Владимир Свержин - Личный враг императора
– Вы князь? – уточнила вдова майора Дижона.
– Если потомка князей следует называть князем, то, пожалуй, да. Но здесь и сейчас это вряд ли что-то меняет в нашей ситуации.
Будущий великий сочинитель насторожился:
– Что не так с нашим положением дел?
– В сравнении с прочей армией оно прекрасное. Но пока что расслабляться не стоит. Если нам удастся сегодняшний маневр, мы окажемся на том берегу до всех прочих войск, и у вас будет пристойное место для ночлега.
– У нас? – переспросила Иветт. – Я думала, дальше мы едем вместе.
– Если все получится так, как я задумал, то непременно. Но пока что у меня имеются еще кое-какие незавершенные дела. Я не могу ехать в Париж, оставляя за собой этакий хвост.
– Что за дела, если не секрет? – между делом спросил Анри.
Я поглядел на него с легким удивлением:
– Дружище, вы же не надеетесь, что я вам отвечу?
Месье Бейль пожал плечами и, отвернувшись, демонстративно начал разглядывать дорогу.
– Вот это правильно, – кивнул я, – набирайтесь впечатлений. Надеюсь, в вашей войне они последние.
Энцо Колонна, сидевший на облучке с кнутом, ткнул пальцем вперед:
– Месье капитан, снежная пыль. Должно быть, наш дозор возвращается.
Я и сам уже видел снежное облако, вздымаемое мчащимися в нашу сторону всадниками.
– Проклятье, готов держать пари, что-то случилось, – продолжал комментировать корсиканец, чутьем старого контрабандиста ощущавший близкую опасность.
Его друг, Доминик Огастини, столь же энергичный и разговорчивый, сколь осторожным и молчаливым был сам Колонна, сегодня возглавлял передовой дозор. Понятное дело, что ему надлежало сообщить, все ли спокойно на переправе, сооруженной местными крестьянами под руководством гусар Чуева. Но если сейчас они мчали с такой скоростью, то, видимо, что-то пошло не так, как предполагалось. И Доминик, и сопровождавший его Гастоне Маркетти показались на проселке.
– Там! – едва осаживая коня, закричал Огастини. – Там какие-то дикари. Много, они движутся к переправе.
– Дикари? – переспросил я.
– Так точно. На мохнатых лошадках, с луками и стрелами!
– Час от часу не легче! – нахмурился я. – А что гусары?
– Переправа цела, – вмешался Маркетти. – Но гусар нет. Ни одного.
– Он верно говорит, – подтвердил Доминик. – Я нашел там довольно много следов копыт. Но свежих нет, экселенц. Ни одного. Под утро шел снег, их почти замело.
– Далеко ли эти дикари?
– Изрядно, около версты. Но там река делает излучину, и они заметили нас на берегу.
– Их там много?
– Около сотни. Во всяком случае, у воды было около сотни.
– Тогда поторапливаемся! Давай, давай! Нужно успеть проскочить на тот берег.
Я мысленно высказал все, что думаю по поводу Чуева с его гусарами. Но с другой стороны, можно было поклясться чем угодно, что мой боевой друг, буде его воля, ни за что не подставил бы меня под этакий удар. Хмурился бы, зубами скрежетал, ругался на чем свет стоит, что я какого-то рожна связался с французами и помогаю им избежать справедливого возмездия, но все же верил в мой хитроумный план. План, о котором, как уже было сказано, имел весьма смутное представление.
И вот на тебе! Должно быть, поездка в Ставку с преждевременными «дарами волхвов» на этот раз не прошла даром. Вероятно, гусарского подполковника задержали расспросами или же вовсе решили оставить каким-нибудь флигель-адъютантом при государе, пожелавшем лично насладиться картиной изгнания супостата из пределов Отечества. Как бы то ни было, ясно было одно: переправа, на которую я столь большие надежды возлагал, совершенно не охранялась. И добро еще, мы успели оказаться рядом с ней до того, как ее обнаружил враг. Проклятье, нет же, не враг, друг!
– Давай, давай! – погонял я.
Хорошо накормленные кони, подчиняясь ударам бича, неслись, увлекая за собой барские сани. Вслед за ними неслись два возка с моей кассой, еще один, с пушкой, замыкал колонну. До наплавного моста оставалось совсем немного, когда на берегу из леса показались всадники.
Анри Бейль взвился со своего места.
– Скифы! – в надсадном крике интенданта звучал неподдельный ужас. Прежде ему доводилось сталкиваться с казаками и разбойниками, носящими военную форму, однако же воинство, которое он увидел перед собой в этот миг, казалось ему ужаснее и тех, и других, вышедшим из мрачных легенд о потрясавших устои Европы ордах кочевников. В островерхих шлемах, отороченных волчьими хвостами, с луками и стрелами, с кривыми саблями у бедра – эти всадники на мохнатых низкорослых, но крепких лошадях казались выходцами из иного мира. Они бы хорошо смотрелись рядом с Чингисханом и Батыем. Но здесь и сейчас?!.
