Американец - Рожков Григорий Сергеевич
– Вы еще раз доказали нам свою уникальность. Голова на ваших плечах работает так, как надо. – Подполковник встал из-за стола и, отойдя к окну, закурил. – Нам запретили рассказывать вам о прежних путешественниках во времени и отношении к ним в наших государствах… Но вы сами удивительно точно нам раскрыли эту тему. Так что под личную ответственность расскажу вам… Да, до середины тридцатых годов отношения с путешественниками были, эм, тяжелыми. В попытках узнать, кто они, откуда, что знают и почему здесь оказались, сотрудники НКВД и ФБР иногда применяли особые методы допроса и зачастую заходили в этом слишком далеко… Но даже под страшными пытками они молчали, ни звука не издавали!.. – Создается впечатление, что подполковника это тревожит. Неужели его мучают воспоминания? Карпов лично пытал попаданцев?.. – Находясь в заключении, даже без применения мер физического воздействия, все путешественники умирали в промежутке времени от трех дней до двух недель с момента заключения. И ничего с этим никто поделать не мог. Путешественников было много, и всех их старались поймать. Но из-за хаотичности места и времени их появления некоторые оказались незамеченными. Спасибо добрым людям, открывшим нам глаза на простейшее решение проблемы… Некоторые граждане СССР и США приютили у себя беспомощных бродяг. А дальше вы и сами все знаете. Свободная жизнь и развитие восстанавливали дееспособность путешественников. И мы охотно переняли эти методики.
– Поэтому вы меня не трогали, думали, раз я изначально свободен, то и с ходу начну выкладывать полезные данные?
– Да. – Вот теперь мне наша беседа нравится больше: нет недомолвок. Так держать, полковник Дерби!
– Мне, к сожалению, не в чем вас упрекнуть по поводу отношения к путешественникам во времени. Все логично. Спецслужбы должны заниматься такой работой, и ее кровавая часть с негуманными методами – страшная неизбежность… Хорошо, что в конечном итоге у вас появилась хоть какая-то гуманная система взаимоотношений с нашей братией. Это радует. Но теперь у меня есть новые вопросы. Вам известно, по какой причине в этом мире появляется большое количество людей из других миров и времен? Почему вы предположительно знали время и место моего появления, но указываете, что из-за хаотичности появления прежних путешественников упускали некоторых из них?..
– На эти вопросы мы вам ответить не можем, товарищ Пауэлл. Это секретная информация, в которой вы совершенно не нуждаетесь. – Дерби, до этого момента ведший себя спокойно, очень резко, можно сказать, грубо пресек мой интерес к этой теме.
– Хорошо, это секретная информация. Я хоть и являюсь участником этих дел, но все же остаюсь посторонним лицом. – Идем на попятную, нечего гневить товарищей. – Тогда у меня остается главный вопрос. Какова моя дальнейшая судьба?
– Это вам решать, Пауэлл. Вы же сами поняли, что наши попытки как-либо влиять на свободу путешественников не приводят ни к чему хорошему. Поэтому вы полностью свободны в выборе. Мы, конечно, продолжим наблюдение за вами, но мешать не станем, даже поможем достичь избранной цели. Ну и, как само собой разумеющееся… – короткая заминка, обычно предвещающая «темную» сторону всех плюсов. – Существуют варианты развития событий, когда мы вмешаемся в ваши действия. Например, мы не позволим вам перейти на сторону врагов, распространять информацию о вашем иновременном происхождении и о существовании специальных отделов НКВД и ОСС, занимающихся вопросами путешественников во времени и пространстве, безнаказанно совершать преступления и так далее. Вы же понимаете, что, как бы вы ни были ценны, допустить такое мы не имеем права… – вкрадчиво объяснил Дерби.
– Понимаю… То есть если я сейчас захочу пойти работать на завод, вы мне обеспечите наилучшие место и условия работы? – Есть у меня некоторое желание, думаю, им понравится…
– Верно. – Карпов приготовил лист бумаги и карандаш, чтобы сделать записи моих пожеланий.
– Я хочу остаться на своей должности командира взвода в батальоне рейнджеров.
Моя просьба вызвала неожиданную реакцию. Полковник Дерби облегченно вздохнул и переглянулся с Уайтом. Э-э-э, конспираторы, у вас точно есть какие-то планы на меня, и вас полностью устраивает такой расклад!
