Один шанс из тысячи [СИ] - Владимир Анатольевич Тимофеев
Щёку через минуту раздуло, аж глаз заплыл. Вот ведь… угораздило дурака.
Раньше меня тоже, бывало, осы и пчелы кусали, но эффект от укуса был меньше. Словом, или эти пчёлы «неправильные», или вообще — шершни какие-нибудь. С такими соседствовать — лучше сразу пойти утопиться, быстрее отмучаешься.
Я топиться не стал. Минут за двадцать соорудил парочку дымовух и попёрся искать гнездилище полосатых. Мочить надо этот допотопный «билайн», пока они не расплодились по всему «пузырю».
Лиза, как я её ни гнал, увязалась следом. Сказала: «Они меня не укусят, у дедушки пасека была в Бронницах, надо просто маской закрыться».
Маску она, действительно, сделала. И не только себе, но и мне. Прикрепила к бейсболкам ветки и накрыла их антимоскитной сеткой (как знал, что понадобится — положил в УАЗик целый рулон). Конечно, шапочки получились непрочные, одноразовые, но нам больше и не надо.
Я не ошибся. Пчела оказалась не одиночкой, случайно попавшей под сдвиг, у них там был целый рой.
Кубло отыскали за рощей, на восточном участке, прямо возле границы.
Из земли торчал здоровенный пень.
Ну, как пень? Скорее, обломок крупного дерева, когда-то упавшего из-за грозы, урагана или просто «от старости». Высота около четырех метров. Жужжащие насекомые роились возле вершины. Нескольких удалось поймать рыболовным сачком — его я тоже прихватил в «экспедицию» по принципу «авось пригодится». Пригодилось, однако. Только не для рыбалки.
После тщательного осмотра отловленных и умерщвленных «с особой жестокостью» экземпляров выяснилось: всё-таки пчёлы. Сам я в энтомологии не силён, но Лиза, как «опытный пчеловод», безапелляционно заявила: «Они».
Немного подумав, приняли важное и, не побоюсь сказать, судьбоносное решение.
Уничтожать этих злобных жужжалок не будем, а будем использовать. По крайней мере, попробуем.
На подготовку ушёл целый день. Мастерили более прочные маски, окуриватели, ёмкости и приспособления для сбора продукта. Какого? Мёда, естественно. Другого от пчёл ожидать смысла нет. Хотя, есть ещё такая штука, как воск, но он у нас пойдёт просто довеском к главному «блюду».
Информации о медоносных перепончатокрылых в ноуте практическти не было. Упустил я как-то этот момент, когда готовился к «броску в прошлое». Оно и немудрено. Всё учесть невозможно, а вопрос о маленьких роящихся труженниках ульев и бортей, если и был в списке необходимых для выживания сведений, то где-то в самом низу.
Вот почему, спрашивается, они до сих пор не в спячке? Ведь, если мне память не изменяет, урожай с ульев собирают, как правило, в августе-сентябре, а после пчелы почти не летают, становятся вялыми и готовятся к холодам. Здесь же, наоборот — носятся как угорелые и даже не думают, что пора бы на боковую. Единственное разумное объяснение — климат здесь мягкий, зимы как таковой не бывает, поэтому и роиться эти насекомые могут по два-три раза в году. Ну а мы, соответственно, можем столько же раз их грабить или, как говорят всякие умники, облагать сладким налогом. Ибо — делиться надо. А иначе — медведь придёт, всё заберёт. Он в тайге прокурор…
На медосбор двинулись следующим утром. Экипировались по полной. Одежда закрытая, на головах маски, на руках плотные, как у сварщиков, краги-перчатки, штанины заправлены в сапоги. С собой — небольшая стремянка, пара окуривателей, дымовое «зелье», баклажки, ножи, аккумуляторная дрель, топорик, набор инструментов, ну и еще кое-что по мелочи. Короче, на дело шли, словно в райцентр на заработки.
Дупло, куда залетали пчёлы, располагалось метрах в трех над землей. Чтобы туда забраться, как раз и понадобилась стремянка. Дыма в дупло я напыхал столько, что идлибские «белые каски» померли бы от зависти.
Обитателям борти мои действия не понравились. Из «лотка» они вылетали пачками, освобождая тем самым пространство для планового грабежа.В само дупло я, естественно, не полез — во-первых, узко, а во-вторых, глупо и не черта не видно. Вместо этого спустился чуть ниже и высверлил в коре десятка полтора дырок, обозначив контур проёма, откуда собирался изымать сладкий натюр-продукт.
Завершив перфорацию, взялся за нож и топорик. Провозился с ними минут пятнадцать. Лиза ходила вокруг и окуривала меня, пень и пчёл едким пахучим дымом. По-моему, ей такое занятие нравилось. Я же всё это время представлял себя британским солдатом на Ипре, впервые попавшим под газовую атаку противника. Глаза слезились, горло саднило, но — взялся за работу, надо доделывать. «Люк» внутрь борти получился более-менее ровным, со скошенными краями. Последнее — чтобы, когда я его обратно поставлю, не вывалился.
Соты в борти напоминали колбаски, подвешенные вертикальтно. Пчел, несмотря на окуривание, внутри оказалось чуть больше, чем дофига. Разозлённые проникновением в святая святых, они бросались на непрошенного гостя со всей своей пролетарской ненавистью. Я лениво отмахивался и, как заправский буржуй, уверенно присваивал чужой труд — выковыривал деревянной лопаткой соты, смахивал с них насекомых и бросал добычу в баклажки.
Полного беспредела решили не допускать — забрали примерно треть имеющегося в борти запаса, две трети оставили ограбленным пчелкам. Не такой уж большой налог получился, если, конечно, сравнивать с теми, какими обкладывают бизнес и граждан все без исключения 'цивилизованные’государства.
«Люк» я установил обратно в проём и зафиксировал несколькими деревяными защелками на длинных шурупах.
