Дмитрий Дашко - Гвардеец
Язык ворочался еле-еле. Слова из пересохшей глотки выходили с трудом. «Или сейчас Аскела следует понимать буквально, – подумал Виктор, оглядывая свои окровавленные руки. – Не дел, а тел? «Натетали»?»
Вместо ответа хэрсир указал на берег за кормой.
Видимо, драккар отчалил не очень давно: на берегу фьорда, по которому плыл корабль, еще виднелось селение викингов. То самое, где «нателали тел». Стейнхьер. Стохер. Впрочем, сейчас уже точно не сто. И даже не полсотни.
Над поселком поднимался густой черный дым.
* * *
Виктор присвистнул:
– Неужто наша работа?!
– Фаша, – кивнул викинг.
Он, казалось, был совсем не расстроен, а даже наоборот. Арсел лыбился во всю пасть.
– Охренеть! – только и смог вымолвить Виктор.
– Напиток персеркероф? – с пониманием и даже вроде бы с сочувствием спросил хэрсир.
– Угу, – вздохнул Виктор. – Ладно, рассказывай, чего мы там натворили?
– Ничефо осопенноко, – продолжая улыбаться, Арсел принялся загибать пальцы. – Упили Арне. Еще шесть челофек упили. Еще фосемь или тефять сильно ранили. Еще осфопотили и фыкнали куснеца-саама.
– Выгнали? – поморщившись, перебил Виктор. – Его-то зачем?
– Не хотели, чтопы он пыл рап. Куснец поялся ухотить, но фас он поялся польше, поэтому упешал. – Аскел вернулся к перечислению их подвигов: – Потом фы сломали тфа окнемета. Потом сошкли полофину поселка…
– Хватит, – прикрыл глаза Виктор. – Все понятно.
Погудели они после мухоморной выпивки на славу.
Аскел, однако, продолжал говорить. Как явствовало из его дальнейшего рассказа, пострадали в основном дружинники Арне, не успевшие вовремя попрятаться. Среди воинов Аскела лишь четверо стали жертвами «рус-персеркеров», но, по счастью, отделались легкими травмами. Бойцы Аскела знали, с кем имеют дело, и старались не подставляться.
– Ф опщем скальту теперь путет о чем сочинять сфои песни, – заключил хэрсир. – Арне мертф, и скальт мошет не пояться петь прафту.
«Стохер» скрылся из виду, но дымный столб был еще хорошо различим на фоне ясного неба.
– Нас что, даже не пытались остановить? – Виктор потер ноющий откуда-то изнутри лоб.
– Кокта покип Арне, фсе распешались, – покачал головой Аскел. – Фсе поферили, что фы персеркеры. А ее, – он кивнул на Змейку, – фоопще приняли за фалькирию. Люпой снает, что питься с персеркером, фпафшем ф неистофстфо, и с фалькирией нелься. Фернее, мошно, но попетить нефосмошно.
«Понятненько, – подумал Виктор. – Суеверие викингов сыграло с ними злую шутку. Настращали сами себя ребятки. А делов-то всего: котелок вареных мухоморов!»
– Еще нам сильно пофесло, что ярл запрал все патроны, – продолжал Аскел. – Кокта фы устали кромить Стейнхьер, упали и уснули, фас еще толко поялись. Потом самые смелые ис моих лютей перенесли и фас, и меня на корапль. Мы отплыфаи софсем нетафно.
Что ж, это было правильно. Оставаться в разгромленном селении действительно не стоило.
– Я фот тумаю, как расскасать опо фсем ярлу… – наморщил лоб Аскел. – Стейнхьер – это ефо поселок.
– Расскажи, как было, – посоветовал Виктор. – Не ты же все это затеял.
Он улыбнулся. Викинги получили обратку за свои набеги и бесчинства. Какая-никакая, а справедливость.
– А ты, Солото, и тфои трусья поттфертите мои слофа перет ярлом? – заглянул ему в глаза Аскел. – Скашете, что фсе пыло как пыло?
– Да не вопрос! – Они, конечно, подтвердят все что угодно, лишь бы попасть на драккар ярла и добраться до Костяники и поморской карты.
* * *
Рядом заворочался и, недоуменно хлопая глазами, поднял голову Василь.
– О-о-ох-х-хре-е-ено-о-ово-о-о-ма-а-ать-ё-о-опть! – длинно, протяжно и басовито простонал Костоправ.
Змейка по-прежнему лежала под плащом и в себя пока не приходила.
Аскел с сочувствием посмотрел на возвращающихся к жизни «рус-берсеркеров».
Василь с помятым лицом и осоловелым взглядом молча огляделся вокруг. Костоправ, конечно, молчать не мог.
– Вот же м-мля! – лекарь качнул головой – медленно и осторожно, словно боясь, как бы та ненароком не оторвалась от шеи. – Че было-то, а? Золотой? Хер… сир? – он переводил взгляд с Виктора на Аскела и обратно. – Ни хрена не помню! Вообще ни хрена.
– Опычное тело после напитка персеркров, – пожал плечами Аскел.
«Опычное тело». Да уж, «тело»! «Опычное»…
– Я тоже не фсе помню, – добавил хэрсир, – но мне фсе уше расскасали.
– Ну, ё-оперный театр! Никогда еще такого бодуна не было! – пожаловался Костоправ.