И тем не менее они мчались сейчас наперерез моему крошечному отряду. Я уже видел, как руки их тянутся к колчанам и оперенные стрелы покидают свое темное жилище, чтобы пронзить белый свет и живую плоть, чтобы отправить недругов туда, где никогда не встает солнце.
– Гони, гони! – командовал я.
– Скифы, – вновь в ужасе пробормотал Анри Бейль, доставая из-под выданной мною шубы пару кавалеристских пистолей.
– Не трудитесь! – крикнул я. – С такой дистанции не попадете, только разозлите. Это для крайнего случая.
Между тем «крайний случай» был сейчас близок как никогда. Наши кони были чуть порезвее, нежели у преследователей. Но когда первые сани влетели на заснеженный помост, между нами и «скифами» оставалось не более двух сотен метров. Когда б мы не торопились, сани бы аккуратно въехали на деревянный настил посредине и без проблем и спешки переправились на противоположный берег. Но сейчас все пошло не так. Не сбавляя хода, сани влетели на импровизированную переправу с самого края, так что лодки, поверх которых были положены наскоро сбитые доски помоста, под тяжестью первого экипажа ушли под воду. Энцо Колонна, в юные годы служивший кучером, быстро сообразив, что происходит, сумел вывернуть коней, но сани все же занесло, и поднявшийся было для выстрела Анри Бейль, не удержавшись, вылетел на тонкий лед, и тот, не выдержав удара, проломился.
– Проклятье! – крикнул я, спрыгивая из седла и прикрикивая возницам: – Гоните! Гоните!
Возки с кассой вслед за первыми санями промчались на противоположный берег. Я рухнул на помост, ухватил Бейля за руку, с силой потянул к лодкам. Краем глаза я видел приближающихся всадников. Сомнений не было – передо мной была туземная башкирская конница, посланная Витгенштейном для патрулирования местности. Сейчас они уже радовались близкой добыче. Но радовались они рано. Я видел, как прирожденный артиллерист Михаэль Дунке что-то командует Максу Колю, а затем рывком срывает попону, заменявшую чехол на пушке. Видел, как мчится в нашу сторону дождь стрел и в ответ злобно огрызается картечью орудие. Я тянул из воды будущего великого писателя, намокшая медвежья шуба делала его почти неподъемным. Он стонал, тянулся, пытаясь ухватиться за торчавший борт лодки, но по-прежнему не мог этого сделать. Наконец он ухватился пальцами в штевень и попытался на нем подтянуться.
– Сбрось шубу! – чувствуя, как коченеют пальцы, кричал я. – Давай, поскорее.
– Не могу. Она тянет на дно!
Там не было времени его слушать. С трудом дотянувшись до голенища сапога, я вытянул нож и начал им попросту срезать шубу с воющего от страха и холода интендантского чиновника. Я видел, как Максимилиан Коль, до войны сноровистый и меткий баварский охотник, отбрасывает пустой штуцер и хватается за пистолеты. С противоположного берега его поддерживают огнем остальные бойцы моего отряда. Десяток всадников уже вылетели из седел, но это лишь раззадорило «скифов». Еще один залп картечью в упор. Башкиры отпрянули, повернули коней, но лишь затем, чтобы вновь обрушить дождь стрел. Однако мгновения мне оказалось достаточно, чтобы вытащить на помост Анри Бейля.
– Бегом, бегом, скорее! Иначе смерть!
– Рукописи! – кричал он. – Там мои рукописи!
– Не время сейчас!
Будущий великий писатель рвался к воде, я тянул его на противоположный берег с энергией артиллерийского тягача.
– Там мои рукописи, они были в кармане шубы!
– Бегом!
Я почувствовал сильный удар в бедро, оступился и рухнул. Должно быть, только в этот миг Анри Бейль осознал происходящее. Он подхватил меня, перекинул руку через свою шею и поволок к спасительному берегу. В этот миг я увидел, как падает пронзенный стрелами Максимилиан Коль, раненный в плечо и шею. Дунке вновь подносит запальник к затравочному отверстию – третий залп. «Скифы» отпрянули, вновь оставляя на земле убитых и раненых. А ко мне на помощь уже мчались Ротбауэр и Огастини. Мрачный, как всегда, Энцо Колонна, молча, точно заведенный, стрелял из штуцеров, которые раз за разом заряжала и подавала ему Иветт Дижон. Я никогда не спрашивал, сколько ему довелось убить людей до нашей встречи, но, похоже, всаживая в противника несовместимую с жизнью дозу свинца, он испытывал не больше сожалений, чем уминая жареную куриную ногу. Впрочем, как и «скифы», атаковавшие нас. Мои соратники забросили в сани Анри Бейля, кто-то протянул ему флягу, полную деревенского самогона.
