Снова в детство - Михаил Леккор
А Пушину я с благодарностью кивнул. Опять же молча. Все чуткие уши могут не напрягяться — я ничего не сказал. Побежал и догнал Марию. Она специально шла медленно, чтобы в помещение мы пошли вместе. Дождавшись, пошла на меня стремительно и мощно, как танк Т-72Б после модернизации. Я аж содрогнулся. Так на жертву смотрит и между делом движется большая ящерица — комодский варан, ничего не говорящими глазами. Хотя ты видишь — она тебя собирается съесть, но как и когда не понятно. И от этого еще более страшно. Я аж головой покрутил.
Картинка появилась и исчезла. Но по пути Мария зубасто сказала:
— Вечером мне надо с тобой поговорить. Срочно и обязательно. Иначе я за себя не ручаюсь. Понял?
И замолчала. Ну, тут я ее особо и не виню. Впереди в паре шагов комната отдыха с кучей любопытных людей. Позади догоняет ее отец, тоже старательно работающий ушами.
Скромно вошли в комнату. О, какие мы оказывается популярные. По-моему, все посмотрели. Меньшинство — саркастически и даже злобно, большинство — доброжелательно и просто с интересом. Скромность только снится.
И вроде бы я их понял. Меньшинство находящихся были старыми (часть относительно). Лыжники — в двадцать — тридцать, тренеры — в тридцать — сорок. Но в любом случае они уже пережили юношеско — девичий этап жизни. Кто-то удачно и теперь оказалась семейными, кто-то неудачно и все еще находились в поиске своей половинки. Но такими, как мы, они уже не будут. Это у нас яркая любовь и шумная свадьба, а у них будничный секс и невнятная формализация в виде ЗАГСа.
Позади вошел Пушин и взгляды сразу же перешли к нему. Мы же — еще не до конца оформившаяся парочка (во всяком случае, на уровне законов) — могли присесть на одну из свободных скамеек и, наконец-то, передохнуть и физически и морально.
И, конечно, выслушать и посмотреть этого прима-актера погорелого театра. Только не думайте, я над ним втихомолку не издеваюсь. Сам будучи деканом несколько лет, я твердо уверовал — хороший начальник это, в первую очередь, талантливый лицедей. Подчиненных всегда надо стимулировать. И если начальство не может объяснить, как и почему люди должны хорошо работать, то никакой стимул уже не поможет — ни сладкий пряник, ни грозный кнут.
А уже потом все остальное — честность, твердость, административный талант. Если, конечно, они есть. Ну а нет, то и не надо.
Если не верите, то, пожалуйста, я свое мнение честно высказал, а остальное прилагается в виде офигевающей рядом барышни.
Хотя Пушин, понимая, что люди устали и уже нацелены на послезавтрашний подвиг, а потому смотрят на него, как на надоедливую мелочь. Поэтому начал сразу деловито и по сути:
— Добрый день, товарищи! Сейчас я подытожу сегодняшнюю тренировку, потом расскажу вам кое-какую свежую информацию. И, пожалуй, все. Лыжники могут быть свободны совсем, тренеров я еще на полчаса задержу, решим кое-какие административные вопросы и они тоже могут быть свободны. Лады?
— Лады, — прогудели первые ряда за себя и за всех остальных парней. Пользуясь этим, остальные окружающие промолчали. Демократия по-русски, ха-ха. Либерасты рукоплещут, топая ногами.
— Первое, — акцентировал Александр Петрович, — я видел сегодня команду в работе. Есть чему радоваться. Опытные спортсмены, ядро сборной — Корепанов Виталий, Черемизов, Барышников — сейчас в силе и вытащат нашу команду на призовые места. Понятно, ядро, ваша задача? — он доброжелательно посмотрел на ветеранов.
Те завозились, отвечая тренеру возгласами и одобрительными возгласами.
— Теперь Ломаев. Ты тоже находишься на пике возможностей. Особенно твоя самая удобная дистанция 20 км. Конечно, итоги гонки будут зависеть еще от соперников, но мой вывод однозначный — только золото. Даже серебро будет оцениваться как поражение. Особенно с учетом того, что я уже сказал. Понял, Олег?
Я поднялся на ноги и отчеканил, что, мол, понял и принял. До последней капли крови буду бороться за золото. Ну где-то так. потроллил немного главного, но совсем чуть-чуть.
А так Пушин сказал, Ломаев ответил. Спектакль сыграли на все 100%. Партия сказала надо, комсомол ответил есть. Понятно?
— Теперь по стрельбе. Садись, Олег. Я посмотрел по итоговым результатам технической лаборатории. Добротная работа. В основном, в яблочко. Единственно, не вижу Ломаева. Его тоже надо ставить на экспертизу. Да, Лиза?
Он посмотрел на лаборантку вроде бы тоже доброжелательно, но жесткий тон показывал, что главный тренер может уже и ругаться. Лаборантка — не спортсмены, жалеть здесь нечего.
Лиза, понимая, что безжалостный топор административных наказаний уже маячит где-то неподалеку, вскочила на ноги, зачастила, завопила, перекладывая вину на других:
— Александр Петрович, я неоднократно пыталась получить точные данные у тренера Ломаева, но они оба не дают. И что мне прикажите делать?
Ха, хитро она назвала Марию нейтрально дочерью главного тренера. И то, жаловаться Пушину на Пушину же, это каким смелым надо быть. Или глупым. Бедная Лиза и так на лице красными пятнами изошла.
— Разрешите, Александр Петрович? Я посмотрела на итоги предшествующих стрельб, поговорила со самим Олегом Ломаевым, — спокойно сказала Маша, вставая, — и сделала вывод: результат его стрельб гарантировано сто процентов. Поэтому не надо мучаться и доставать данные. Всегда сто процентов!
Да? Я как-то и не думал итожить свои стрельбы. Так, изредка удивлялся и благодарил местного Бога.
Но получилось ведь хорошо? Так хорошо, что команда не поверила. Сначала примолкла, недолго думая, а потом скептически загудела. Даже компьютеры на сотни выстрелов дают хотя бы один промах, а уж человек тем более.
Александр Петрович тоже недоверчиво погладил по подбородку, но прилюдно сомневаться в словах дочери не стал. Лишь потянул:
— Ну не знаю. Как-то не верится.
В этих словах было столько скептицизма неверия, что Мария хмыкнула и внезапно предложила:
— А давай поспорим на дюжину коньяка!
Глава 17
Теперь уже Пушин хмыкнул и оценивающе посмотрел на родимую дочь. Кажется, кто бы не выиграл, коньяк остается в их семье. Только зачем дочери столько коньяка? Вроде бы не алкоголик еще. Да и лечится алкоголизм домашними методами довольно легко, чтобы там не говорили эскулапы — розгами по одному месту с визгами, воплями, с горючими слезами. Не вылечится — еще порцию дадим. И так, пока не выздоровеет.
Он так требовательно посмотрел на Марию, что она сразу же спокойно пояснила: — На свадьбу, папа, а куда еще? Я
