что-то нам сказала, мы просто не поняли.
– Про записку в гильзе я слышал. Не знаю только, что в ней. А что за запись?
– Хм. Ну, я думаю, тебе можно сказать. Может быть, ты поймешь. Да и запись конкретно для тебя не секретна. Только, сам понимаешь…
– Обижаете. Я даже Сашке, жене, ни слова.
– Верю. Записка совсем короткая. Она написала: «Я не хочу, чтобы у вас стало так, как было у нас». И что это значит? У кого «у вас»? У кого «у нас»? Ты что-нибудь понимаешь?
– Нет. Бессмыслица какая-то. А запись?
– Ну, запись ты слышал.
– Когда? Я даже и не знал, что еще какая-то запись существует. Что за запись?
– Слышал-слышал. Ты ее и записывал. Там и твой голос тоже есть в самом начале. Песня. Вспомни, 79-й, весна. Ты играл на гитаре, а Мальцева пела. И все это на магнитофон записывала. Помнишь?
– Помню, было такое дело, как раз незадолго до нашей с Сашкой свадьбы. Наташка где-то дорогущий магнитофон на пару дней достала. Мы с ней часа три записывали, раз пять переигрывали, пока она довольна осталась. Так эта запись что, цела?
– Да. В ее комнате нашли, на столе. Она катушку с лентой в конверт запечатала, а сверху на нее початую коробку патронов поставила.
– В конверт?
– Не просто в конверт. Конверт был опечатан нотариусом. Представляешь, она ходила к нотариусу, и он заверил, что конверт опечатан 10 апреля 1979 года. Почему это так важно? Что это за дата? Загадка. Да еще и на конверте написала, что запись предназначена для прослушивания исключительно членами Политбюро.
– А это-то зачем? Помню я эту песню, хоть и не целиком. Просто песня. По-моему, совершенно безобидная.
– Вот именно. Безобидная. Мы ее всем Политбюро слушали, но так ничего и не нашли. Никаких намеков. Такую песню даже при Сталине бы пропустили.
– Чепуха какая-то. Может, правда, с ума сошла?
– В 79-м, да? И четыре года никто не замечал ничего. Нет, я уверен, что и записка, и запись – кусочки одной мозаики. И дата на конверте действительно важна. Не зря она к нотариусу с этим конвертом ходила, не зря.
– Все равно я ничего не понимаю. Зачем?
– Все потому, Миша, что не хватает еще кусочка. Еще какого-то фрагмента. Что-то мы упустили, не нашли. Вот мозаика и не складывается у нас. И если мы все-таки найдем этот кусочек, то все сразу станет понятно.
– А где искать этот кусочек?
– Если бы я знал, Миша, то уже нашли бы. Пока же я просто приказал сделать себе копию этой записи. Дома слушаю иногда. Пытаюсь разгадать. Да и песня сама по себе действительно красивая. Если бы не надпись на конверте, то ее можно было бы и по радио передавать. А вот с такой надписью… Почему эта песня настолько секретна? Почему?
– Вот уж не думал, что мы тогда секретную песню записывали. Мне казалось, Наташка просто новый магнитофон испытывает.
– А вообще, Миша, откровенно говоря, Мальцева ударила очень вовремя. Как знала. Еще немного – и могло бы стать слишком поздно. Страна захлебнулась бы в крови. Это страшно, Миша, когда предатели занимают такие посты. Горбачев ведь вполне мог после Андропова стать генсеком. Боюсь даже и представить себе, что бы тогда случилось. Там уже речь бы шла чуть ли не о развале страны и о новой гражданской войне, хоть в это трудно и поверить.
– Ну, это вы, пожалуй, преувеличиваете. Развалить СССР? Невозможно!
– Я тоже не верю в это. Но кое-какие бумаги наводят на мысль, что он вполне мог бы попытаться. И Андропов, похоже, был в курсе. Кое-что и на него нарыли.
– Расстреляют?
– Нет. Решили не позориться. Генсек – предатель. Хватит того, что он пулей вылетел на пенсию. Пусть умрет уважаемым человеком. Да и остались ему уже даже не месяцы, а недели. Тем более врачам намекнули, что не нужно особо стараться поддерживать эту ненужную жизнь. А вот у Кремлевской стены хоронить его не станем. Хватит с него и Новодевичьего.
– На Черненко с Ельциным тоже нарыли?
– Ты знаешь, нет. С Ельциным вообще непонятно. Это же полное ничтожество, он не опасен. И с алкоголем у него проблемы. Зачем было его убивать, мне неясно.
