Эпоха перемен - Сергей Котов
Постепенно разговор разбился на отдельные группки, и мы с Лёхой оказались рядом с автором «Лабиринта». Лёха, пользуясь случаем, достал книжку из пакета и протянул её писателю.
— А можно мне тоже подписать? — попросил он. — Я Алексей Зимин если что…
— О… — писатель повертел книжку в руках, явно оценивая её состояние. — Ничего себе. Ведь только в этом году издана!
— Уже много народу прочитало… — извиняющимся тоном сказал Лёха.
— Да не, я наоборот — здорово же! — улыбнулся автор.
— Разговор сегодня интересный вышел, — заметил я.
— Да, тут обычно так, — кивнул он, оценивающе оглядев меня. — Новенькие? Первый раз тут?
— Ага, — улыбнулся я. — Понравилось очень! Будем ещё ходить.
— Это хорошо… — он сделал большой глоток из пластикового стаканчика с пивом, который стоял возле него на столе. — Полезно иногда размяться!
— Да, это круто — что можно с автором поговорить напрямую, — сказал Лёха. — Раньше-то и думать об этом как-то странно было, а в наше время всё так быстро меняется.
— Главное, чтобы перемены были к лучшему, — писатель подмигнул нам и сделал ещё один глоток.
Было в его выражении лица что-то такое, располагающее к себе. Поэтому я решился.
— Интересно, вы когда-нибудь писали книгу с намерением что-то изменить вокруг? Я имею ввиду, что-то глобальное? И обязательно к лучшему? — Спросил я, почему-то смущаясь.
— Понимаете, — вздохнул писатель. — Библия за две тысячи лет не смогла кардинально изменить мир. Что уж говорить о простом писателе-фантасте? Я вообще думаю, что, когда человек садится писать с такими глобальными планами — он себя заранее обрекает на неудачу.
— Значит, не стоит и пытаться? — Насторожился я.
— Ну, пытаться-то всегда стоит, — автор пожал плечами. — Где-то в голове держать такую мечту или сверхзадачу… просто понимать, что в реальности вряд ли что-то глобальное получится. Но понемногу книги все-таки мир меняли. Сами пробуете писать? — вдруг спросил он.
— Нет… наверное, нет… — от неожиданности забормотал я, смущаясь ещё сильнее, будто меня поймали за чем-то неприличным. — Честно: мне кажется, что это дико тяжело, и я не уверен, что получится. Должна быть сильная мотивация. По правде говоря, не представляю, что может заставить человека потратить столько времени своей жизни, придумывая и записывая истории. Нет, сейчас-то понятно: вас уже издают и будут издавать. А раньше? Что, если вы написали целую книгу — а она оказалась никому не нужна? Или ещё хуже: вы написали книгу. Прославились. Заработали кучу денег. А потом вдруг поняли, что ваша книга меняет жизнь других к худшему. Заставляет поверить в несуществующие фантазии, разочароваться в этом мире… может, даже принять фатальное решение?
Я мысленно последними словами ругал себя за то, что не подготовился заранее: мои вопросы звучали неловко. И зачем я про деньги вставил? Ещё подумает, что я какой-то сумасшедший завистник, который притворяется фанатом…
— Наверняка и такое бывает, — спокойно ответил писатель. — Не знаю. Если так думать, то надо ничего не писать. Ничего не говорить. Сидеть дома и не выходить. А лучше вообще не рождаться. Такой, знаете, буддизм доведенный до абсурда… — он сделал паузу и с любопытством поглядел мне в глаза, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Вот скажите, вы ведь в жизни делали какие-то ошибки, кому-то причиняли зло, пусть даже случайно? Иначе ведь не бывает! Так что из-за этого не жить? Если бы вам был дан выбор, заранее, родиться и, возможно, сотворить зло или родиться и попробовать сделать добро — вы бы что выбрали? Кстати, был такой рассказ у Акутагавы Рюноске, в переводе Аркадия Стругацкого, если не ошибаюсь… там у младенцев перед рождением спрашивали, хотят или нет рождаться…
Автор выжидающе смотрел на меня.
— Я бы родился, — сказал я, пожимая плечами и стараясь улыбнуться. — Да, кажется, Пелевин устами одного из героев написал на эту тему: «жизнь ой… Но да!»
Вот зачем я это ляпнул? Я прослушал ту книжку в машине, коллега по работе сбросила ссылку и меня неожиданно заинтересовали рассуждения по современному искусству… а вот в каком году она была написана? Блин, там, кажется, про смартфоны было! Что, если он обратит внимание и сейчас начнёт допытываться, что это за книжка и кто такой этот Пелевин?..
— Книга всегда кому-то нужна, — улыбаясь, продолжал писатель. — Хотя бы автору. Я начал писать, потому что хотел прочитать книжку, которая бы мне во всем понравилась. Такой не было, и я начал придумывать свои. И опять же — любая книга, если ее писать искренне, кому-то понравится.
— Понимаю… — кивнул я. В глазах писателя было доброжелательное любопытство. Он явно изучал меня. А я вдруг подумал, что, если и дальше буду беспокоиться о том, как выгляжу со стороны, то так и не спрошу о том, что меня на самом деле беспокоит. — А скажите, вы бы хотели знать будущее? Ну, хотя бы на пару десятков лет вперёд?
— А вот про это фантасты часто писали. Ну, дату смерти точно не хотел бы знать! После этого трудно жить. А что-то другое… ну да, конечно. Было бы полезно быть готовым к каким-то событиям. Знать бы заранее, что СССР развалится, к примеру…
— Вы бы попытались предотвратить это?
— А вот тут всё зависит от того, можно ли изменить будущее. Абсолютно оно или относительно. Если всё предопределено, как запись на пластинке, и мы лишь звукосниматель, который скользит по канавке, повторяя ее изгибы — то знать будущее страшно и бесполезно… — он провёл пальцем по столу, будто изображая иглу. Потом сделал ещё один глоток пива и продолжил: — Но если мы не звукосниматель, а резец, который может делать новую звуковую дорожку? Впрочем, и звукосниматель тоже оставляет свой след с каждым проходом… что-то меняет. Попробовать бы точно попробовал.
Он улыбнулся и кивнул мне, словно подбадривая.
— А если, допустим, во время этих попыток вы понимаете, что
