Ревизор: возвращение в СССР 23 - Серж Винтеркей
На этом моя лекция закончилась, люди мне аплодировали, смеясь, начальство повставало с мест и работники начали покидать зал стремительно, как после сеанса в кинотеатре.
— Не сильно я вас утомил? — спросил я, спустившись со сцены к ожидавшему меня руководству фабрики.
— Что вы, что вы! Было очень интересно и поучительно, — ответил за всех директор. — Приглашаю вас отметить, так сказать, знакомство.
— Эх, и рад бы, да у нас с женой двойняшкам три месяца всего, — попытался соскочить я, да куда там!..
— На полчасика, — попросил директор таким тоном, что отказаться было невозможно.
Мы прошли через приёмную директора в его кабинет, где стол для заседаний превратили в банкетный. Вскоре к нам стали присоединяться начальники служб и цехов. Первый тост прозвучал за дружбу между промышленностью и журналистикой. Посмеялся про себя, вот их проняла моя журналистская подработка… Стол был шикарный, а я голодный, дважды предлагать мне не надо было, попробовал всего и с удовольствием.
— Ну, рассказывайте, Павел, что в мире делается? — дождался, когда я поем, директор.
— Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо? — улыбаясь, процитировал я Пушкина. — Всё по-старому, империалисты грабят колонии и жируют за счёт награбленного.
— А что на Олимпиаде мюнхенской произошло? — спросил главный инженер. — Как такое допустили?
— Ну как допустили?.. — задумался я, как бы не сказать чего лишнего. Нужно предельно туманно выражаться, в советской прессе детального расклада об ошибках спецслужб Германии я не видел. — Похоже, что череда халатностей, ошибок и просчетов. Германия уже не та, что раньше. Профессионалов в полиции не нашлось, террористам дали разгуляться на полную катушку. А потом так взялись освобождать заложников, что и они в основном погибли.
— Людей жалко, — заметила главбух. — Но что мы о загранице? Расскажите нам, лучше, о поисковых отрядах. Прекрасная статья у вас была, товарищ Ивлев! Но почему так ничего и не делается?
— Не только вы задаёте этот вопрос, в очень многих письмах это же спрашивают. Не торопитесь. Это очень большая и серьёзная работа, — ответил я. — Сейчас пишется методичка для координации действий различных служб и ведомств на местах. В первую очередь необходимо, чтобы отряды сопровождались профессиональными сапёрами… Сами понимаете, мы хотим почтить память героев, а не рисковать жизнями нашей молодежи. Потом нужно наладить работу по достойному захоронению найденных останков, работу в архивах для определения личности павших воинов… Там очень много всего, и одно за другое цепляется… К счастью, время есть. Пока, всё равно, зима, раскопки проводить не получится. А к весне, я надеюсь, всё будет готово и я обязательно напишу об этом ещё одну статью. Надо бежать, — проговорил я с сожалением, и поднялся из-за стола, пока они ещё что-нибудь не спросили.
Отпускали они меня неохотно, с откровенным сожалением на лицах. Но что я могу поделать?
Провожали меня заместитель директора и профорг. На ходу профорг ещё поинтересовался у меня, что слышно про октябрьскую авиакатастрофу под Дмитровым?
— Я знаю то же, что и все, — развёл я руками.
— Но столько жертв!
— Наберитесь терпения. — посоветовал я. — Такие катастрофы годами расследуются, тем более, черные ящики пострадали.
— Или их содержимое засекретили, — недовольно ответил замдиректора.
— Может, и так, — согласился я.
Когда профорг потащил меня к себе в кабинет, я уж начал упираться, думал, он ещё о чём-то хочет поговорить. Но он, просто, вынес мне коробку с сигаретами. Целую коробку! Ахмад с Загитом обкурятся.
Поблагодарил искренне и потащил её домой. Загит сегодня на дежурстве, Ахмад ещё на работе, даже, похвастаться добычей не перед кем. Ничего, потом оценят!
Открыл дверь своим ключом, чтобы не звонить, вдруг малышей в комнате уложили, а не на балконе, а у них сейчас, как раз, сон по режиму дня. На кухне темно, в коридоре темно. И тишина. Спят все, что ли? Заглянул в спальню — никого. Посмотрел на кухне, в большой комнате — никого, поврубал везде свет. Дети на балконе, а нянек нет. Пошёл уже по всей квартире. Нашёл маму, Галию и Ирину Леонидовну у себя в кабинете.
Сидят втроём над письмами, читают, сортируют…
— Вы чего все здесь? — удивился я. — А с детьми кто?
— Тузик, — невозмутимо ответила жена. — Он голос сразу подаст, только кто-нибудь из мальчишек проснётся. Ни разу ещё не подвёл.
— Галия нам рассказала, чем занимается, и мы решили на подмогу ей прийти. Смотри, мы уже сколько прочитали, — показала мне мама полупустой мешок и стопки писем на столе. — Я за скрепками в магазин сходила, мы письма расправляем сейчас и с конвертом скалываем, перед тем, как в стопки сложить, а то они, когда в конвертах, в стопках не держатся, рассыпаются.
— Придавить надо было чем-то тяжёлым, — улыбнулся я, и Галия, оглядевшись, подняла мои гантели и прижала ими сразу по нескольку стопок писем.
— Пусть выпрямляются, — сказала она. — А что ты гантели в кабинет перетащил?
— Начал спортивные перерывы в работе делать, — объяснил я. — Хотел же на самбо к Марату вернуться, так, то одно, то другое, теперь ещё и письма эти.
— Да мы поможем с письмами, — ответила мне мама и соседка согласно кивнула на её слова. — Не бросай спортом заниматься, полезное это дело.
— Не, я уже твердо решил, в любом случае, что ходить буду на секцию. Но очень вам благодарен! Что бы я без вас делал? Даже Ирину Леонидовну припахали…
— Ничего подобного! — тут же ответила наша няня. — Я сама вызвалась.
— Спасибо вам всем, огромное! А то ехал и думал, с какой стороны к этому мешку подступиться, вообще.
— Пока думал, мы уже половину разобрали, — улыбнулась Галия. — Пошли ужинать, — чмокнула она меня и отправилась на кухню.
К нам присоединились мама и Ирина Леонидовна, решили перерыв сделать. Но они реально много за сегодня писем раскидали.
— Я думала, люди будут с просьбами обращаться разными, а они помощь предлагают, — радостно заметила соседка. — А если и просят, то не для себя. Вот, какие у нас люди. Советские!
Меня накормили на табачной фабрике, поэтому дома много есть не стал, но и не стал совсем
