Владислав Конюшевский - Все зависит от нас
– Господин Кольем, я понимаю вашу озабоченность, но поверьте, эта встреча ничем нам не грозит. Доктор Клабке уже почти три месяца является членом нашей антигитлеровской организации. Он очень порядочный человек. Два года назад Гюнтер не побоялся подать в суд на одного крупного гестаповского чина, когда тот в Бретани изнасиловал французскую девушку, а потом уничтожил всю ее семью. Только дело повернули так, что сам Клабке чуть не оказался виноватым в клевете на члена партии, но в конце концов его просто перевели в этот городок.
Немец еще что-то говорил, а я чуть с шага не сбился, внезапно вспомнив слова одного надушенного до неприличия фрица. Точно! Я тогда возле госпитальной беседки стоял, а гестаповец – Нахтигаль клеил. Он ведь тоже про Бретань говорил и какого-то прощелыгу Гюнтера вспоминал. Надо же, какая земля, оказывается, маленькая! Куда ни плюнь – везде знакомые обнаруживаются. Пусть даже и опосредованно знакомые. Получается, не зря мне этот Клабке при первом же взгляде понравился. А теперь подтверждается, что он действительно нормальный парень. Вспомнив ту весеннюю ночь и запыханную Хелен, которая вместе с вещмешком с размаху влетела ко мне в руки, решил прояснить ситуацию до конца:
– А девушка? Честно говоря, она произвела странное впечатление. От нее не может быть проблем?
Браун отрицательно покачал головой:
– Я сам не представляю, что с ней произошло и чем было вызвано такое поведение. О ее железном характере легенды ходят, а тут вдруг такое. Хотя женщина на войне… сами понимаете… Может, это был запоздалый нервный срыв? Ведь она служила в госпитале на Восточном фронте, а что там творится, вы хорошо осведомлены…
– Хм… Такие нервные срывы очень хорошо лечатся, как бы сказать помягче – пониманием близкого человека.
Я подмигнул Гельмуту, но он ответил серьезно:
– В этом-то и проблема. Мы даже в шутку ей говорим, что она себя готовит к монастырской жизни. У такой красивой девушки нет не только жениха, но и, как вы выразились – близкого человека. Она даже с братом поссорилась, когда тот, имея дальний прицел, попытался ее познакомить с нашим общим другом. Мне кажется, что там, в госпиталях, она получила сильнейшую душевную травму, каждый день видя изнанку войны. Но опасаться ее все равно не следует, да и что она может сделать? Ну увидела меня, беседующего на лавочке с незнакомцем. Чего в этом может быть предосудительного?
– А она что, продолжает и здесь работать в военном госпитале?
– Да, только у нас почти не бывает раненых. Правда фройляйн Нахтигаль все равно пропадает там с утра до вечера. Как сама говорит – повышает квалификацию. Она даже квартиру сняла поближе к месту работы, почти прямо напротив входа в свою любимую больницу.
Я шел, внимательно слушая и кроя себя последними словами. Кр-р-етин! Идиот! Недоумок! Чего же я, блин, ожидал? Откуда ей знать, с какой миссией тут Лисов находится? Она, видя советского офицера здесь, во Франции, что должна была сделать? На шею мне броситься? Чтобы нас обоих потом в гестапо замели? Хелен ведь не знала, что Гельмут осведомлен, кто я такой! Да и, судя по всему, про антифашистскую деятельность братца тоже не в курсе. Вот Нахтигаль и смогла что только очень быстро сбежать, побоявшись меня выдать. И потом небось брату наплела с три короба, чтобы объяснить внезапные слезы. А я-то хорош, придурок! Последние мозги потерял при виде белобрысой врачихи и чуть было не стал ее за руки хватать. Но Ленка какая все-таки молодчина! Как быстро сориентировалась!
…Браун, уже говоря совсем на другую тему, задал вопрос, и пришлось встряхнуться, отвечая ему:
– Нет, Гельмут, в Бога у нас верят многие, как бы коммунисты с этим ни боролись. Особенно сейчас. Сам знаешь – на войне не бывает атеистов. Я тоже верю, только вот в церковь не хожу – мне посредники для общения с Создателем не нужны.
Оберст-лейтенант моих слов про посредников не понял и захотел разъяснений.
– А что тут понимать? Церкви являют собой яркий образец инструмента подавления. Уже то, что тебя там называют чьим-то рабом, должно настораживать. Да плюс ко всему они еще и сбором денег занимаются. Как ты считаешь – Всевышнему деньги нужны? Вот и я тоже думаю, что нет. Деньги нужны именно церкви, и как всякий посредник она заботится только о своем благе. Так что если мы своих попов разогнали, не надо считать нас поклонниками сатаны, просто было убрано совершенно лишнее звено между Богом и человеком.…
Браун от этих слов несколько обалдел и, видно, хотел поспорить, но мы уже стояли на крыльце гостиницы, поэтому я протянул руку и сказал:
– Счастливо оставаться, Гельмут фон Браун. Надеюсь, что все задуманное у нас получится!
