Авиатор: назад в СССР 12+1 - Михаил Дорин
— А с нашей стороны мы признаём суверенитет над этими водами Ливии? — спросил я.
Бурченко прокашлялся, давая понять, что не стоит данный вопрос обсуждать здесь. Извечный принцип про «нашего и не нашего мерзавца» работает.
Седов снял очки и подошёл ко мне ближе.
— На ваших самолётах лучше прицелы и оборудование РЭБ. Тем более, вы уже показали преимущество нашей техники над американской. Пустят «Томагавки», значит, будем перехватывать, — сказал вице-адмирал.
— Не в самолёте дело, а в лётчике. В авиагруппе подготовленный личный состав, который уже приобрел опыт. У моей группы в строю только один МиГ-29К с новой авионикой. Второй борт неисправен. На опытном Су-27К фирмы Сухого начинка новая, но не передовая. Наши прицелы погоды не сыграют. Если будет запуск 5–6 ракет, то шансы есть. А если их будет 60? — ответил я.
— Тогда предложите альтернативу, — сложил руки на груди вице-адмирал.
И опять все смотрят на меня. Думают, что я знаю другой путь решения задачи.
Я посмотрел на карту, чтобы определить на каком этапе полёта мы можем перехватить самолёты и ракеты.
— За 150–250 километров до цели, «Томагавк» входит в район коррекции. Это слишком близко. Тем более, мы же не знаем цель? — уточнил я и Седов кивнул.
Реальная возможность перехватить есть только на начальном этапе. Первые версии «Томагавков» летели со скоростью 600–700 км/ч. Дальность пуска вполне могла достигать 500 километров и более.
— Нужно визуальное наблюдение за эсминцами и авианосцами. У нас есть корабли, которые этим занимаются круглые сутки, верно?
— Конечно, — ответил мне Граблин.
— При любом пуске ракет с эсминца или взлёте самолёта с палубы авианосца, необходимо немедленно сообщить на «Леонид Брежнев». Первая пара лётчиков уже должна быть в кабинах. Запуск, взлёт — всё по стандарту. А далее мы уходим на предельно-малую высоту и осуществляем перехват ударных самолётов и ракет. Как показала практика, основной удар ракетами наносят самолёты «Интрудер» и «Корсар».
— И сколько же будет длиться операция американцев? Навскидку? — спросил Седов.
Вот же вице-адмирал спросил! Будто я знаю!
— Предположу, что всю ночь, а то и до включения локаторов. То есть, до Судного дня. Либо пока что-то новое не придумают, — уточнил я.
— Что-то ещё? — задал вопрос Седов.
— В готовности должно быть ещё звено Су-27К. Для прикрытия от «Хорнетов».
— Почему именно они? — спросил командир корабля.
— Топлива больше. Дольше провисят в воздухе. Самолёты Сухого сегодня работают именно по системе «Отошёл!».
Бурченко улыбку не сдержал. Даже Граблин повеселел слегка, услышав известную фразу лётчиков ПВО.
— Мне нравится, что у вас хороший настрой. У вас больше нет предложений?
— Есть. Ливийская сторона знает о налёте? — спросил я.
— Наверняка. Наши представители рядом с военным руководством страны и передают всю информацию. Что-то они принимают во внимание, а что-то пропускают мимо ушей, — ответил Бурченко.
— Надеюсь, Андрей Викторович, Каддафи и его генералы понимают, что все «Томагавки», «Хармы» и «Гарпуны» американцев мы перехватить не сможем. Это невозможно и не в наших силах, — подметил Седов и Бурченко согласился с ним.
Осталось мне сказать ещё об одной детали.
— Я не сказал вам, что есть проблема. Без Як-44 полностью контролировать пространство не получится. Это грозит нам неудачей.
Всем было известно, что экипаж на самолёт обнаружения и наведения только один. А чтобы обеспечить постоянный мониторинг, нужно минимум два.
— Второй самолёт есть, а экипажа нет.
Седов посмотрел на Бурченко, и тот, улыбаясь, только развёл руками. Конечно, найти выход из положения можно, но только он влёк за собой нарушение множества документов.
— Ответственность за формирование второго экипажа беру на себя, — сказал вице-адмирал.
Вот это настоящий командующий! Осталось только уговорить Белевского и Тутонина сесть в Як-44. Помниться, допуска у них были. Операторов можно будет разделить по два на экипаж.
— Родин, главное — аккуратно и в рамках международного права. По возможности, — предупредил меня Седов.
Попробуй тут соблюдать все правила.
Закончив с обсуждением, мы вышли с Бурченко из кабинета. Я собирался с ним поговорить о нашем «везении» на стычки с американцами, но Андрей Викторович опередил меня.
— Вас, Родин, как я посмотрю, интересует нечто другое. Я прав?
— Вы проницательны, товарищ Бурченко.
— Профессиональное. Пройдём в более тихое место.
Тихим местом оказалась палуба корабля. Ветер сегодня был совсем не штилевой. Корабль заметно покачивался на волнах, а флаг советского ВМФ практически не развевался на ветру.
— Вас не смущает, что здесь есть охрана? Наш разговор может быть услышан, — спросил я, кивнув на морских пехотинцев, стоящих на постах.
— Сейчас будет смена. Им уже всё равно, что происходит. Если бы диверсанты собирались атаковать, они бы делали это именно под конец смены. И рано утром.
— Логично. Только какова теперь цель нашего пребывания здесь? Мы кто? Испытатели или военные? — спросил я, остановившись рядом со смотровыми окнами рубки руководителя визуальной посадки.
— Странно слышать такой вопрос от вас, — посмеялся Бурченко, проведя рукой по окну, смахнув с него капли воды.
— Ничего странного. Испытания закончились. Вот прям все испытания закончились! Связи у меня с моим начальством нет, чтобы расширить план.
— Значит, вы всё ещё в моём подчинении. Что вас не устраивает?
О, да! Делает вид, будто не вкуривает.
— Мне начать загибать пальцы? С первого вылета за нами следует чья-то тень. Американцы будто знают, когда мы поднимаемся в воздух. И это я не об авиагруппе. Именно мы. В чём дело?
Осталось Андрею Викторовичу только сказать коронную фразу всех чекистов в таких случаях.
— Не понимаю, о чём вы говорите.
— Предсказуемо отвечаете. Давайте не будем выставлять все эти события, как случайность. Случаев достаточно, чтобы признать происходящее закономерностью.
Бурченко глубоко вздохнул и повернулся в сторону вышедшего из-за облаков солнца.
— Думаю, вы уже догадались, что вам противостоит группа со схожими задачами. «Куб» на американский лад.
Не открыл Америку. Пару дней назад мы уже определили наличие в составе авиационного крыла одного из авианосцев специалистов, подобных нам.
— Радует, что вы обо мне и моих товарищах хорошего мнения, — ответил я.
— Теперь серьёзно, Сергей. Эта группа