– Мноко фыпили? – сочувствующе поинтересовался Аскел. Настроение лекаря он уловил скорее по тону, чем по словам, которые не очень хорошо понимал.
– Да, кажись, весь жбан выжрали! – наморщив лоб, сумел припомнить Костоправ. – Еще и гребаными грибами вашими закусили.
– Охо! – у хэрсира глаза полезли на лоб. – Так нелься, сумасшетший рус! Нелься пыло так мноко! И крип тоже нелься! Это помалу нато! Как я пил. Чуть-чуть клоточков. А то мошно не фышить.
– Во-во, че-то у меня такое ощущение, будто я не «фыжил», – сообщил Костоправ и метнулся к борту.
Рвало его долго и сильно. Впрочем, не его одного. Неразговорчивый Василь пристроился с другого борта драккара. Под их утробные звуки Виктора тоже потянуло присоединиться за компанию.
Было скверно. Ужасно было. Рвотные судороги, казалось, выворачивали наизнанку все нутро. Мухоморное зелье выходило тяжело, но когда оно все-таки выплеснулось вместе с желчью, ощутимо полегчало.
Выполосканные и ослабевшие они снова вернулись под мачту. Василь сразу лег на бок и отвернулся. Разговаривать у него, похоже, не было ни сил, ни желания.
– Снал пы, что фы фыпьете фсе, – остафил пы фам меньше, – неодобрительно покачал головой Аскел.
– Погоди-погоди! – встрепенулся Виктор. – Ты что, специально нам это варево подсунул?
– Не потсунул. Просто остафил, – уточнил хэрсир. – Чтопы фы мокли ефо пить.
– Зачем?
– Арне есть кофарный челофек и потлый протифник, – объяснил викинг. – Я снал, что он путет нечестен в хольмханхе. А фы снали, что с фами он не путет так милостиф, как я.
«Ну да, – подумал Виктор, – ты постарался, чтобы мы это уяснили».
– Поэтому фам не фыкотно пыть ефо рапами. Фам лучше плыть тальше со мной. Но чтопы нам плыть тальше фместе, нато пыло попетить Арне. У нефо есть мноко фоинов. Польше, чем есть у меня. Но персеркр ф пуйстфе есть сильнее и опаснее люпых фоиноф. А если персеркр фыпьет настой ис мухомороф, ефо не утершит никакой тферь и не останофит никакой орушие. Мои люти расскасали фсем кому мокли, что фы – персеркеры и мнокие поялись фас еще то начала хольмханха.
«Ага, а когда мы вмешались в драку, скрытый страх вырвался наружу и полностью завладел викингами, – понял Виктор. – Вот оно, объяснение славной победы четырех безумцев над целым Стохером!»
– Я фам покасал, как пить мухомор, но я не тумал, что рус-персеркр станет пить ефо так! – вздохнул Аскел.
Он ненадолго задумался, потом продолжил:
– И фсе ше странно. Таше если фы пили мноко – фсе рафно странно. В люпом персеркре фсекта тремлет сферинная ярость. Но чтопы ее пыло столько! Я о таком не снал. Фы чуть не разнесли фесь Стейхьер!
Виктор молча усмехнулся. Он-то как раз ничего странного в этом не видел. Просто под действием мухоморного пойла поперла долго сдерживаемая ненависть к викингам, вот и все.
* * *
– Латно, – махнул рукой хэрсил. – Как кофорят русы, хорошо то, что хорошо кончает.
Костоправ фыркнул, но промолчал и пошлить не стал.
– Мы, кашется, покончали хорошо. Только… – Аскел поморщился. – Саймись ранеными, Хрентепе. Мошешь начать с меня.
– Хрен тебе, – буркнул лекарь. – Сначала ее, – он кивнул на Змейку, – в чувство привести надо. И знаешь что… – Костоправ нахмурился. – Молись своим богам, чтобы она не отравилась вашими мухоморами.
– Фалькирию мухоморами не отрафишь, – с улыбкой ответил Аскел, заметив, что Змейка зашевелилась.
Из-под плаща выскользнула голая нога.
– Что за?!.. – встрепенулся Костоправ. Краем плаща он поспешно прикрыл ногу подруги. – Не смотреть никому! Зенки всем повыковыриваю к едрене-фене!
«Запоздалая, вообще-то, реакция», – подумал Виктор. Все, кто хотел, уже могли рассмотреть Змейку во всех подробностях. И все же он порадовался, что слез с груди «фалькирии» прежде, чем очухался лекарь.
Костоправ снова наморщил лоб, что-то вспоминая.
– Слышь, Золотой, – неуверенно заговорил он. – Мне привиделось фигня такая или Змейка правда голышом викингов гоняла?
– Было дело, – подтвердил Виктор.
Костоправ загнул длинную сложносочиненную матерную тираду.
– …мля, – с выразительным придыханием закончил лекарь.
Стрелец-баба тем временем окончательно пришла в себя. От неловкого движения плащ снова соскользнул с перемазанной кровью груди.
– Прикройся, бесстыдница! – прошипел Костоправ.
– Да пошел ты, – огрызнулась Змейка, поспешно натягивая, впрочем, на себя плащ и затравленно озираясь вокруг. Растрепанная коса заелозила по палубе. На лице Стрелец-бабы читалась высшая степень омерзения. Наверное, ее тоже мутило сейчас не по-детски.