– Хорошо… Это непростое решение, но мы согласны дать вам возможность продолжить службу в рядах рейнджеров, первый лейтенант Майкл Пауэлл. – На последних словах полковник Дерби сделал особое ударение.
– Простите, но есть еще одна проблема… Я ведь русский, и мое настоящее имя Арсентьев Артур Сергеевич… – Лица собеседников прямо-таки засияли. Так я и думал! За все время моего пребывания в этом мире меня НИКТО так и не спросил о моем происхождении. Ни о якобы моем американском происхождении, ни сейчас об иновременном. И когда я сам начал раскрывать подробности о себе, Высокая Коллегия прямо загорелась от счастья. – А здесь, в этом мире, я Майкл Пауэлл. То есть не кто-то меня им сделал, а я сам избрал себе прикрытие, забрав документы у погибшего настоящего Пауэлла. Сейчас это прикрытие рассыпалось. То есть, по идее, в этом мире я – никто. Нет гражданства, нет паспорта, нет никаких бумаг о моем прошлом. Можно, конечно, оставить все на своих местах и продолжить считать меня Пауэллом, но мне кажется, такой вариант устроит не всех. Ведь так я останусь под контролем одной стороны. – Киваю на Дерби и намекаю на США. Карпов удовлетворенно хмыкнул. Песочку в буксы подсыпали. Продолжим. – Но я ведь русский человек и родился в СССР… – Скромно умалчиваю, что я «заскочил в последний вагон», успев родиться в год, когда СССР доживал свои последние месяцы.
– А в каком году вы родились, Артур? – Подполковник судорожно стенографирует на листок все, что я сейчас произносил. – Можете сказать? Если не захотите, никто не станет требовать от вас ответа.
– Могу, товарищ подполковник. Я родился 4 января 1991 года в городе Абай Карагандинской области…
Еще четыре часа два офицера, как проштрафившиеся студенты, пропустившие лекции по важному предмету, записывали каждое мое слово. Было понятно, что прежние попаданцы мало рассказывали о себе и своем мире, если вообще рассказывали. Поэтому я принял решение расширить границы взаимного доверия ко мне путем излития биографии. Но в процессе рассказа довольно часто пришлось сталкиваться с проблемой блокировки знаний. Общие вещи шли без проблем, а как только затрагивались точности, голова начинала дико болеть, и приходилось возвращаться к общим словам. Например, упомянув Байконур, вскользь коснулся ракетной темы. Карпов тут же попросил раскрыть ее поподробнее. Только вот даже открыть рта в этом направлении мне не удалось – опять все поплыло перед глазами, и голова отказалась варить. В конечном итоге Уайт, взволновавшийся резким перепадом моего состояния из бодрого в болезненно-унылое, категорично потребовал прекратить беседу и срочно отправил меня отдыхать. Перед самым уходом я попросил у Дерби сделать мне небольшую брошюрку с кратким экскурсом по важным событиям в истории этого мира с 1900 до 1941 года. Блин, а я ведь так и не понял, будет у меня здесь гражданство или нет?..
Глава 10
Свобода
Следующий день начался с легкого разочарования. Гражданства у меня пока не будет…
– Артур… эм… – собеседник на миг замялся, – Майкл, практики признания путешественника во времени и пространстве гражданином СССР или США не было… Да и ситуация с вами очень неоднозначная. Вы с самого начала в нашем мире скрывались под маской американского офицера. – Товарищ подполковник, как же вы легко отбрасываете тот факт, что меня «пасли» с этого самого начала. – И вчера вы сказали, что являетесь на самом деле русским человеком и родились в Советском Союзе…
Карпову по окончании нашей вчерашней беседы я еще кое-что сказал, когда мы вдвоем вышли в коридор. Открыл правду о том, что там, в моем мире, СССР больше не существует. При Дерби я не касался большой политики и изменений на карте. Старался рассказывать о себе и своей жизни, об учебе, о личных интересах и не блокированных в мозгу мелочах моего мира. Обо всем, но не о государстве. Слишком эта тема была опасной. Каким бы крепким ни был Союз ССР и США здесь, никто не застраховал этот мир от краха, подобного нашему. И Штаты в нашем развале принимали участие не в последних рядах… Подполковник, услышав от меня страшные слова об исчезновении государства, в котором он живет, заметно побледнел и, прошипев сквозь зубы требование ни за что и никому больше не рассказывать эту страшную тайну, ушел. Сегодня же подпол весел и бодр, словно ничего не было.