Немец, сжав мне ладонь, ответил, что он тоже хочет так думать, и выразил надежду на последующую встречу.
– Без базара – увидимся!
– Что?
– Я говорю, если все получится, обязательно встретимся! И не раз!
* * *Попрощавшись с потомком королей, двинул на доклад к Санину. Тот, опасаясь установленных прослушек, опять вытащил меня на улицу. Я только кашне успел захватить, так как начал потихоньку подмерзать. А усевшись на лавочку, подробно пересказал весь наш разговор. Артем Сергеевич слушал, одобрительно кивая, потом похвалил, сказав, что пока все идет, как планировалось. Но я его слегка обломил:
– Есть еще одна закавыка. Возвращаясь назад, я встретил своего агента.
– Какого агента?
Санин откинулся на спинку лавки, удивленно глядя на меня.
– Своего агента. Я ее завербовал еще полгода назад, на Украине. А сегодня нос к носу столкнулись здесь.
Дипломат сразу стал серьезным и поинтересовался, как это может грозить переговорам, сразу предложив в устранении проблемы задействовать нашу охрану. Они, дескать, ребята ушлые, и все сделают так, что комар носа не подточит. Я возразил:
– Во-первых, это совершенно не угрожает нашей миссии, а во-вторых, внезапная смерть агента может ей наоборот – сильно повредить. Мой человек не рядовой солдат, а достаточно высокопоставленная персона, и немцам ее скоропостижная кончина может сильно не понравиться. Так что я сам все улажу, без наших ребят. Мне только деньги нужны – тысячи две рейхсмарок.
– Для чего вам такие деньги понадобились?
– А потому, что агент после встречи с куратором должен испытывать не только полное моральное удовлетворение, но еще и поиметь некоторое финансовое благополучие. Вы извините, Артем Сергеевич, это моя кухня, я тут лучше разбираюсь. Так что давайте деньги, и вопрос будет решен.
Санин покряхтел и задумчиво сказал:
– Иосиф Виссарионович меня особо предупредил о данных вам полномочиях. Но чтобы вот так… Хотя в жизни бывают и не такие случайности, так что я надеюсь, вы человек опытный и знаете, что делаете.
– Конечно, знаю. Тем более, моя миссия в этих переговорах закончена и я могу заняться работой, в которой разбираюсь гораздо лучше, чем в дипломатии…
В общем, минут через десять, сунув полученные обманом деньги в портмоне, опять выскочил из гостиницы, направляясь в сторону ювелирного магазинчика, который приметил, когда мы с подполковником возвращались сюда. Ноги сами несли, и с трудом сдерживался, чтобы не перейти на бег.
Только вот квартала через два обратил внимание на одного хмыря гражданской наружности и французского обличья, который топал следом. Я бы на него и не посмотрел, но, случайно оглянувшись, увидел, как «вильнул» его взгляд. Хм… Это еще что за фигня? Может, парень просто следом идет, а я уже гоню? Временно отложив посещение магазина, начал мотать круги по городу, подолгу останавливаясь возле витрин, даже заскочил в ресторанчик выпить кофе, но француз так и шел за мной. Только перед тем, как я заходил в ресторацию, на нем был плащ и шляпа, а когда я вышел, он уже щеголял в беретке и плащ был перекинут через руку. Вот этот берет и убедил меня, что случайность исключена. Такая маскировка, конечно, наивна, но глаза отводит хорошо. Люди лица случайных прохожих обычно не запоминают, если в памяти что и отложится, то какой-нибудь яркий штрих в одежде. Избавься от него, и ты – новый человек. Получается, за мной следят, и следят не немцы. В гестапо таких лохов не держат, а тем, кто нас принимает, «хвост» за мной пускать – вообще смысла нет. Поняв, что это не глюк и за мной наблюдает какая-то третья сила, порысил обратно в гостиницу. Там сразу обратился к Виктору Бабкину – командиру наших охранников:
– Вить, тут за мной француз странный как привязанный ходит. Я проверился, и теперь уже не сомневаюсь, что это был «хвост». А вы здесь ничего не замечали?
Бабкин на этот вопрос только ругнулся сквозь зубы, а потом пояснил:
– Говорил же, что не показалось! Я часов в двенадцать выходил – по округе пройтись, посмотреть, что к чему. Ничего особенного не заметил, но вот от ощущения, что за мной следят, избавиться не мог. Причем, когда вы с Брауном уходили, я немного следом прошелся, но все было нормально. А буквально через два часа начал ощущать себя как будто под прицелом… Доложил Санину, а он сказал, что не может быть – показалось, скорее всего…
