Пограничник. Том 2: Смертельный дозор - Артём Март
— Я знаю, — сказал я. — Если решит чего-то выкинуть — ему же хуже. Ну так, а что с твоей девчонкой-то?
— А, — Алейников достал из подсумка корочку, которую, вообще-то приготовил под наживку, но все равно принялся жевать по пути. — Да че? Уехала с девятого, прямо в Москву. Год мы с ней переписывались. Потом писала мне все реже и реже. А я, ведь, постоянно ей письма слал. Знаешь, как неприятно, когда письма без ответа остаются?
— Знаю, Стас, — сказал я, припомнив свое письмо из прошлой жизни.
Тогда я написал его Сашке прямо из полевого лагеря, в Авгане. Как оказалось, когда оно дошло, брат уже пропал в том самом дозоре.
— Ну вот, — Стас вздохнул. — Короче, нервный я стал, злой как собака. До сих пор себе простить не могу, что с матушкой ругался. Она мне, мол, да ладно, ну уехала девка, ну разве ж других кругом мало? А я на нее за такие слова обижался. Теперь понимаю — права была матушка.
— И что было потом?
— А потом… Пришло мне письмо от Вальки, аккурат перед летом. Когда сдавали мы выпускные экзамены. Ох и обрадовался я тогда…
Стас вдруг замолчал и погрустнел. Хотя до этого пытался он сохранять приподнятое настроение, но теперь и сам показал, что все это было лишь напускным. На сердце у него еще скрипело.
— Зря обрадовался, — догадался я.
— Ну. Валька написала, что не приедет летом. А обещала приехать… Сказала, нашла там себе жениха и останется жить в Москве. С ним. Извинилась, удачи пожелала. Сказала, что я все равно должен понимать, что мы с ней очень разные люди. Тоже мне… — Стас неприятно искривился. Так, будто хотел сплюнуть, но удержался, — Разные… Что-то, раньше разными мы небыли.
За разговором большая часть пути осталась позади. Тут, у ручья, мирно скатывавшегося с далеких гор, наши со Стасом дороги расходились. Моя вела вверх, к горам. Туда, где развернулась стоянка перед маршрутом. А его уходила на скромный деревянный мостик через ручей, и ниже, к речушке, куда ручеек нес свои воды.
— Вот, год уже минул, — сказал Стас, — второй пошел. А Валька у меня из сердца не идет. Злюсь я на нее за это. Очень злюсь.
— Понимаю, — кивнул я. — когда с близкими людьми расстаешься, для души твоей, это — будто они умерли. Больше никогда не будет их в твоей жизни. Вот душа и волнуется. Однако надо помнить, что живы они. Что все хорошо. Так душа скорее перестанет болеть. А совет на такой случай тебе уже матушка дала.
— И правда, дала, — разулыбался Стас. — Да только от этого не легче.
— Пройдет. Переболеешь, — сказал я по-доброму. — Ну лады. Тут мне надо наверх.
— Удочки-то отдай, — сказал Стас, силясь не показывать мне своей грусти.
Я стащил с плеча свой ружейный чехол, полный снастей, и Стас перевесил его себе за спину.
— Спасибо, Сашка, — вздохнул Стас, — вроде выговорился, и чутка полегчало.
— Еще больше потом полегчает, — я улыбнулся.
— Ладно, пойду. Постараюсь и на тебя чего наловить, — он подмигнул, — мы ж, как никак, вдвоем на рыбалку пошли.
— Постарайся.
— Но все равно скажу, что самую большую я выудил!
Я сдержанно рассмеялся и направился вверх, вдоль весело журчащего ручья.
— Я уж думала, не придешь, — сказала Наташа, нежно улыбаясь.
Выезженный от растительности пятачок, на котором в прошлый раз нас ждала шишига, плоским и неровным блюдцем развернулся у тропы, уходящей сначала к лесу, а потом и к недалеким скалам.
Наташа встала с плосковатого камня. Одетая в свой яркий, подогнанный по фигуре комбинезончик, она радовала глаз своей красотой. Локоны ее светло-русых волос выбивали из-под лихой, вязанной в желтых ромбах шапочки.
— А я думал, это ты не придешь, — улыбнулся я.
Наташа по-доброму вздохнула и покачала головой, мол, договаривались же.
— Я, вообще-то, никогда своего слова не нарушаю, — проговорила Наташа хитровато, — А ты?
— Пойдем, — сказал я вместо ответа, — повидаемся с Муськой.
— Хочу ли я стать геологом? — Задумалась Наташа, когда мы пробирались по тому самому лесу, близь системы. — Не знаю. Мне нравится природа. Нравится наблюдать за ней. Любоваться ее красотой. Но разве это работа? Настоящая работа геолога гораздо скучнее. Это физика, химия. Это корпеть над образцами целыми сутками.
— А чего же ты хочешь? — Спросил я, переступая суховатый стволик деревца, упавший тут на землю.
— Чего хочу? До этой поездки я была уверена, что хочу пойти по стопам отца. Да только он меня предостерег… Сказал, чтобы не торопилась. Посмотрела сначала, как оно на самом деле выглядит.
— Он знает тебя и знает специфику своей работы.
— Наверное, — вздохнула Наташа.
В прошлой моей жизни Наташа была врачом. Пока я топтал горы Авгана, она училась в Таджикском медицинском институте. Стала хирургом. Все же, не по нраву пришлась ей папкина работа.
В восемьдесят шестом она уже помогала лечить раненых солдат, вернувшихся из-за речки. Тогда Наташа начала обучение ординатором в Душанбинском военном гарнизонном госпитале. По иронии судьбы мое второе ранение привело меня именно к Наташе, с которой я долгое время не виделся из-за службы.
— Ничего, еще отыщешь свою стезю. И уверен, раньше, чем тебе думается.
— Ну… — Она вздохнула, — у меня есть еще полгода, чтобы определить, куда приткнуться. Ух ты…
Наташа застыла на месте. Устремила взгляд куда-то вдаль.
— Красота-то какая… — протянула она тихо.
А ведь и правда, там была красота. Лес здесь медленно сползал к берегу Пянджа. В просвете между голых крон деревьев на солнце поблескивала серебристая линия реки-границы. За ней растянулись желтоватые, в зеленовато-желтых пятнышках растительности, холмы Афганистана. Дальше взгляд упирался в далекие горы, могучими исполинами тянувшиеся к небу и прятавшие свои белые шапки в туманных линиях облаков.
— Жаль, я фотоаппарата с собой не взяла, — сказала Наташа, будто бы из транса.
— фотоаппарат такое не передаст, — ответил я с улыбкой.
— Что-то вспомнилось мне одно стихотворение. Оно одновременно красивое и грустное, словно эти горы. Вот послушай, Саша.
Лицо Наташи вдруг сделалось мечтательно красивым. На миг мне показалось,
